А. И. ВЕРЕИТИНОВ

ТРИ

КОНВЕРТА

2024

Сюжет этой повести разворачивается в вымышленном мире

и не имеет никакого отношения к реальным историческим событиям,

хотя и вдохновлён эстетикой эпохи рубежа XIX-XX веков.

I

Бронепалубный крейсер Княгиня Хельга должен встретиться с угольщиком Станислаус для бункеровки. Рандеву назначено на определённый день в конкретной точке океана. Двумя сутками ранее Хельга, совершая рейд против торговых судов противника, натыкается на вражескую эскадру, которая немедленно открывает огонь. Силы не равны, и рейдеру, отстреливаясь, приходится на полных парах спасаться бегством. Ночью, благодаря преимуществу в скорости и наступившей темноте, удаётся, наконец, оторваться от преследования. Крейсер получил лишь пару попаданий, которые не нанесли существенных повреждений, однако во время погони был израсходован почти весь запас угля. Теперь судно не сможет ни продолжить рейдерство, ни вернуться на базу, если не встретится со Станислаусом.

Глубокой ночью в плохую погоду Княгиня Хельга достигает координат места встречи, которая назначена на утро следующего дня. С рассветом обнаруживается, что на севере, примерно в десяти милях от этого места находится неотмеченный на карте остров. Угольщика не видно. Погода всё время пасмурная, и нет возможности провести обсервацию, чтобы уточнить своё местоположение. Однако по расчётам всё должно быть верно. Этот район океана достаточно хорошо изучен, и появление неизвестного острова всех сильно озадачивает. Капитан решает подойти чуть ближе и приказывает спустить на воду паровой катер с целью проведения разведки.

По возвращении команда катера сообщает, что угольщик с северной стороны острова сидит на мели без якорей, с выставленным за борт трапом и в очень плохом состоянии. Он выглядит так, будто находится там уже не один год. Краска облезла, а борта сильно поржавели. Хельга огибает остров, и тридцать человек с оружием, во главе со старшим офицером, отправляются на шлюпках к Станислаусу.

Поднявшись на борт, они обнаруживают, что трюмы угольщика пусты. В радиорубке находят вахтенный журнал и несколько записок, из которых следует, что Станислаус с грузом угля для крейсера этой же штормовой ночью, как и Хельга, подошёл к точке рандеву и налетел в темноте на мель неизвестного острова.

Дальнейшие записи становятся очень странными. В них с указанием дат и точного времени описано, как на протяжении нескольких дней команда пыталась сняться с мели, как шлюпками вывезли на берег весь уголь, чтобы разгрузить судно, и даже избавились от якорей в надежде облегчить носовую часть. Но Станислаус так крепко засел на мели, что всё было напрасно. Очень сильно нервировала команду абсолютная тишина в радиоэфире. Не было слышно совершенно ничего, кроме помех. Через месяц капитан всё-таки решил прекратить использование шифра и приказал начать передавать международный сигнал бедствия. Положение становилось безвыходным, и в такой ситуации даже вероятность появления судна противника и последующего за этим пленения или интернирования казалась не такой уж плохой перспективой.

На острове оказалась пресная вода, а провизии должно было хватить ещё на месяц. Но в это время весь экипаж начал страдать от различных галлюцинаций. А через какое-то время по одному начали исчезать люди. Решив, что виной всему специфические вибрации сидящего на мели корпуса, которые создают у команды приступы помешательства, капитан приказал окончательно оставить судно, перейдя на берег. Посменно продолжили нести вахту на борту только несколько механиков, кочегаров и два радиста, чтобы поддерживать работу радиотелеграфа и динамо-машины для его питания. Но по-прежнему сигнал бедствия улетал в эфир, а в ответ было слышно только помехи. После окончательного переселения на берег исчезновения не прекратились. В конце концов, из пятидесяти с лишним человек в лагере осталось только около двадцати. Когда пропал один радист, а вскоре за ним и другой, некому стало обслуживать радиотелеграф. Вахту на судне нести перестали. Все ушли на берег, оставив на всякий случай копию вахтенного журнала в радиорубке.

И записи, и сам вид судна свидетельствуют о том, что оно, действительно, очень давно уже находится в таком состоянии. Но этого совершенно не может быть. В найденных документах сказано, что погода ни разу не менялась за всё описанное время, и команде из-за облаков так и не удалось уточнить свои координаты ни по солнцу, ни по звёздам.

На офицерском совете в кают-компании все единодушно соглашаются, что, вне зависимости от того, что же всё-таки произошло с угольщиком, единственная возможность вернуться в базу заключается в пополнении запасов угля, который команда Станислауса выгрузила на берег. Продолжать рейдерство, учитывая присутствие в данном районе эскадры противника, признано нецелесообразным.

Объявляется аврал. Все плавсредства направлены к берегу. Уголь лежит совсем недалеко от полосы прибоя под кронами необычных причудливо изогнутых деревьев. Пока большая часть экипажа занята его перевозкой, вооружённый отряд в количестве двадцати человек под командой старшего офицера уходит вглубь острова в поисках членов команды Станислауса с приказом возвращаться до наступления темноты вне зависимости от результатов. Один из паровых катеров обходит вокруг острова, и младший штурманский офицер наносит на карту его очертания. К вечеру половина угля перевезена на Хельгу. Крейсер готов к отплытию. Но поисковая партия так и не вернулась.

Двадцати семи летний младший судовой механик, подпоручик Юрий Олегович Ленц курит стоя на палубе и глядя на силуэт загадочного острова. Он вспоминает события пятилетней давности. В тот год Империя по союзным договорам оказалась вовлечена в затяжную войну на другом конце света с целью получения торговых преференций.

Будучи студентом на кафедре паровых механизмов механического факультета в университете путей сообщения, Юрий никогда не интересовался ни армией, ни политикой. Каково же было удивление всей семьи, граничащее с ужасом, когда хорошей должности на предприятии своего родного дяди он предпочёл военную службу и сразу же по окончании обучения без какого-либо объяснения причин записался в солдаты и ушёл добровольцем на войну.

Двойной удар склянок отвлекает подпоручика от воспоминаний. Девять часов вечера. Опускается темнота. Капитан решает оставить на берегу один баркас и разжечь там костры в качестве сигнала для не вернувшейся до сих пор поисковой группы. Вахтенным на мостике приказано всю ночь следить не только за горизонтом, но и за этими кострами. Юрий выбрасывает окурок в океан и уходит спать. Его сосед по каюте, младший механик подпоручик Бельцов тоже готовится ко сну. Завидев Юрия, он начинает разговор:

Что думаешь?

А ты?

Не нравится мне, что мы здесь задерживаемся. Это же не дружественный порт. Кругом открытый океан, а где-то совсем неподалёку могут быть те господа, от которых мы насилу отвязались. Какая-то чертовщина с угольщиком, а капитан, как ни в чём не бывало, приказывает жечь костры и стоять на якоре до рассвета. Что-то на него это совсем не похоже.

Ты считаешь, стоило бы уходить, не дожидаясь старпома? Они ведь старые товарищи. Ничего удивительного, что командир, не хочет бросать друга на произвол судьбы. Хельга стоит под парами, машины, сам знаешь, в полном порядке. Если только станут видны дымы, опять дадим дёру.

Умывшись и раздевшись до исподнего, Юрий ложится на свою койку и закрывает глаза. Бельцов ворчит:

Меня удивляет твоё спокойствие. Неужели тебе не хочется убраться отсюда побыстрей? Мне этот остров совсем доверия не внушает. И, я думаю, всем остальным тоже.

Приказ есть приказ. Может быть, завтра Рихтер вернётся, и пойдём мы домой. А пока нечего рассуждать.

Это если за ночь ничего не случится.

Бельцов говорит что-то ещё, но Юрий уже проваливается в сон и слышит только обрывки фраз. Затем и они стихают.

Ему снится солнечный летний день. Молодая женщина в ситцевом платье и соломенной шляпке с лентой улыбается и идёт навстречу ему. Юрий видит её лицо совсем рядом со своим и чувствует запах её волос.

Вдруг к этому примешивается запах табака и пота, через мгновение он заполняет собой всё. Лицо женщины, искажаясь, тонет в дыму. Юрия трясёт за плечо вахтенный матрос. Шесть часов утра. Подъём.

За завтраком в кают-компании подвахтенный офицер сообщает остальным, что, судя по всему, командир ночью так и не ложился спать. Перед рассветом он поднимался на мостик и интересовался, как идут дела, а потом снова ушёл к себе.

Скоро выясняется, что капитан, действительно, всю ночь не спал. Он изучал записи, найденные в радиорубке Станислауса, рассматривал карты и размышлял, что делать дальше. После завтрака, взволнованный и, в то же время, задумчивый, он собирает офицеров и озвучивает им свой план, заключающийся в следующем:

Основная часть экипажа должна продолжать грузить на Княгиню Хельгу оставшийся уголь, а новый отряд в составе сорока человек займётся поисками пропавшей группы. В распоряжение поисковой партии, руководить которой должен старший минный офицер капитан-лейтенант Рымин, передаются оба имеющихся на крейсере паровых катера. Команда каждого из них должна состоять из рулевого, кочегара и сигнальщика, а командирами назначаются младшие судовые механики Ленц и Бельцов. Для начала следует снова обойти вокруг острова, осмотреть побережье, а затем приступить к высадке. Катера должны постоянно дежурить недалеко от берега, чтобы держать связь с крейсером, и быть готовыми в случае необходимости прийти на выручку поисковой группе. Десанту приказано использовать любые средства для того, чтобы, в первую очередь, самим не потеряться, например, оставлять зарубки на деревьях и устраивать постоянные переклички. Помимо огнестрельного оружия, отряд должен быть снабжён тесаками, электрическими фонарями и керосиновыми лампами. Капитан-лейтенанту и старшим матросам будут выданы компасы, ракетницы и свистки. Также они будут и на катерах. С собой нужно иметь запас провизии на несколько дней. Любые фрукты, ягоды и пресную воду, найденные на острове, употреблять строго запрещено. Участвующие в операции офицеры должны документировать всё происходящее с указанием точного времени, делая заметки в своих блокнотах.

Капитан также делится сведениями об острове, почерпнутыми из записей, найденных на Станислаусе. Согласно им, команда угольщика так же, как и команда крейсера ходила вокруг острова на шлюпках, нанося на карту очертания побережья. Их наблюдения приблизительно совпадают со вчерашним рапортом младшего штурманского офицера.

Остров по форме близок к окружности и имеет диаметр около пяти вёрст. Высшая его точка, согласно замерам с воды, находится приблизительно в двухстах саженях над уровнем моря и является центром этой условной окружности. Склоны, насколько можно судить, глядя через бинокль, внешне напоминают собой лесотундру, что в действительности не так, ведь остров расположен в субтропиках. Открытые участки, поросшие желтоватым мхом, чередуются с полосами леса, опоясывающими остров наподобие колец, первое из которых начинается практически сразу же за полосой прибоя, оставляя только узкий грязно-серый песчаный пляж. Однако породы деревьев определить не удаётся. Высотой они не более трёх саженей, с искривлёнными стволами и густыми переплетающимися ветвями. Кора гладкая, практически чёрного цвета. Листья тёмно-лиловые, миндалевидные, на ощупь напоминают каучук.

На расстоянии около полутора вёрст в западном направлении от места, где сложен уголь, в море выдаётся небольшой мыс. Сообщается, что за ним команда Станислауса нашла, немного зайдя вглубь зарослей, хорошее место для лагеря. Когда судно было оставлено, все перебрались туда. Ознакомившись со всеми записями, именно за этот мыс старший офицер повёл вчера свою группу. И там же сегодня должна быть осуществлена высадка.

Завершив собрание, капитан просит задержаться Рымина, Ленца и Бельцова. Когда они остаются вчетвером, он говорит:

Господа, хоть, по сути дела, это спасательная операция, вам стоит относиться к ней скорее как к научной экспедиции. Оценивайте ситуацию трезво. Геройствовать не стоит. В случае серьёзной опасности, лучше возвращайтесь. Вне всякого сомнения, мы имеем дело с чем-то доселе неизвестным и очень необычным. Однако вы должны понимать, что все эти исчезновения могут происходить по причине самых банальных, но от этого не менее опасных явлений. Таких, например, как зыбучие пески или нападения диких зверей. Одним словом, будьте внимательны и предельно осторожны. И вот ещё что Капитан вдруг запинается, как бы решаясь на что-то, и вновь продолжает. Возможно, это не имеет прямого отношения к вашему заданию, но я всё же считаю, что вам нужно знать. Здесь, Он открывает лежащий на столе вахтенный журнал Станислауса, около последней записи, где говорится, что они окончательно оставляют судно, есть ещё одно сообщение. Вот, тут написано: Сложно объяснить, но я почему-то начинаю думать, что нам всем суждено было здесь оказаться не просто так.

Офицеры переглядываются.

И как это понимать? Спрашивает Рымин.

Честно говоря, отвечает капитан, не имею ни малейшего представления. Я несколько раз перечитал всё, что было найдено там, в радиорубке, но не нашёл никаких подсказок. Возможно, конечно, запись оставлена человеком, у которого от отчаяния начала страдать психика. Но что-то мне подсказывает, что не всё так просто. Одно могу сказать точно: вы должны быть готовы к чему угодно.

Пока готовится десант, выясняется, что один из матросов, молодой дальномерщик, ночью пропал. Одеваясь, он случайно разбудил соседа по койке, а на вопрос Куда собрался? буркнул, что ему очень нужно кое с кем поговорить, и вышел из кубрика. Больше дальномерщика никто не видел. Убедившись, что нигде на судне его нет, капитан приказывает записать в вахтенный журнал, что он выпал за борт.

Через час катера уже идут в сторону острова. Юрий, держась за леер, смотрит на приближающийся угольщик. Он спрашивает Рымина:

Как думаете, сколько он всё-таки просидел на мели? Вид у него, и правда, так себе.

Капитан-лейтенант пожимает плечами:

Сильный шторм может поломать выброшенное на берег судно пополам за пару суток и содрать почти всю краску с наветренной стороны. Так что сложно сказать.

Не доходя до берега саженей тридцать, катера поворачивают влево и начинают малым ходом двигаться вдоль полосы прибоя, чтобы, обогнув остров, подойти к мысу с юго-запада. Все пристально всматриваются вглубь берега, но никаких следов пребывания людей не видно. Матросы с угрюмым видом сидят на палубе. Хоть никто и не выказывает недовольства, видно, что им совсем не хочется участвовать в этом мероприятии. Желая немного разрядить обстановку, Юрий шутливо обращается к ним:

А что, мужики, нет тут среди вас садоводов или лесников?

Все молчат, отзывается только один старшина:

А это вам, господин подпоручик, зачем?

Думал, вдруг кто-то знает, что за деревья такие странные.

Нет, это не по нашей части.

Юрий говорит Рымину:

После высадки спросите у остальных. Он кивает головой в сторону идущего за ними второго катера. Чем чёрт не шутит. Может, кто-то ходил когда-нибудь в этих водах и видел уже их. А мы зря голову ломаем.

Очень сомневаюсь. Мне кажется, тут смог бы помочь только настоящий дендролог.

Так, обмениваясь редкими замечаниями, они огибают остров и оказываются около мыса. С этого места хорошо видно на северо-востоке Княгиню Хельгу и шлюпки, которые снуют туда-сюда мимо Станислауса, перевозя с берега уголь. Сигнальщик с катера, которым командует Юрий, семафорной азбукой сообщает на крейсер, что ничего пока не обнаружено, и они приступают к высадке. С Хельги сигнальным прожектором дают добро. Подходят ближе к полосе прибоя. Теперь Хельга скрыта от них за мысом. Десант спрыгивает в воду и, держа над головой винтовки, бредёт к берегу. Выйдя на пляж, люди группируются, о чём-то договариваются и во главе с капитан-лейтенантом двумя цепочками на расстоянии около двух саженей друг от друга уходят в заросли. По заранее утверждённому плану катер Юрия становится на якорь в пятидесяти саженях от берега, а Бельцов отходит ещё примерно на один кабельтов от него и занимает такую позицию, чтобы находиться в зоне видимости Хельги и иметь с ней связь. Сигнальщик Бельцова рапортует на крейсер, что высадка прошла успешно. Десять часов утра. Начинается ожидание.

Идёт время. Катер слегка покачивается на волнах и медленно разворачивается носом в сторону океана. Приказав команде следить за берегом, Юрий переходит на нос и садится, прислонившись спиной к кожуху машинного отделения. Он смотрит в бинокль на катер Бельцова. Там команда играет в кости, а сам подпоручик, делая вид, что не замечает этого, смазывает установленную на носу картечницу. Юрий ругается себе под нос. Азартные игры строго запрещены во флоте. За них положен карцер. Однако Бельцов, хоть и исполнительный офицер, но при этом очень мягкий и слабохарактерный человек, о чём известно матросам. Кто-то из них, узнав, что окажется под его командой, и, будучи уверенным, что наказания не последует, взял с собой игральный набор, который до этого прятал где-то на корабле.

Подумав об этом, Юрий решает оглянуться на свою команду и видит, что рулевой пьёт что-то из фляги и кривится. Юрий встаёт, идёт на корму. Увидев приближающегося командира, матрос быстро отдаёт флягу сигнальщику, а тот прячет её в карман.

Что во фляге? строго, но спокойно спрашивает Юрий.

Вода, господин подпоручик.

Дай-ка мне её!

Сигнальщик медлит. Юрий повышает голос:

Быстро!

Матрос нехотя отдаёт флягу. Юрий открывает её и нюхает. В нос ударяет резкий запах спирта.

Сильно же ты воду разбавил. Это чтоб не протухла?

Команда сидит, потупив взгляд. Юрий закручивает пробку, прячет флягу во внутренний карман кителя и говорит, обращаясь ко всем сразу:

Значит так! На своей вахте я бардака не потерплю. Водку пока что изымаю. Если больше глупостей не будет, рапорт писать не стану и, как вернёмся на крейсер, верну. А пока я за вас отвечаю, чтобы никаких фокусов! Понятно?

Так точно! отвечают матросы и угрюмо кивают.

Вот и хорошо!

Юрий возвращается обратно на нос, снова садится, прислонившись к машинному кожуху, подкуривает и начинает смотреть куда-то вдаль, мимо катера Бельцова. Мыслями он далеко отсюда. Ему всё вспоминается сегодняшний сон: лето и женщина в соломенной шляпке с лентой. Под пасмурным небом на свинцовой воде ему грезится жаркое солнце и запах трав. Кажется даже, что лучи опекают лицо и слепят его. Но это сигарета догорела почти до самых губ, а глаза режет дым. Юрий выбрасывает окурок за борт. Поморгав и утерев выступившие от дыма слёзы, он снова смотрит на воду и замечает что-то странное. Какой-то небольшой белый объект покачивается на волнах саженях в сорока от катера. Юрий смотрит в бинокль, но никак не может понять, что это такое. Он встаёт и снова пристально смотрит на белое пятно. Юрий решает, что, скорее всего, это мёртвая чайка. Но помня наказ капитана документировать абсолютно всё происходящее, он достаёт из кармана часы, смотрит время, делает запись в блокноте и приказывает сигнальщику сообщить Бельцову, что собирается выловить из воды неопознанный объект. Глядя друг на друга в бинокли, офицеры обмениваются жестами. Бельцов показывает, что понял. Самым малым ходом приближаются к белому пятну. Юрий, стоя на носу, подцепляет его багром и осторожно поднимает над водой. На мгновение оцепенев, он стряхивает с крюка на палубу катера женскую соломенную шляпку с лентой.

II

Шесть лет назад. Лето. Южный приморский городок.

На местный вокзал рано утром прибывает поезд с севера.

Из вагона на перрон выходит молодой человек в студенческой тёмно-синей тужурке и мятой фуражке с кокардой министерства путей сообщения на околыше. В руке у него небольшой чемодан. Это Юрий. Он идёт на привокзальную площадь, покупает в газетном киоске путеводитель и, закурив сигарету, какое-то время изучает его, периодически посматривая по сторонам, чтобы свериться с картой. Затем он заталкивает этот журнальчик в карман тужурки и быстрым шагом направляется по утопающим в цветущих акациях улицам к гостинице Астра.

Там Юрий снимает номер на втором этаже. Он принимает душ, бреется, переодевается в светло-серый лёгкий костюм, переложив в него путеводитель, спускается вниз и сдаёт одежду, в которой приехал, в химчистку. Потом он завтракает гренками с кофе в небольшом кафе за столиком на тротуаре, курит, изучая путеводитель, ждёт ещё какое-то время, постоянно посматривая на карманные часы, и отправляется в переговорный пункт.

Он называет телефонистке номер. Она объявляет:

Кабинка номер шесть!

Благодарю.

Юрий заходит, закрывает за собой дверцу и снимает трубку.

Алло, мама! Здравствуй! Слышишь меня? Мама, у меня всё хорошо. Мы вот только что приехали. Да. Шура пошёл заселяться, не стал меня ждать. С животом у него нехорошо. Съел что-то. Нет, у меня всё в порядке. Прекрасно себя чувствую. Только не выспался. Не волнуйся. Ну я же говорил тебе: практика всегда две недели. Да. Ну а как ещё. Конечно. Да. Ладно, я буду иногда звонить. И я тебя.

Юрий кладёт трубку, покидает кабинку, рассчитывается за разговор и выходит на улицу. Там он покупает у старика, торгующего цветами, букет ромашек и не спеша направляется к набережной. Поглядев на рыбацкие шхуны и на огромные грузовые краны на другой стороне бухты, Юрий идёт дальше. Вскоре он добирается до небольшого сквера, расположенного около старинной полуразрушенной каменной башни, и садится там на скамью.

Через некоторое время на аллее появляется молодая женщина в ситцевом платье и соломенной шляпке с лентой. Юрий вскакивает и, несколько неуверенно начинает идти ей навстречу. Женщина широко улыбается и идёт всё быстрее. Подойдя почти вплотную к нему, она резко останавливается, не произнося ни слова и глядя ему прямо в глаза. В последний момент Юрий убирает букет за спину, чтобы не помять его, а свободной рукой обнимает её за талию и целует.

Маша, вы прекрасны!

Я замучилась ждать! Почему ты так долго не приезжал?

Нужно ведь было дождаться начала практики. Чтобы не ехать туда, я упросил их засчитать мне её заочно. Пусть Шура ломает паровозы без меня. Но через две недели уже нужно обязательно быть дома.

Не говори об этом. Давай проведём эти две недели, будто никого, кроме нас, не существует.

Я принёс вам букет.

Юра, ну что это опять? Ты совсем от меня отвык?

Простите Прости. Тебе. Эти ромашки тебе.

Вот! Так уже намного лучше! Ты начал меня пугать. А ромашки замечательные. Приехал бы ты на неделю позже, уже бы не смог их купить. Здесь они быстро отцветают.

Маша, прости меня, ещё раз. Но я должен спросить. Он не ну

Нет, ему всё равно. Он никогда сюда не приезжает. Ему кажется, что здесь скучно. Конечно, волочиться за балеринами и прожигать деньги с дружками по кабакам намного веселее, чем провести неделю-другую с женой на природе.

А родители не будут обижаться, что ты не с ними?

Нет. Они знают, что я люблю много гулять. В детстве я часто убегала из дома. Бродила или читала книгу где-нибудь с видом на море. Здесь так хорошо! Я тебе всё покажу! Но к ночи, сам понимаешь, я буду возвращаться к родителям.

Да, конечно.

Но зато обещаю: каждый день с утра и до вечера я вся твоя!

Как это хорошо звучит!

Она берёт его под руку, и они начинают идти к набережной.

Ты сразу всё нашёл?

Да, я купил вот эту штуку. Он показывает ей брошюру.

О! Ну надо же! Не знала, что по нашему городку есть путеводитель! Потом дашь взглянуть. Интересно, что там пишут. А где ты остановился?

В Астре.

Возможно, это не самый лучший выбор. Но, по крайней мере, лучше, чем какой-нибудь постоялый двор. И что же мы? Идём эм в

Да, идём в Астру. Если ты, конечно, не против.

Она останавливается, поворачивает его лицо к себе и целует.

Я не против всего, что ты захочешь!

Следующие две недели проходят как во сне. Они или гуляют по городку и его окрестностям, или проводят время в номере гостиницы. В один из дней, ближе к отъезду Юрия, они сидят на высоком холме и едят принесённые в корзине пироги, глядя, как в бухту по сверкающей глади воды заходит белоснежный двухтрубный пароход.

Юрий говорит:

Посмотри, как здорово! Я и раньше видел корабли, но никогда не думал, что они могут быть такими красивыми. Что-то в них есть очаровательное.

Всё зависит от угла зрения. Отсюда, сверху, отличный вид. Просто раньше у тебя не было меня, и некому было это показать.

Слушай! А, может быть, мне всё бросить и перевестись в морской университет? Что мне стоит? Освоить пару дополнительных дисциплин, и готово. А паровая машина она где угодно паровая машина. Стал бы плавать механиком на каком-нибудь таком красавце.

Улыбнувшись, Маша говорит:

По морю ходят, а не плавают. Ты что, книжек не читал?

Точно! Ну, значит, стал бы ходить.

И сколько бы тогда мне приходилось тебя ждать? Две недели? Месяц?

Ну мы ведь и так видимся только от случая к случаю. И неизвестно, что будет дальше. Так что особой роли это не играет.

Она вдруг становится серьёзной и после долгой паузы задумчиво произносит:

Действительно. Наверное, не играет

После этого разговора вроде бы ничего не меняется. Но Юрий замечает, что Маша становится менее разговорчивой и как-то замыкается в себе.

Скоро приходит день расставания. За два часа до отправления поезда они выходят из гостиницы и идут в сторону вокзала. У Юрия в руке чемодан. Он спрашивает Машу:

Когда ты тоже поедешь домой?

Домой? К мужу... Не знаю. В следующем месяце. А то начнёт звонить родителям, ругаться. Каждый год одно и то же.

Надеюсь, осенью мы сможем встречаться чаще. Я буду не так загружен учёбой.

Да, было бы хорошо.

Может быть, ты не пойдёшь со мной на вокзал?

Это почему? Я тебе уже надоела?

Что ты! Нет, конечно! Как раз наоборот. В том-то и дело, что я не хочу с тобой расставаться. Это всегда слишком мучительно. Я буду смотреть на тебя из окна купе, ты будешь стоять внизу и махать рукой. А мне захочется выбежать из вагона и никогда от тебя не уезжать.

И у меня то же самое. Так каждый раз, когда мы расстаёмся.

Ну ничего не поделаешь. Поэтому я и предложил.

А может

Она не успевает договорить. Внезапный порыв ветра с моря срывает с её головы шляпку и катит, как колесо, через дорогу, по которой как раз в этот момент едет самоходный экипаж. Бросив чемодан, Юрий кидается под него с криком: Стой! Стой! Куда прёшь?! В последний момент он успевает выхватить шляпку из-под колёс и, обменявшись ругательствами с шофёром, который даже не пытался притормозить, возвращается к Маше. Она стоит, обомлев, с широко раскрытыми глазами, прикрывая рот рукой.

Кошмар! Я так испугалась! Ну зачем? Оно же того не стоило! А если бы тебя задавили?

Она собирается заплакать, но сдерживается. Он обнимает её, прижимает к себе и подаёт шляпку.

Вот, держи. Так что?

Ох Ну если ты так хочешь Ладно. Давай попрощаемся прямо сейчас.

Юрий и Маша стоят обнявшись. Проходит несколько минут, мимо идут люди, а они всё смотрят друг другу в глаза, не в силах расстаться. Юрий видит только её лицо и, обняв одной рукой за талию, крепко прижимает к себе. Забывшись, другой рукой он всё продолжает сжимать шляпку.

* * *

Господин подпоручик, да бросьте вы её! У какой-то барышни с парохода сдуло, вот и всё. Тут и думать нечего. Запишите для капитана: так и так, мол, зря только якорь выбирали.

Юрий, не выпуская шляпку из рук, поворачивается к сигнальщику и приказывает:

Скажи Бельцову, что мусор выловили.

Затем он стучит кулаком по кожуху машинного отделения, крикнув в открытый иллюминатор:

Самый малый!

И рулевому:

На старое место.

Когда становятся на якорь, Юрий бросает шляпку в ящик со снастями. Потом он снова усаживается на носу и говорит больше сам себе, чем матросам:

Да, вероятно... Сдуло с парохода.

III

Проходит несколько часов.

Юрий продолжает смотреть на океан, думая о чём-то своём, и лишь изредка бросает взгляд на остров. Матросы беседуют между собой, то вспоминая портовых девок, то обсуждая нынешнюю ситуацию. Рулевой замечает:

Странно, что птиц совсем не видно. Не к добру это.

И правда. А я всё думаю: что-то не так, отзывается сигнальщик и, как бы желая найти опровержение сказанному, оглядывается на остров. Внезапно он восклицает, указывая рукой в сторону берега: Глядите! Там!

Все оборачиваются.

На пляже стоит человек. Это седой старик с густыми усами. Он одет в потёртый пиджак, под которым видна подпоясанная сорочка. На ногах тёмные брюки, заправленные в сапоги, а на голове картуз.

Наверное, кто-то из команды Станислауса, говорит Юрий.

На катере Бельцова тоже заметили человека и теперь что-то семафорят.

Спрашивают: Что будете делать? передаёт сигнальщик.

Юрий задумывается, ещё раз смотрит на старика.

Скажи, что будем подходить к берегу.

Передав ответ и получив новое послание, сигнальщик сообщает:

Просят подождать.

Второй катер снимается с якоря и приближается к катеру Ленца. Поравнявшись, Бельцов спрашивает:

Ты всё-таки решил подходить?

Ну конечно! А что мне, смотреть на него? раздражённо отвечает Юрий.

А почему он так странно себя ведёт? Руками не машет, не привлекает внимания? Стоит себе просто, и всё.

Это не наша забота. У нас есть чёткие указания.

У нас указания: высадить десант и следить за берегом. Вспомни, капитан сказал не геройствовать!

Да какой же тут героизм? Что я в отчёте напишу? Что я смотрел на него полдня и ничего не предпринял? Или предлагаешь врать и делать вид, что мы ничего не видели?

Не знаю. Я бы не спешил.

Ты очень мнительный! Возвращайся на старое место и следи за нами. Но на якорь, пожалуй, не становись. Вдруг ты тоже понадобишься.

Удачи тебе!

Да брось! Отмахнувшись от Бельцова, он командует: Все по местам! Машина самый малый!

Кочегар спускается в машинное отделение и, открыв подачу пара, принимается закидывать уголь в топку, чтобы не падало давление в котле. Сигнальщик становится около рулевого на корме. Юрий берёт рупор, идёт на нос и, когда до берега остаётся около двадцати саженей, даёт команду: Стоп машина!

Старик всё это время стоит совершенно безучастно. Он то и дело переминается с ноги на ногу или снимает кепку, чтобы почесать голову, а потом опять её надевает. Когда катер подходит ближе, он, всё так же, не двигаясь с места, прищуривается и начинает пристально рассматривать судёнышко.

Приложив рупор ко рту, Юрий кричит:

Добрый день!

Старик никак не реагирует.

Вы со Станислауса?

Снова никакой реакции. Более того, Юрий замечает, что старик, как будто, не видит на катере людей. Его взгляд направлен именно на сам корпус, словно он пытается разглядеть какую-то надпись на борту, или даже что-то скрытое внутри.

Махните рукой, если слышите меня!

Старик только упирает руки в бока и продолжает на что-то таращиться.

В растерянности, Юрий опускает рупор, приподнимает фуражку и почёсывает лоб.

Может он глухой? высказывает предположение рулевой.

В этот момент из машинного отделения со словами: Да что ж там такое? выглядывает кочегар.

Он выбирается из люка по пояс, смотрит на старика и изумлённо восклицает:

Отец!

Рулевой говорит ему:

Можешь не стараться. Глухой он, как пить дать.

Да нет же! Это мой отец! Батя! Эй! Что ж это такое?!

Все в недоумении смотрят на кочегара.

У тебя что, отец моряк? спрашивает Юрий.

Никак нет! Шорник.

А как же он тут оказался?

Не могу знать.

Ты уверен? Посмотри как следует! Зрение у тебя хорошее?

Да что ж я, отца родного не узнаю?! Но ведь он же Тут такое дело Да как же так, а?!

Юрий в это время снова поворачивается к старику и замечает, что тот теперь угрюмо следит за кочегаром, который покидает машинное отделение, идёт на нос и зовёт его:

Отец, это я! Слышишь меня?!

Старик вдруг сердито сплёвывает на песок, отмахивается рукой, разворачивается и, слегка прихрамывая, начинает уходить в сторону зарослей.

Батя! Погоди! Постой! Ты куда? Прости меня! Разволновавшись, матрос мечется, не зная, что ему делать. Вдруг он спрыгивает за борт и по грудь в воде начинает пробираться к берегу.

Юрий кричит:

Стой! Стой, собака! Я тебя под суд отдам!

Я должен его догнать!

Вот идиот!

Юрий достаёт из кобуры револьвер и делает выстрел в воздух. Кочегара это не останавливает, он продолжает брести к берегу, хотя старик уже скрылся в зарослях.

Не до конца продумав свои действия, а, скорее, поддавшись импульсивному порыву, Юрий на глазах изумлённых сигнальщика и рулевого, спрыгивает вслед за кочегаром, чтобы догнать его и вернуть на катер. Он очень старается, но, пока добирается до полосы прибоя, тот уже убегает в заросли вслед за стариком. В последний момент, стоя на песке перед таинственной чащей, Юрий понимает, что следовать за ними опасно. Время упущено. Нужно возвращаться на катер. Запыхавшись, он чертыхается от досады, поворачивается назад и видит только океан, мыс и горизонт. Катера, которые пару мгновений назад качались здесь на волнах, исчезли. Юрий в промокшей одежде стоит на пляже совсем один.

Некоторое время он недоумевает и никак не может разобраться в случившемся. Кажется, будто всё это происходит не с ним и вообще похоже на какой-то дурной сон. Юрий начинает искать разумное объяснение. Возможно, Бельцов по какой-то причине ушёл за мыс. Но как его-то катер мог так быстро скрыться из виду? Это произошло практически мгновенно. Юрий пытается успокоиться и хорошо всё проанализировать. С того момента, как спрыгнул в воду, и до тех пор, пока не оказался на пляже, он ни разу не обернулся. Но даже если бы двое оставшихся на борту матросов почему-то решили бросить его и вернуться на крейсер, им вряд ли бы хватило этой одной минуты, чтобы покинуть зону видимости. Разве что на полном ходу, но они просто не успели бы его развить. Да и звука работающей машины Юрий не слышал.

Он проверяет время. Прошло около пятнадцати минут с тех пор, как они заметили старика. Из часов вытекает вода. Понимая, что, если их не просушить, они могут остановиться, Юрий открывает заднюю крышку и, взявшись за цепочку, держит часы открытыми, давая возможность немного проветриться механизму. Как бы там ни было, он решает, что, в первую очередь, нужно установить визуальный контакт с Хельгой. Склоны мыса очень крутые, и забраться наверх не получится. Но вокруг него тянется узкая, шириной около двух саженей, полоска пляжа. Юрий нащупывает в нагрудном кармане пачку сигарет и обнаруживает, что намокла только половина. Спички тоже чудом остались сухими. Он подкуривает, разувается, выливает из ботинок воду и, держа одной рукой за цепочку открытые часы, а другой обувь, босиком начинает идти по узкому пляжу к оконечности мыса.

Добравшись туда, он видит только сидящий на мели ржавый угольщик. Ни катеров, ни шлюпок, ни самой Княгини Хельги нет. Дымов на горизонте тоже не видно.

Стараясь рассуждать трезво и не поддаваться панике, Юрий перебирает в уме возможные причины исчезновения крейсера. Разнясь в деталях, по сути, все они сводятся к двум вариантам: судно или ушло, или утонуло. Вынудить капитана увести Хельгу могли самые разные обстоятельства, например, появление неприятельского судна или целой эскадры. Но, опять же, как и в случае с катерами, прошло слишком мало времени, и крейсер, в какую бы сторону он ни двигался, не успел бы удалиться настолько, чтоб не было видно даже дыма. Поэтому, как ни тревожна эта мысль, наиболее вероятной причиной исчезновения Хельги Юрию кажется именно её крушение. Он читал когда-то статью в научно-популярном издании, где было написано, что в некоторых местах на океанском дне имеются огромные залежи метана. Иногда они прорываются на поверхность, и судно, попавшее в такой пузырь, может потерять плавучесть и уйти под воду за считанные секунды. Однако чем дольше Юрий рассуждает, тем менее правдоподобной кажется ему эта версия. Она совершенно не объясняет исчезновение катеров и шлюпок.

Юрий присаживается на булыжник, лежащий на пляже, и смотрит на часы. Они показывают всё то же время. Секундная стрелка не шевелится. Он слегка двигает в разные стороны заводную рукоять, стучит по ним пальцем, но это не производит никакого эффекта. Вода сделала своё дело. Часы остановились.

Возможно, размышляет Юрий дальше, всё дело в этих странных деревьях. Они могут источать какой-то наркотический газ, который вызывает галлюцинации. Что, если на самом деле он в эту минуту лежит без чувств на палубе катера, матросы везут его обратно на крейсер, а всё произошедшее только что просто наваждение? Но в таком случае было бы странно, что он это осознаёт. Здесь что-то не так. Всё действительно происходит здесь и сейчас. Но что именно происходит? Вот в чём вопрос. Юрий думает про кочегара и странного старика, вспоминает всё, что говорил утром капитан. Потом ему опять приходит на ум выловленная шляпка и свой сегодняшний сон. Всё это как-то связано вместе. И, просто сидя на камне и таращась на горизонт, он себе никак не поможет. Нужно действовать.

Юрий достаёт револьвер. Из семи патронов осталось шесть: одну пулю он выпустил в воздух, пытаясь остановить кочегара. Он выкидывает стреляную гильзу, вставляет новый патрон из маленького подсумка на кобуре и проверяет механизм. Всё работает. Внутри столько смазки, что вода оружию никак не навредила. Ракетница и фонарь остались на катере, как и еда. Есть только отобранная у сигнальщика фляга с водкой, спички, сигареты и блокнот с карандашом. Блокнот тоже до половины промок. На сухом листе Юрий кратко пишет обо всём случившемся и о своём намерении исследовать остров.

Он возвращается обратно, выжимает воду из мокрой одежды, обувается, поправляет фуражку и с револьвером в руке начинает пробираться в заросли в том месте, куда ушёл загадочный старик, и вслед за ним убежал кочегар.

Ветви, преграждающие путь, оказываются очень эластичными и практически не мешают продвижению. Вскоре они и вовсе перестают попадаться на пути. Вся земля покрыта густым мхом, а деревья образуют над головой непрерывный свод из ветвей с зелёно-лиловыми листьями, через которые просвечивает грязно-белое пасмурное небо. Юрий пытается найти какие-нибудь следы, указывающие на то, куда направился поисковый отряд, или куда побежал кочегар. Но всё тщетно. Ни следов, ни поломанных веток, ни окурков. Природа выглядит завораживающе нетронутой. Однако он замечает, что интуитивно продвигается в каком-то вполне определённом направлении. Сами деревья, как будто, постепенно расступаются, образуя что-то вроде извилистого коридора, по которому Юрий и движется всё дальше и дальше. Вскоре вокруг тропинки начинает встречаться папоротник. Его заросли становятся всё гуще и выше и, в конце концов, совсем перегораживают путь, хотя сквозь них Юрий видит, как ему кажется, открытое пространство. Осторожно, но настойчиво преодолев эту последнюю преграду, он оказывается в совершенно неожиданном месте.

Юрий выходит на большую поляну, окружённую деревьями и зарослями папоротника. Вместо мха вся земля здесь покрыта сырыми жухлыми листьями каштана и клёна, которых при этом нигде на острове не наблюдается. А посреди поляны, поражая своей неуместностью, стоит пианино, и рядом с ним большой стол, накрытый белой скатертью.

Юрий замирает от растерянности. Ему на ум приходит мысль, что и стол, и пианино могли зачем-то принести из кают-компании члены экипажа Станислауса. Но дотащить их сюда было бы делом совершенно немыслимым. Да и затеять это могли только люди, окончательно тронувшиеся рассудком.

Ничего не понимая, он подходит к столу. Скатерть накрахмалена и абсолютно суха. По периметру стоят десять стульев. Юрий начинает осматривать сервировку: тарелки, салфетки, блюдца с эклерами, сахарницу, бокалы, бутылку шампанского. Чем дольше он смотрит, тем более не по себе ему становится. Потрясающая противоестественность представшей перед ним картины смешивается ещё с каким-то странным чувством. Опять вспоминается сон, шляпка. Юрий прислушивается, но вокруг царит полная тишина. Не слышно ни прибоя, ни ветра, только звук его собственных шагов по мокрой листве. Он осматривается по сторонам, прячет револьвер, обходит стол и, остановившись возле одного из стульев, отодвигает его, осторожно садится и смотрит на пианино. Ошарашенный, он вдруг снова оглядывает сервировку, читает этикетку на шампанском и, уставившись на инструмент, снимает фуражку, протирает рукавом вспотевший лоб и растерянно бормочет:

Но этого же не может быть

Он понимает, что узнал это всё, вспомнил до мельчайших деталей.

IV

Семь лет назад. Глубокая осень.

Алла Петровна Лучинская отмечает свой юбилей. Ей исполняется семьдесят лет. К праздничному обеду приглашены все дети и внуки.

Софья Ивановна, сорока двух летняя вдова инженера средняя из трёх детей. Она приезжает на омнибусе вместе с сыном Юрием, которому недавно исполнился двадцать один год. Они первые из гостей. Пока мать и бабушка беседуют о чём-то в гостиной, а домработница Вера, коренастая женщина средних лет, хлопочет на кухне, заканчивая последние приготовления, Юрий, скучая, бродит по дому и решает зайти в кабинет покойного деда.

Он рассматривает корешки книг в шкафу, статуэтки на секретере. Всё на тех же местах, где и всегда. Ему вспоминаются детские годы, когда, сидя здесь, он рисовал карты сокровищ или, спросив разрешения у деда, ставил печати на каких-нибудь ненужных бумагах. Забавно, думает он, как складываются судьбы людей и отношения их между собой.

Дед Юрия, Иван Степанович Лучинский, был коммерсантом. В своё время он неплохо заработал производством лицензионных копий швейных машин и смог приобрести небольшой доходный дом. С тех пор о пропитании семье Лучинских больше думать не приходилось. Старшая дочь, Татьяна, вышла замуж за банкира, а средняя, Софья, за молодого талантливого инженера Олега Григорьевича Ленца, ставшего отцом Юрия. Первое время Иван Степанович надеялся, что Ленц сможет помочь ему в деле производства и продажи швейных машин. Но выяснилось, что, будучи увлечённым изобретателем, Олег Григорьевич совершенно не интересовался коммерцией. Более того, она была ему противна. Ленцу было куда интересней придумывать какие-нибудь новые золотники или ставить эксперименты по откачке воздуха из ламп накаливания. Отношения у них с дедом Юрия всё сильней портились и закончились полным разрывом десять лет назад. Семья Ленцев жила за счёт небольших доходов от патентов на изобретения Олега Григорьевича. Софья Ивановна поначалу поддерживала мужа, однако со временем всё чаще у них возникали споры и даже скандалы из-за упущенной возможности стать преемником в деле тестя. В конце концов, Ленц начал злоупотреблять алкоголем и три года назад скончался от апоплексического удара в возрасте сорока четырёх лет. Только тогда Софья Ивановна и Юрий снова стали посещать дом Лучинских.

Оказалось, что к этому времени всеми делами, касающимися швейных машин, стал заниматься Сергей, младший из трёх детей и единственный сын Ивана Степановича и Аллы Петровны. Он всегда был любимым ребёнком, долгожданным наследником, носителем фамилии. И родители, и сёстры его обожали. Видимо, ещё с детских лет понимая, что унаследует отцовский капитал и, будучи избалованным лаской семьи и вниманием противоположного пола, обусловленным привлекательной внешностью, Сергей, можно сказать, никогда ничем особо не интересовался. Он был ленив, много читал, но, в основном, беллетристику. Подумывал одно время о карьере преподавателя, но не доучился и бросил университет на третьем курсе. Однако время, проведённое в студенческой среде, не прошло для него даром. Он тогда женился. Это было десять лет назад, как раз в тот год, когда Ленцы и Лучинские рассорились.

После возобновления общения Юрий с матерью всё равно не были здесь частыми гостями, хотя отношения постепенно вновь стали налаживаться. А спустя два года от сердечного приступа умер Иван Степанович. Наконец-то Сергей к тридцати одному году унаследовал и доходный дом. В прошлый раз Юрий виделся с ним на похоронах деда почти год назад. А сегодня бабушка впервые за полвека празднует день рождения без мужа.

Да уж Юбилей так себе со вздохом произносит Юрий, присаживаясь на подоконник в кабинете и глядя в окно на прохожих.

Вскоре к дому подъезжает самоходный экипаж. Как любой студент-инженер, то есть молодой человек, интересующийся техникой, Юрий сразу видит, что вещь дорогая: колёса с облегчёнными спицами, электрические фары мерцают в такт работе керосинового двигателя, а на крыше установлен грибовидный ревун вместо маленького ручного клаксона. Шофёр в кожаном шлеме ставит самоход на ручной тормоз, спрыгивает с козел и открывает дверцу салона. Оттуда выходит высокий молодой человек и, подавая руку, помогает выбраться девушке, а затем взрослой женщине. Последним, придерживая цилиндр и трость, выходит такой же высокий мужчина пятидесяти с небольшим лет, в позолоченном пенсне. Это Несметовы, семья старшей дочери, Татьяны: её муж Александр Осипович и дети-близнецы, двадцати пяти летние Алексей и Елена. Все одеты с иголочки: мужчины в дорогих сюртуках, а дамы в манто, изящных платьях и пышных шляпах.

Юрий с досадой осматривает себя. Он не успел сменить одежду после занятий в университете: они спешили, мать боялась опоздать. На нём полный комплект университетской формы: тёмно-синие брюки и тужурка с петлицами. Ещё и обшлаг с манжетой запачканы в мазут после сегодняшних практических занятий. Он пытался оттереть пятна, но сделал только хуже: вдобавок к этому теперь рукав пахнет керосином.

Настроение Юрия становится совсем мрачным. Он слышит, как старший Несметов даёт указания шофёру, перекрикивая тарахтение двигателя самохода:

Приедешь к семи! Аппарат до того пускай стоит в ангаре!

Как прикажете, Александр Осипович!

Слышится звонок, Вера бежит открывать. Юрий решает всё-таки снять тужурку. Он вешает её на спинку стула, закатывает рукава рубахи, чтобы скрыть масляное пятно, и выходит в прихожую вместе с матерью и бабушкой встречать гостей.

Мама, Соня, здравствуйте! Юра, ты уже такой взрослый! Всё никак не привыкну! восклицает Татьяна Ивановна.

Елена, обнявшись с бабушкой и тёткой кивает:

Здравствуй, Юра.

Алексей, поприветствовав дам, крепко жмёт ему руку.

Здравствуй, братец! Вижу, ты только что с занятий. С корабля на бал, так сказать. Знакомо! Я своё, к счастью, уж три года, как отмучил.

Не зная, что ответить, Юрий лишь вежливо улыбается. Глава семейства передаёт сюртук, цилиндр и трость Вере и хлопает его по плечу.

Приветствую, молодой человек! Как учёба? Он пару мгновений осматривает племянника с головы до ног и неожиданно восклицает: Слушай, а это ты неплохо придумал! Что-то душновато здесь. Последую-ка я твоему примеру! Александр Осипович снимает пиджак и тоже отдаёт его Вере. Вот так-то лучше! Он подмигивает Юрию и вместе со всеми проходит в гостиную.

Юрий, теперь уже несколько воодушевившись, следует за остальными.

Женщины присаживаются на тахту и о чём-то беседуют, а мужчины разбредаются по комнате. Вера расставляет тарелки. Александр Осипович достаёт из кармана жилета золотые часы, смотрит на них, сверяется с большими напольными часами и восклицает:

Вера, голубушка! Вашими стараниями такие ароматы стоят в доме, что уже просто неприлично заставлять нас ждать. Я вычитал не так давно в одном медицинском издании Да-да, не удивляйтесь, я уже в том возрасте, когда начинаешь интересоваться медициной Так вот, я прочёл там, что от запаха вкусной пищи вырабатывается не только слюна, но и желчь, которая может привести к совершенно ужасным последствиям, если вовремя не утолить голод. Не сочтите за обиду, но хотелось бы уже приступить!

Александр Осипович, имейте терпение! Мы ждём Сергея! говорит Софья.

Ах вот как! Он всё-таки будет? Я уже привык, что он обыкновенно не является на семейные торжества.

Мой мальчик очень занят производством, отвечает Алла Петровна, Он молодец! Завод требует много внимания. Да ещё и за квартирами теперь нужно следить. Но он обещал, что придёт. Говорил даже, что будет с женой.

С Марьей Никитичной? Удивляется Несметов. Давненько я её не видел. Ну надо же! Все собрались в кои-то веки... Не хватает только Ивана Степановича и Олега. Занятно Ладненько, подождём! Тогда, пока есть время, расскажите нам, молодой человек, говорит он, обращаясь к Юрию, как всё-таки обстоят дела у вас с учёбой? Решил пойти по стопам отца? Я думаю, все согласятся: талантливейший был человек.

Мне сложно об этом говорить, отвечает Юрий, Пока не думал о себе, как об изобретателе. Просто хочется стать специалистом в своём деле, приносить пользу обществу.

Он замечает ухмылку кузена. А Александр Осипович продолжает:

Хм Приносить пользу обществу это, безусловно, благородное стремление. Но, прости меня за откровенность, я очень уважал твоего отца, однако посмотри, до чего его довели подобные взгляды. Кто же принесёт пользу самому тебе? Матери? Женишься когда-нибудь, и нужно будет приносить пользу семье, детям. А общество Это хорошо, конечно, но не главное. Об обществе пускай думают там. Он указывает пальцем вверх.

Я считаю, что если бы каждый человек старался делать всё возможное для блага других, то все были бы счастливы. А начинать вполне логично с себя самого.

Это утопия, лениво протягивает Елена, Всем на всех плевать.

Что ж Ладно. Узнаю характер Ленца. К тому же молодость. Может быть, это пройдёт, а может быть, что-то в этом и есть, верно? Не желая доводить до конфликта, Александр Осипович дружески похлопывает Юрия по плечу. И сразу же, чтобы разрядить обстановку, подтрунивает над дочерью:

А ты, Алёнушка, по себе не суди. С тобой-то всё ясно. Хорошую партию мы тебе уже подыскали. Теперь и забот только: посещать салоны да рожать наследников. Вся жизнь проста и понятна. А кому-то только предстоит найти своё место. И не так-то легко это делать в одиночку.

Да я ни на чём и не настаиваю, хмыкнув, отвечает Елена.

На улице слышится звук подъехавшего экипажа. Алексей, стоящий около окна, говорит:

А вот и Сергей! Зря ты, папа, только суету навёл.

Ну кто ж знал?! с улыбкой разводит руками Александр Осипович.

Юрий подходит к окну и смотрит вниз. Сергей в котелке, с тонкой сигарой в зубах и с квадратным свёртком под мышкой сходит на тротуар, рассчитывается с извозчиком и, торопливо докуривая, выбрасывает окурок на мостовую. Тем временем его жена, Марья Никитична, которую Юрий видит впервые, сама выходит из экипажа. Она одета в пальто с пелериной и маленькую фетровую шляпку.

Вера уже открывает. На тротуар падает свет из прихожей. Гости заходят в дом.

Сергей бурно со всеми здоровается, кланяется матери и целует ей руку со словами:

С юбилеем, матушка! Дай вам бог прожить ещё столько же!

Ах, болтун! улыбаясь, отвечает Алла Петровна.

Жена Сергея ведёт себя очень тихо, к остальным женщинам не присоединяется, а старается держаться поближе к мужу. Старший Несметов делает ей комплимент:

Марья Никитична! Как жаль, что так редко мне выпадает возможность вами полюбоваться! Сергей прячет вас, что ли?

Я тоже рада вас видеть, Александр Осипович. Сергей очень занят, вы же знаете

Вмешивается Алла Петровна:

А ты бы хоть раз взяла, да и сама приехала или позвонила! А то десять лет уже, как невестка, а я тебя почти не вижу.

В свой адрес от вас я таких упрёков не слыхал за все двадцать шесть лет, что я зять! Вы что, не рады меня видеть? Не скучаете по мне? Опять разряжает обстановку Александр Осипович.

Шума от вас много, Саша ворчит Алла Петровна.

Начинают вручать подарки: Несметовы дарят золотое колье, Софья Ивановна дорогую шаль. Алла Петровна удовлетворённо кивает и всех благодарит.

Сергей начинает распаковывать свой свёрток со словами:

Я, матушка, очень долго думал, что бы вам презентовать. Ведь такой день! Юбилей! Он загадочным взглядом обводит присутствующих. И в конце концов решил, что произведение искусства, знаете ли Вот эта высокохудожественная работа выполнена настоящим гением. Она сможет подчеркнуть всю важность этого дня и напомнить о тех, кого уже нет с нами.

Он, наконец, извлекает свой подарок. Это картина. Простенький сельский пейзаж: среди холмов раскинулась деревушка, а чуть поодаль стоит храм, позади которого встаёт солнце. Картина неплохо нарисована, но не представляет собой ничего особенного.

Алла Петровна осторожно берёт её из рук Сергея, вытягивает перед собой и рассматривает через лорнет. По щеке её прокатывается слеза.

Да, сынок! Это, действительно, прекрасно! Я буду смотреть на неё и вспоминать Ивана Степановича! произносит она дрожащим голосом. Вера, забери, пожалуйста. Мы её сегодня же повесим!

Приступают к обеду, о чём-то беседуют. А Юрий всё думает о том, что ему этот пейзаж кажется знакомым. Напрягши память и вспомнив, он от удивления даже невольно начинает улыбаться. В монастырском саду, недалеко от университета, где он учится, каждый день продают свои картины нищие художники. На все полотна одинаковая цена в один целковый: лишь бы творцу хватило на пару чарок в кабаке. Юрий недавно проходил мимо и ради интереса рассматривал их. Этот пейзаж как раз оттуда.

За столом все о чём-то беседуют. Алла Петровна обсуждает с дочерьми, внучкой и Верой недавний выход в свет Великой Княжны, общепризнанной законодательницы моды. Алексей с Юрием заводят спор о целесообразности покупки некоторыми предпринимателями акций компании, занимающейся экспериментальной разработкой локомотивов с паротурбинной установкой. Марья Никитична молча сидит рядом с Сергеем, рассказывающим Александру Осиповичу о своих успехах по наведению порядка в доходном доме, который, по его словам, достался ему в совершенно запущенном виде. Сам Александр Осипович при этом участвует одновременно во всех трёх беседах, постоянно вмешиваясь и вставляя свои комментарии. Дослушав рассказ шурина, он вдруг говорит ему:

Послушай, Сергей! Дом это понятно. А что с заводом?

А что завод? Ну... работаем, да. Производим, так сказать. Поддерживаем уровень, установленный Иваном Степановичем.

Да, он, безусловно, хорошо там всё обустроил. Но это было лет сорок назад. Сама по себе швейная машина с тех пор, конечно, практически не изменилась. Но ты не думал о том, чтобы модернизировать производство?

Я эм

Тут у нас перед вашим с Марьей Никитичной приходом был разговор с Юрой. Молодой человек через полтора года заканчивает обучение и говорит, что хочет приносить пользу обществу.

Юрий ловит на себе любопытный взгляд жены Сергея.

Несметов продолжает:

И я вот подумал: швейная машина это же очень полезная вещь! Пообщайтесь с Юрой. Пригласи его на производство. Голова у него работает хорошо. Он в курсе всех последних технических наработок и сможет помочь тебе вывести производство на новый уровень, повысить производительность, а, соответственно, и доход. Общество обществом, но деньги не помешают. Юра, я прав?

Не ожидавший такого поворота, Юрий растерянно жмёт плечами.

Если сработаетесь, оставишь его у себя технологом, заканчивает Несметов.

Сергей тоже не был готов. Он с задумчивым и одновременно глупым видом смотрит на Юрия, на которого до этого особого внимания не обращал.

Ну да Возможно. Это Свежие идеи, да.

Главное, чтоб не получилось, как у папы с Олегом, вздыхает Софья Ивановна.

Юрий с Сергеем оба вдруг понимают, что все притихли и ждут, чем закончится этот разговор. И, скорее, чтобы закрыть тему, чем, будучи действительно заинтересованным, Сергей восклицает:

Да, почему бы и нет! Давай, Юра, встретимся как-нибудь! Позвони, мне, когда найдёшь время! Он через стол протягивает Юрию свою визитку.

Благодарю. Но, к сожалению, это будет не раньше, чем в январе. Сейчас на носу сессия, я пока не могу ни на что отвлечься.

Как тебе удобнее. Я могу подождать.

Вот и славно! подытоживает Александр Осипович. Главное, что я подбросил вам идею, господа. В семье нужно помогать, по мере сил, один другому.

Продолжаются обед и беседы на отвлечённые темы. Юрий решает взглянуть на Марью Никитичну и неожиданно встречается с ней взглядом. Она сразу же отводит глаза.

Вечереет.

Вера меняет блюда. Теперь на столе появляются шампанское и десерт.

Маша, а почему ты всё молчишь? Рассказала бы нам, как там твои гимназисты? говорит именинница.

А что тут рассказывать, Алла Петровна? тихо отвечает Марья Никитична. Дети. Кому-то музыка нравится больше, кому-то меньше. Стесняются, бывает, петь. С девочками проще. А мальчики обычно хорошо только хором могут. Им так легче. Если у кого вижу способности, предлагаю родителям частные уроки на дому. Я считаю, что это нужно развивать в детях.

Всё нужно развивать в детях, а не только это!

Я же говорю о своём предмете

Ну разумеется! О чём же ещё! Может, ты нам что-нибудь сыграешь? Все послушаем, чему ты их там учишь.

Надеюсь, вы не откажете, Марья Никитична? говорит Александр Осипович. Право же, очень хочется послушать!

Будь так добра! настаивает Алла Петровна.

Да, конечно, раз вы просите

Марья Никитична встаёт из-за стола, идёт к пианино и открывает крышку. Вера ставит ей стул. Пару мгновений она сидит неподвижно, а затем кладёт руки на клавиатуру и, еле заметно погладив клавиши, будто здороваясь с инструментом, начинает играть.

Это регтайм новая танцевальная музыка. Унылое и напряжённое семейное застолье сразу же скрашивается каким-то теплом и лёгкостью. Пальцы Марьи Никитичны порхают над клавишами, словно бы не касаясь их. Юрий, как зачарованный, следит за руками исполнительницы. Александр Осипович обменивается довольными взглядами с супругой и Софьей Ивановной. Вера и Алексей притопывают ногой в такт музыке. Даже Елена, проведшая до того весь вечер со скучающим видом, заулыбалась.

И лишь Алла Петровна, восседая, словно на троне, на своём стуле в торце стола, смотрит на невестку с совершенно каменным лицом.

Через пару минут, когда музыка прекращается, и все начинают аплодировать, именинница со своего места язвительно произносит:

И что же ты, Маша, учишь гимназистов играть вот это?

Программа включает в себя разные направления: от народной музыки до современной.

Такому могла бы и не учить. Легкомысленная музычка очень скоро забудется. Только серьёзные произведения останутся в веках!

Я с вами всё-таки не соглашусь, Алла Петровна! вступается за свояченицу Александр Осипович. Классики столетней давности зачастую сочиняли музыку для кабаков, даже не давая им названий. И никто тогда не думал, что мы сейчас будем восхищаться шутливой песенкой про рыбок в ручейке. Сергей, ты со мной согласен?

Эм... Ну что же тут сказать. Пожалуй, всё должно пройти проверку временем, да? неуверенно мямлит тот, не желая принимать ничью сторону.

И всё же, как бы там ни было, я надеялась услышать что-то иное. Настоящую музыку! не унимается именинница.

Могу сыграть романс.

Ну так сыграй, раз можешь!

Марья Никитична играет вступление и начинает петь. И сразу, на первой же строчке, у неё срывается голос. Она откашливается, извиняется и начинает заново. Все идёт хорошо, но Юрий замечает, что она исполняет романс в несколько завышенном темпе, видимо желая побыстрей покончить с этим экзаменом.

Когда произведение заканчивается, она под аплодисменты слегка кланяется и садится на своё место, не дожидаясь резюме именинницы. Алла Петровна, тем временем, прищурившись, смотрит на неё и заключает:

Вот так бы и сразу! А то поначалу только настроение испортила.

Вскоре гости начинают собираться домой. За окном темнеет, и слышится тарахтение подъехавшего самохода. Александр Осипович предлагает Сергею с супругой подвезти их. Они соглашаются, и просторный экипаж увозит сразу шестерых.

Софья Ивановна с сыном ещё ненадолго задерживаются. Юрий просит разрешения у бабушки взять пару книг из дедовой библиотеки. Он заходит в кабинет, раскрывает створки шкафа и начинает выбирать.

До него доносится тихий разговор Софьи Ивановны и Аллы Петровны.

Мама, это не моё дело, но мне кажется, ты слишком строга к Серёжиной супруге.

Ах, да ничего! Вытерпит! Живёт в своё удовольствие. Серёжа её обеспечивает, рожать она не хочет.

Но ведь могут быть разные причины, почему у супругов долго нет детей. Не всё же, право, зависит от неё. Какие-то у тебя совсем уж устаревшие взгляды. Да и насчёт обеспечения Она всё-таки преподаёт. Не сидит у него на шее.

Софушка, как же ты плохо в людях разбираешься! Знаю я таких, как она. Детей не заводит, чтоб фигуру сохранить. Это у них, музыкантш, такая мода, понимаешь? Им это важнее! А на службу она ходит, чтоб домашними делами не заниматься! Вроде бы и на работе, и не делает при этом там ни черта. Много ль ума надо, песенки наигрывать!

Даже не знаю. Серёжа, вроде бы, всем доволен.

Ах, Серёжа! Мой мальчик Любит он её, видимо. Тут уж ничего не поделаешь.

А она его, как думаешь?

Такие, как она, Соня, любят только самих себя.

* * *

О! Ленц! Ваш банкет? Ну хоть кто-то додумался! А то у всех какая-то чепуха!

Юрий испуганно поворачивается на стуле и выхватывает револьвер. Он настолько погрузился в воспоминания, что не услышал, как сзади к столу подошёл старший офицер крейсера, капитан второго ранга Николай Францевич Рихтер, пропавший со своей группой сутки назад.

Юрий просто поражён его внешним видом. На расстёгнутом кителе оторвано несколько пуговиц, одна штанина брюк разорвана до колена, фуражка запачкана грязью, а сорочка, виднеющаяся под кителем, вся в пятнах засохшей крови. Но самое удивительное это борода. Вчера Рихтер был гладко выбрит, а сегодня у него уже такая щетина, какая может отрасти только недели за две. Николай Францевич берёт со стола эклер, откусывает от него кусок, довольно мычит, разваливается на стуле, стоящем в торце стола, и, уставившись мутным взглядом на ошарашенного Юрия, продолжает доедать сладость.

V

Пока Рихтер молча жуёт, Юрий пытается сообразить, как ему себя вести. Вдруг, он понимает, что всё это время держит оружие, нацеленным прямо на старшего офицера. Он прячет револьвер, надевает фуражку, осторожно встаёт и отдаёт честь со словами:

Здравия желаю, Николай Францевич!

Рихтер доедает эклер, снимает фуражку, кидает её перед собой на стол и, помолчав, отвечает, глядя исподлобья на Юрия:

А вы, я смотрю, совсем недавно здесь, да? Что с Хельгой?

Не могу знать. Она исчезла. Я был в составе поисковой группы. Мы искали вас. Но пару часов назад она пропала. Будто испарилась.

Что значит пару часов назад? Рихтер удивлённо поднимает брови. Я третью неделю брожу по этому чёртовому острову! Хотя пожалуй, это всё закономерно.

Сегодня утром капитан

Ах, оставьте это всё! прерывает он Юрия. Тут у всех были свои истории, ни у кого ничего не совпадает! И сядьте вы, в конце концов! Теперь устав не имеет значения, Ленц! Вы так и не ответили на мой вопрос: Ваш стол? Еда? Фортепиано? Ваше это всё, или есть ещё кто-то?

Прошу меня простить, Николай Францевич, я совершенно ничего не понимаю. Я не знаю, что вам ответить. Стол, он ну, не мой лично. Но он мне знаком, да.

Вот об этом я и спрашиваю. Про оружие можете сразу забыть. Никого вам здесь пристрелить не удастся. Даже при большом желании. Рихтер достаёт свой револьвер и швыряет его на скатерть, разбив при этом блюдце. Вот, посмотрите ка! Две пули в голову под разными углами, и одна в сердце! И что же? Каждый раз оказываюсь снова здесь! Так что даже покончить с собой не удастся. Выход отсюда только один. И у каждого он свой. Пока не поймёте какой, будете болтаться, как и я. Будто призрак.

Юрий садится на стул. Какое-то время оба молчат. Потом Рихтер продолжает:

Я здесь насмотрелся и наслушался всякого, пока не остался один. Признаться, я даже не знаю, зачем остров свёл нас с вами сейчас. Но, видимо, так нужно. Всё это не просто так Вы читали записи с угольщика?

Нет. Но капитан цитировал несколько отрывков во время инструктажа. Как раз то, что вы сейчас сказали: что все здесь оказались не просто так.

Да, странная фраза. Поначалу я решил, что это какая-то чушь. Но у меня тут было время обо всём подумать. Наверное, мы встретились для того, чтоб я смог помочь вам советом прежде, чем каждый из нас снова пойдёт своим путём. Что ж Вы наверняка видели уже что-то необычное? Этот вот стол, например.

Видел одного старика. Его здесь никак быть не могло. Я подумал, что он из команды угольщика. Но, один из кочегаров утверждал, что это его отец. Я видел его вот почти, как вас сейчас, совсем близко.

Рихтер, слушая, кивает и затем спрашивает:

А потом все куда-то начали пропадать, и вы остались в одиночестве. Так?

Не совсем. Я Ну, в общем, это произошло мгновенно. Вдруг никого не стало.

Даже так? Можно сказать, что вам очень повезло. Вы сразу оказались на старте. Постараюсь объяснить, насколько сам понял. У вас не найдётся папиросы?

Юрий протягивает Рихтеру пачку сигарет и спички. Тот закуривает и продолжает:

Мне совершенно неясна природа явлений, здесь происходящих. Да и думаю, что никто с уверенностью не смог бы ответить, что же тут, чёрт возьми, творится. Но точно могу сказать, что всё это не иллюзия. Однозначно нет! Это место этот остров каким-то неведомым образом наяву создаёт и сам потом разрушает объекты или фантомы не знаю, как лучше это назвать. Я внимательно ознакомился с вахтенным журналом Станислауса и со всеми найденными записями. Там были жуткие вещи: люди видели в зарослях то, чего быть не может: самих себя, своих родных, какие-то здания. Эти видения, разумеется, пугали их, но при этом и манили. В конце концов все они оказались здесь, на этой поляне. То же самое стало происходить и с моей группой. Я думал всё это результат какого-то отравления, галлюцинации. Но галлюцинации не поджигают одежду на людях и не пачкают воротники в губную помаду. На этом самом месте, где мы с вами сейчас сидим, стояла часовня, в которой шла служба. А потом тут появилось озеро, и в нём кто-то тонул. Мы бродили туда-сюда и видели воплотившиеся видения друг друга. Ну представьте себе: двадцать человек, и у каждого в душе что-то своё. Вы понимаете меня, Ленц?

Признаться, пока не очень

Я имею в виду, что получались ситуации, когда место приобретало черты, навеянные воспоминанием одного человека, а объекты там появлялись из воспоминания другого. Потом люди стали пропадать. Заходить в дома и исчезать вместе с этими домами, гнаться за кем-то или за чем-то, и тоже Предотвратить это было совершенно невозможно. И так до тех пор, пока я не остался один. Моё видение возникало совсем ненадолго, а потом исчезало, потом снова появлялось и вело меня куда-то. Одни и те же ситуации, которые мне больно переживать, снова и снова возвращаются. А я вынужден каждый раз опять проходить через них. Подробности я не хочу рассказывать, да они вам и не нужны. Но, чёрт побери я просто не знаю, какое принять решение Наверное, избавление зависит только от этого. Что будет потом, кто знает. Может смерть, а может что-то ещё.

Рихтер встаёт, берёт начатую бутылку шампанского, наполняет бокал и, залпом выпив его, заканчивает:

Избавление в правильном решении! Когда пройдёте весь свой путь, будьте готовы сразу поступить так, как нужно. Мы все оказались здесь просто потому, что когда-то свернули не туда.

Слышится собачий лай. Оба поворачивают головы. Выскочив из зарослей, к ним мчится большой белый пудель. Рихтер присаживается на корточки и обнимает подбежавшую собаку. Она часто дышит и облизывает ему лицо. Он гладит её по голове, приговаривая: Анкор! Дружище! Попробуем ещё разок, да?. Вновь выпрямившись, он обращается к Юрию:

Это мой пёс Анкор. Ленц, вы любите собак? Можете погладить. Он и при жизни-то не кусался, а сейчас точно не станет.

Юрий сидит на стуле, молча уставившись на собаку. Рихтер вздыхает:

Ну, как хотите. Я, пожалуй, сказал всё, что мог. И как мог. Надеюсь, хоть как-то это вам пригодится. А теперь мне пора. Я желаю вам удачи, подпоручик! Пожелайте и вы мне!

Не зная, что и думать, в ответ Юрий лишь кивает. А Николай Францевич взмахивает на прощание рукой и вместе с пуделем уходит в заросли.

Юрий долго смотрит ему вслед, а затем снова переводит взгляд на стол: на грязную фуражку старшего офицера, на его револьвер и осколки блюдца. Он подкуривает, однако сразу же кладёт дымящуюся сигарету на пустую тарелку, достаёт из внутреннего кармана кителя флягу с водкой и делает несколько крупных глотков. Скривившись, он собирается закусить эклером и уже тянет к нему руку, но передумывает, снова берёт с тарелки сигарету, снимает фуражку и курит.

Начинает дуть слабый, еле заметный ветер, и до Юрия доносится какой-то странный звук. Он прислушивается, но в это время всё вновь замирает, и наступает тишина. Через время ветер возобновляется, и Юрий уже отчётливей что-то слышит. Кажется, это скрипка. Он задерживает дыхание и опять прислушивается. Не одна скрипка, а несколько. И, может быть, что-то ещё. Звук далёкий и еле различимый. Юрий тушит окурок в тарелке и встаёт. Ветер теперь, будучи всё ещё очень слабым, начинает дуть постоянно. Звуки вырисовываются в какую-то стройную картину. Юрий пару минут раздумывает. Он оглядывается в направлении, куда отправился Рихтер со своей собакой, берёт его револьвер, откидывает дверцу и прокручивает барабан, просматривая гильзы. Пять из них со следами удара бойка. Юрий кладёт оружие обратно на скатерть, надевает фуражку и начинает медленно идти в сторону, откуда доносятся звуки музыки. Перед стеной из папоротника он останавливается, в последний раз оглядывается на стол и заходит в заросли.

Под сенью деревьев ветра нет, и музыки не слышно. Но снова, как и до этого, лес будто сам подсказывает нужное направление, образуя извилистую тропу, постепенно уходящую вверх. Вскоре лес начинают редеть, и Юрий выходит на открытую местность. Это одна из тех зон, напоминающих тундру, которые было видно с воды. Пройдя немного выше, дальше в сторону центра острова, можно было бы увидеть отсюда океан. Но ветер вновь доносит звуки музыки, уже более различимые. Если идти в ту сторону, откуда они слышны, нужно двигаться вдоль границы леса. Юрий размышляет несколько минут, оглядываясь по сторонам, и решает всё-таки следовать за музыкой. Пока он не спеша бредёт по серо-жёлтому мху, обходя лежащие тут и там валуны, музыка становится всё громче. Звучит вальс. Играет симфонический оркестр. Юрию знакома эта мелодия. Он ускоряет шаг и, начиная всё сильней нервничать, поднимается на небольшой холм. Отсюда его изумлённому взгляду открывается широкая и глубокая лощина, на дне которой, словно руины древнего храма, возвышается здание, похожее на небольшой дворец.

Музыка, ставшая к этому моменту почти оглушительно громкой, оканчивается финальным аккордом. Снова наступает тишина, в которой слышен только лёгкий шелест ветра.

Юрий, совершенно растерянный, стоит на вершине холма. Он смотрит в лощину, оглядывается по сторонам, снова смотрит вниз, трёт глаза, снимает фуражку, снова надевает и наконец, глубоко вздохнув, садится на землю и подкуривает.

Здание прекрасно ему знакомо. Это оперный театр его родного города. Здесь оно имеет совершенно дикий вид и кажется буквально вросшим в ландшафт. Ступени до половины ушли в землю, стены поросли лишайником, а из трещин в карнизах пробивается поросль, как обычно бывает в давно заброшенных зданиях. При этом во всех окнах горит яркий свет.

Докурив, Юрий встаёт, отряхивается и осторожно спускается вниз. Он доходит до ступеней, поднимается к колоннаде и заглядывает в окна вестибюля. Ничего особенного разглядеть не удаётся. Юрий берётся за ручку двери, собирается с духом и через тамбур проходит внутрь.

Там всё и выглядит и ощущается совсем не так, как снаружи: тепло, светло, приятно пахнет. Машинально сняв фуражку, он подходит к кассе. Кассир, плешивый мужчина в очках, сидит на своём стуле и читает газету. Юрий собирается постучать по стеклу, но передумывает. Он отступает назад, приближается к афишам, просматривает их, а затем проходит в фойе и глядит на часы над входом. Они показывают половину девятого. Здесь Юрий видит старушку гардеробщицу, занятую вязанием, и двух беседующих между собой капельдинеров в ливреях. Из-за дверей, ведущих в партер, слышно женский вокал в сопровождении оркестра. Юрий узнаёт оперетту: это комедия про бал-маскарад. Находясь в шоке от происходящего, он никак не может решиться начать взаимодействовать с тем, что его окружает. Но всё-таки, буквально перебарывая себя, он подходит к мужчинам. Те замечают его, и один из них учтиво спрашивает:

Чем могу быть полезен?

Добрый день... то есть, вечер, робко говорит Юрий. Прошу прощения! Возможно, я задам странный вопрос. Скажите, пожалуйста, эти часы, Он жестом указывает на циферблат над дверьми, они правильно идут?

Ну разумеется! Вот, извольте убедиться, С этими словами капельдинер достаёт из кармана часы, прищурившись, сверяет их с настенными и демонстрирует Юрию. Затем он обращается к своему коллеге: Посмотри у себя!

Второй капельдинер тоже проверяет время и объявляет:

Восемь часов, тридцать две минуты.

Вот видите! снова говорит первый. Очевидно, так оно и есть.

Что-нибудь ещё?

Да, подскажите, во сколько заканчивается представление?

Оперетта заканчивается ровно в девять часов.

Всё время, пока продолжается этот разговор, Юрий внимательно следит за обоими, ожидая, не начнут ли эти фантомы, как он мысленно их окрестил, помня слова старшего офицера, как-то странно себя вести или и вовсе таять в воздухе, подобно призракам. Но ничего такого не происходит. Они и выглядят, и ведут себя, как самые обычные люди. Юрий даже замечает, что увидев его настороженное поведение, им становится как-то неловко, и они удивлённо переглядываются между собой. В итоге, поблагодарив мужчин, и решая, по возможности, меньше привлекать к себе внимания, он перемещается в дальний конец фойе и заходит в уборную.

Там он пытается хотя бы немного разобраться, что же здесь происходит. И театр, и постановку он узнал практически сразу же. Юрий настолько часто вспоминал этот вечер, что просто не мог его не узнать. Но он никак не может понять, как вообще всё это возможно. Он долго смотрит в зеркало, открывает кран и умывается, словно бы пытаясь привести себя в чувство. Однако нет, он не спит. В конце концов, вновь собравшись с духом, он выходит в фойе и впервые с того момента, как оказался внутри, смотрит в окно. И то, что он видит, ещё сильней его изумляет и окончательно запутывает.

В окне видно ночной город. Горящие газовые фонари отражаются в блестящей от дождя широкой мостовой, по которой тарахтят кибитки и мерцающие ацетиленовыми фарами самоходы. На противоположной стороне улицы белеет в темноте каменная беседка, а на углу виднеется булочная с кренделем на вывеске. Куда-то спешат люди под зонтами.

Юрий почти прислоняется лицом к стеклу, не веря своим глазам и, отскочив вдруг от окна, почти бегом направляется к выходу мимо разглядывающих его с интересом капельдинеров. Он выскакивает через вестибюль на улицу, на ступени и видит то же, что и раньше: пасмурный день, унылый пейзаж с покрытой мхом лощиной. Пару минут он собирается с мыслями и возвращается в вестибюль, где сразу же выглядывает в окно. А в окне ночной город и дождь. Оглянувшись на кассира, увлечённого своей газетой и не обращающего на него никакого внимания, Юрий осторожно и стараясь издавать как можно меньше лишних звуков, поворачивает запорные рукояти одного из окон и слегка приоткрывает внутреннюю, а за ней и наружную створки. Сразу же чувствуется сырость и становится слышен шум дождя, звук паровых и керосиновых двигателей, грохот колёс и копыт по мостовой. Юрий просовывает в окно руку, которую сразу же заливает дождевой водой. Он быстро одёргивает её и поспешно, пока не заметил кассир, закрывает створки, а затем снова выходит на крыльцо и, быстро взглянув на серо-белые тучи, на поросшие мхом холмы, на валуны, теперь уже не оглядываясь, возвращается в фойе. Пройдя мимо провожающих его взглядом капельдинеров, Юрий поднимается на второй этаж и смотрит с балкона на часы над входом. Стрелки там показывают восемь часов, пятьдесят шесть минут. К нему подходит ещё один человек в ливрее.

Господин офицер, могу я вам чем-нибудь помочь?

Нет-нет, спасибо. Я кое-кого жду, отвечает Юрий.

Оттуда, где он стоит, хорошо видно левый выход из партера и гардероб. До конца оперетты остаётся около пяти минут. Юрий облокачивается на перила и ждёт.

VI

Семь лет назад. Конец ноября. Университет путей сообщения. Механический факультет.

В большой лекционной аудитории, выполненной в форме амфитеатра, ведёт занятия заведующий кафедрой паровых механизмов, профессор Владимир Андреевич Проценко. Это седой, но ещё бодрый старик, лет шестидесяти, в форменном сюртуке с петлицами советника второй категории.

Я не устану повторять, что все студенты делятся на три типа: первые знают, что они всё понимают; вторые думают, что они всё понимают; третьи знают, что ничего не понимают. Про первых и говорить нечего, с ними всё ясно. Вторые это страшные персонажи. Они вредны и даже опасны для промышленности. А вот третьи ближе к первым, чем может показаться. С этими людьми можно и нужно работать. Поэтому, в который раз прошу вас, господа студенты: если, вдруг, вам что-то неясно, не стесняйтесь, подходите после занятий. Я у себя в кабинете на кафедре почти до пяти часов. Лучше, конечно, не по одному, потому что это очень нерационально. Собирайтесь группами, и милости прошу! Итак, будем считать, что с основными параметрами дымовой коробки мы разобрались. Переходим к расчёту сечения дымовытяжного конуса.

Юрий и его друг Шура Кроткевич сидят на галёрке, почти под самым потолком. Шура толкает Юрия локтем и шёпотом спрашивает:

Ну что, ты дочертил?

Да, всё никак не мог собраться с духом, чтоб закончить. Сейчас буду сдавать.

И я буду. Может быть, ему хоть в этот раз понравится. У меня уже сил нет переделывать одно и то же.

Друзья ведут конспекты, время от времени вполголоса переговариваясь. Когда лекция заканчивается, они быстро спускаются вниз к кафедре и наседают на профессора с просьбой проверить их проекты. Тот восклицает:

Ага Мы с Тамарой ходим парой. Ленц и Кроткевич! Ну-ну Показывайте! Кто первый?

Юрий протягивает свой рулон ватмана. Проценко разворачивает его и придавливает одну сторону своим портфелем, а другую чернильницей и табакеркой, используя их в качестве пресс-папье, чтобы лист снова не скручивался. Он достаёт из внутреннего кармана сюртука небольшую курительную трубку, не подкуривая, зажимает её в зубах и стоит, упёршись руками в стол и склонившись над чертежом, словно полководец над картой. Так проходит около двух минут. Профессор изредка сам себе бубнит под нос что-то вроде: Ну да, ну да или Так-так и, наконец, поднимает голову со словами:

Всё, в общем, правильно, хотя и грязновато. Но у меня возник один вопрос. Скажите, Ленц, у вас что, этот подшипник будет работать без смазки? Он тычет пальцем в чертёж.

Почему без смазки? Со смазкой, конечно. Через тавотницу.

И где она у вас изображена? Покажите.

Юрий заглядывает в свой чертёж и, обнаружив оплошность, отвечает:

Прошу простить. Я, видимо, про неё забыл.

Нужно быть внимательней. Чертёж я принимаю, но не забудьте добавить тавотницу. Я рекомендую вам разместить её вот здесь, С этими словами Проценко макает перо в чернильницу и обводит жирной линией место, которое он имеет в виду.

Юрий вздрагивает и недовольно морщится. А профессор с невозмутимым видом скручивает рулон и возвращает ему.

Благодарю, Владимир Андреевич, скрывая досаду, вежливо говорит Юрий.

А что с расчётами?

Пока ничего. Но через неделю всё будет готово.

Хорошо. Не затягивайте, если хотите получить зачёт до экзамена. Теперь Кроткевич! Который это уже раз? Третий?

Четвёртый, Владимир Андреевич нервно улыбаясь, отвечает Шура и протягивает свой чертёж.

Проценко держит его свёрнутым, и внимательно глядя на Кроткевича, спрашивает:

Расчёты у вас, насколько я помню, в полном порядке, как и всегда?

Да, вы уже проверяли и сказали, что великовата погрешность. Я пересчитал с ещё одним знаком после запятой. Стала поменьше.

Ага, ага Профессор задумчиво опускает взгляд на свёрнутый рулон, подносит его к глазам, поворачивается к окну и смотрит в него, как в подзорную трубу.

Ну Что-то там есть. Что-то начерчено Вас удовлетворительно устроит?

Конечно, устроит, Владимир Андреевич! радостно улыбается Шура.

Зачётная книжка при себе?

Да, вот. Пожалуйста.

Проценко расписывается в его зачётке, а Юрий с досадой произносит:

Меня бы тоже удовлетворительно устроило.

Заведующий кафедрой поднимает на него недовольный взгляд и возмущённо говорит:

Ваше удовлетворительно не устроит лично меня. Вы способны на гораздо большее, Ленц! Немного постарайтесь, и сможете получить высший балл за свой проект. Я буду за вас хлопотать в комиссии.

Но зачем?

Как зачем? С таким-то отцом!

Причём здесь он?

Я и слушать ничего не желаю! Чертёж переделайте! Это пойдёт лично вам на пользу. Руку набивайте. А с вычислениями пускай вам Кроткевич поможет. Это у него хорошо получается. Кстати, а вы помогите ему с чертежами. Потому что, когда он будет защищаться, все члены комиссии рискуют получить сердечный удар при виде его художеств. Коммуникабельней нужно быть, молодые люди. Учитесь этому смолоду. И в работе пригодится, и в жизни. На сём позвольте откланяться. Кроткевич, закройте за мной аудиторию и отнесите ключ в деканат. Я уже наверх идти не хочу.

Он собирает портфель и удаляется. Друзья остаются вдвоём, тоже выходят, и Шура запирает дверь.

Ты домой? спрашивает он Юрия.

Да, буду чертёж заново делать. Вот он собака! Я бы эту дурацкую тавотницу мог домалевать прямо здесь, на подоконнике. Но нет же! Нужно было мне чернилами испоганить весь чертёж! Теперь два дня над новым сидеть!

Слушай, не накручивай. Сегодня отдохни, а сделаешь потом.

Конечно! На выходных! Делать мне нечего!

Они начинают идти по коридору. Шура говорит:

Подождёшь меня, пока я ключи в деканат занесу? Вместе до конки пройдёмся.

Ты же знаешь, я пешком хожу.

Да разговор один есть.

Ох, ну ладно, вздохнув, отвечает Юрий и, пока они поднимаются по лестнице, рассуждает: Слушай, а может он и прав? Помоги мне всё посчитать! А то, получается, я целых два дня потеряю на перерисовывание этой чепухи. Ты-то уже сдал. А?

Я бы с радостью. Но мне ещё кучу всего нужно сдавать. Сам могу не успеть. Не хочу опять хвостовку брать.

Вот дрянь Всё настроение угробилось!

Юра, это всего два дня. Не драматизируй. Я мигом. Подожди.

Шура заходит в деканат, а Юрий, оставшись в коридоре, принимается рассматривать доску со стенгазетой: шаржи, четверостишья про университетскую жизнь. Он морщится и бормочет под нос: Какая чепуха

Через минуту появляется Шура. Они направляются к лестнице, спускаются вниз и, забрав свои шинели в гардеробе, выходят на улицу.

Так что за разговор? спрашивает Юрий, поднимая воротник.

Да тут такое дело В общем, я всё-таки уговорил Анюту пойти со мной в театр, ну, то есть в оперу. Намучился с ней. Видно же, что я ей интересен, но, сам понимаешь, женская сущность. Всё приходится делать с боем.

О! Ну поздравляю! Может всё-таки у вас что-то куда-то сдвинется! Опера-то хоть про любовь? Атмосфера должна быть соответствующая.

Вроде бы, да. Но дело не в этом. Она ну она стесняется. Согласилась идти только при условии, что будет её подруга.

Да ладно! Ну что за фарс! Это же просто анекдот. Только совершенно не смешно.

Я знаю. Но ничего не поделать. Одним словом, я выбил через студенческий профсоюз четыре контрамарки. И, ну ты понимаешь

Шура, я понимаю. Но мне нужно чертить! Ничего с тобой не случится плохого, если ты прогуляешься с двумя барышнями вместо одной!

Да ну как так? Это же такая возможность, ну Мы, тогда, не сможем остаться наедине. С нами всё время будет её подруга. К тому же она и сама наверняка будет чувствовать себя неловко.

Согласен. Но я хочу побыстрее разобраться с Проценко. А театры этому никак не способствуют.

Я тебя очень прошу!

Юрий вздыхает:

Хорошо. Но с тебя расчёты.

Ладно. У меня нет выбора.

А вообще, скажу я тебе, глупо это всё.

Конечно, глупо. Но по-другому никак.

И когда опера?

Сегодня, в шесть.

Ты шутишь? Это же через три часа! Ты не мог раньше сказать?

Прости, так вышло. Если ты не пойдёшь домой, как обычно, пешком, а воспользуешься такими благами цивилизации, как общественный транспорт, то спокойно успеешь привести себя в порядок и переодеться.

Ну ты, Шура, конечно, даёшь

В это время они уже стоят на остановке. Подъезжает нужная Шуре конка. Он запрыгивает в неё и с подножки кричит:

В общем, в половине шестого в театре!

Юрий с матерью живут в фамильном особняке Ленцев в историческом районе города, откуда видно древний монастырь на холме. Полтора века назад, когда далёкий предок Юрия строил этот дом, здесь кипела жизнь. Но с началом промышленной революции, город начал разрастаться в совершенно другом направлении. Строились фактории, возводились новые деловые и жилые районы. А Карповка постепенно превратилась из центра в окраину, к которой до сих пор не проложили рельсы. Омнибус ходит раз в несколько часов, а до ближайшей остановки конки около двух вёрст.

Зелёный деревянный вагончик, запряжённый двумя лошадьми, провозит Юрия мимо особняка Лучинских, где недавно справлялся юбилей Аллы Петровны, и ещё через несколько кварталов высаживает его на своей остановке, а сам едет дальше, чтобы вскоре развернуться на конечной и двинуться в обратную сторону.

Юрий быстрым шагом, обходя лужи на грунтовой дороге, направляется домой. Вначале он мрачен и зол: на профессора за то, что тот запорол его чертёж; на Шуру за то, что приходится терять полдня на его дурацкую затею с театром. Однако по пути настроение его начинает меняться. Обдумывая ситуацию, Юрий приходит к выводу, что он, действительно, очень устал за последние пару недель напряжённой учёбы, и что развеяться и отдохнуть, в общем-то, не повредит. К тому же будет эта подружка Анюты. Даже не планируя ничего серьёзного, просто провести вечер под хорошую музыку в компании девушки это неплохая перспектива. А если она окажется хорошенькой, тем лучше! совсем повеселев, говорит сам себе Юрий и, отперев ключом дверь, заходит в дом.

Это добротный двухэтажный особняк, построенный в эпоху балов и кружев. Фасад украшают пилястры и обрамлённая венком монограмма КЛ над главным входом, что значит Карл Ленц имя того самого благородного предка Юрия. Заметно, однако, что хозяева дома переживают сейчас не лучшие времена. Краска кое-где обвалилась, водосточные трубы проржавели, а окна первого этажа закрыты ставнями, что в целом создаёт довольно обшарпанный вид некогда весьма солидному зданию. Уважаемый и достаточно состоятельный род Ленцев со временем заметно обеднел. Да ещё и отец Юрия вложил почти все средства в свои исследования и разработки, из которых, несмотря на огромный потенциал, не сумел извлечь особой материальной выгоды. Деньги на образование и своё доброе имя вот и всё, что он оставил наследнику. Из полного штата прислуги осталось лишь двое наёмных работников. Эта супружеская чета приходит раз в неделю, чтобы помогать Софье Ивановне поддерживать чистоту и порядок в жилых помещениях и справляться с капризным механизмом громоздкой стиральной машины.

Весь первый этаж фамильного гнезда был превращен Олегом Григорьевичем в мастерскую-лабораторию. Прямо по интерьерам в стиле барокко были проведены медные трубы, кориатиды были опутаны какими-то кабелями, тянущимися к огромному генератору, а оттуда через пробитые в потолочной лепнине дыры наверх, к ветряку на крыше. Вазоны и всевозможные украшения были демонтированы, их заменили станки и различные хитроумные приспособления. В каминах были устроены вытяжки и газовые горелки. Вместо живописных картин в тяжёлых узорчатых рамах на стены были повешены какие-то схемы и чертежи. Последние лет пятнадцать ставни первого этажа как раз и держатся постоянно закрытыми, чтобы скрыть всё это от любопытных посторонних глаз.

Юрий бросает взгляд в полумрак отцовских чертогов, сейчас лишь немного освещённых через узкие щели между ставнями, и поднимается по лестнице на второй этаж. Он вешает фуражку и шинель на вешалку.

Мама, я дома!

Софья Ивановна выходит из своей комнаты.

Здравствуй, сынок.

Я сейчас снова убегаю. Шура добыл контрамарки в оперу. Грех не сходить за бесплатно.

А что же, Шуре, кроме тебя, некого позвать в театр?

Ну, скажем так Мы идём не одни.

А, ну это другое дело! улыбнувшись, говорит она.

Мама, свари, пожалуйста, кофе.

Ты бы поел, лучше, чего-нибудь!

Я не успею. В полшестого уже нужно быть там.

Софья Ивановна идёт ставить кофеварку, а Юрий тем временем швыряет портфель в дальний угол своей комнаты и переодевается в старый отцовский смокинг с бабочкой. Пока он пьёт кофе и ест бутерброды, которые мать ему всё-таки успела приготовить, она говорит:

Читала прогноз погоды на сегодня. Обещают дождь. Я сходила, посмотрела на барометр. И правда, стрелка упала. Всё может быть. Так что, обязательно, возьми зонт.

Юрий надевает поверх смокинга свою студенческую чёрную шинель и форменную синюю фуражку, забирает из рук матери большой зонт-трость и отправляется обратно, к остановке.

Он приезжает в театр чуть раньше назначенного времени, сдаёт верхнюю одежду и зонт в гардероб и коротает время, изучая афиши. Вскоре появляется и Шура в компании двух девушек. Он в пальто и котелке. Пальто широковато ему в плечах видимо, одолжил у брата.

Анна приветствует Юрия:

Здравствуйте, Юра! Это моя подруга Елизавета.

Рад вас видеть, Анна! Елизавета, очень приятно познакомиться!

Можно просто Лиза, отвечает та.

Они тоже сдают одежду в гардероб, и девушки вдвоём отправляются в уборную.

Ну что, как тебе подружка? спрашивает Шура.

Вроде ничего. Но я ведь с ней ещё не общался.

Вот и пообщайся! Держи свои два билета.

Ну ты и шельмец! с улыбкой говорит Юрий.

Когда девушки возвращаются, как раз звучит первый звонок. Двери в зал открываются, и люди начинают заходить. Шура сразу же увлекает Анну внутрь. А Юрий и Елизавета внезапно остаются вдвоём.

Она восклицает:

А как же мы теперь зайдём? Билеты остались у него!

Нет, Лиза, наши с вами билеты у меня. Но, может быть, зайдём после второго звонка? Давайте пока посмотрим афишу. На что бы вы хотели сходить в следующий раз? полушутя говорит Юрий и подставляет Лизе локоть.

Она серьёзно смотрит на него и отвечает:

Юра, я понимаю, что вы сейчас, как и я, помогаете своему другу. Но давайте сразу всё обговорим во избежание недоразумений. Я помолвлена, и совершенно не в моих интересах, чтобы кто-то из знакомых увидел меня в театре под руку с посторонним мужчиной. Мне ясен ваш замысел, но давайте лучше просто подождём десять минут и зайдём по очереди. Дайте мне мой билет.

Юрий протягивает ей контрамарку и начинает смеяться. Она с недоумением спрашивает:

Что с вами? Отчего вы смеётесь?

Всё хорошо. Просто вы мне очень нравитесь. Люблю прямолинейных людей. Да и вообще, ситуация же ужасно комичная! К чему весь этот цирк, ума не приложу.

Признаться, я тоже.

Слушайте, Лиза! А давайте мы проучим этих голубков! Прямо сейчас просто уйдём отсюда и разъедемся по домам!

Ну уж нет! отвечает она, тоже усмехнувшись. Я не такая злодейка, как вы! Раз пообещали, идёмте в зал. Но, если у них всё пойдёт хорошо, после антракта я вас покину. Не хватало мне потом объясняться со своим женихом, где меня допоздна носит. А вы как хотите.

Со вторым звонком они заходят. Места четыре в ряд. Девушки садятся в середине, а мужчины по бокам. С началом представления Юрию наконец-то удаётся расслабиться. Он с интересом следит за сюжетом, наслаждается музыкой, смеётся над шутками и совсем забывает о друге и о том, зачем он вообще сюда пришёл.

Объявление антракта звучит для него, как звонок будильника, прерывающего сон на самом интересном месте. Вся четвёрка выходит в фойе, и друзья отправляются на крыльцо покурить.

Хорошо, всё-таки, что ты меня позвал, говорит Юрий.

Что, Лиза понравилась?

Представление нравится. А Лиза Это, в общем, всё равно, понравилась она мне, или нет.

Почему?

Она помолвлена, дурачина! Твоя Анюта та ещё выдумщица. Нет, ну правда! Вы будете прекрасной парой. Прямо таки, два сапога! Кстати, как оно?

Всё хорошо. Я почти не следил за сюжетом. Мы всё что-то болтали, болтали.

Юрий замечает, как за спиной у Шуры вниз по ступеням проскальзывает Лиза и, словно тень, растворяется в вечерней толпе. Друзья возвращаются в фойе. Анна встречает их со словами:

Лизе что-то стало дурно. С ней, к сожалению, это бывает. Ей пришлось уехать домой. Вы не заметили её на крыльце? спрашивает она, стыдливо отводя взгляд от Юрия.

Нет, мы её не заметили! Шура растерянно смотрит на друга.

Вот ведь незадача! язвит Юрий. А мне, вы представляете, совсем не стало дурно. Мне даже, я бы сказал, хорошо.

Анна краснеет. Шура отводит его в сторону и говорит:

Послушай! Я не знаю, конечно, может быть, они о чём-то и договорились. Но в любом случае если хочешь, можешь ехать домой. Так, возможно, будет даже лучше.

Лучше для кого? Я хочу досмотреть оперетту, а до вас мне дела нет. Мешать я вам не собираюсь.

Ну хорошо, только прошу тебя

Не многовато ли просьб на сегодня? прерывает его Юрий. Занимайся своей спутницей, а мне дай отдохнуть. Сам насоветовал!

В зале он, чтобы не смущать Шуру и Анну, отсаживается от них на одно место дальше, воспользовавшись освободившимся после ухода Лизы креслом, и увлечённо смотрит вторую часть представления, ни на кого не обращая внимания.

Но вот уже девять часов вечера, финал. Опускается занавес, звучат аплодисменты. Труппа выходит на поклон, кто-то несёт им цветы. Публика начинает покидать зал. Шура и Анна спешат к гардеробу. Юрий прощается с ними и отправляется в уборную, а выйдя оттуда, обнаруживает, что кое-кто ещё остался в фойе. Оказывается, дождь, который начинал накрапывать ещё во время антракта, превратился почти в ливень. Это те, кто надеется переждать его до закрытия театра. Юрий направляется на крыльцо покурить, а навстречу ему через двери вестибюля идут Анна и промокший Шура, который, завидев друга, восклицает:

Ты представляешь! Не успели! Такая давка была в гардероб! Если бы чуть раньше! Кто пошустрей, сразу расхватали извозчиков, что у ступеней стояли. А теперь, которые подъезжают, лупят втридорога.

Ну подождите до закрытия. Может, он к тому времени и закончится. Ты же знаешь, сильный дождь редко бывает долгим.

Анна вцепляется в руку Шуры и взволнованно говорит:

Папенька меня убьёт! Я обещала к десяти быть дома!

Тот указывает рукой в сторону окон.

Но он же должен понимать! Ливень-то какой!

Ты его совсем не знаешь! Он будет так злиться! сокрушается она, чуть не плача. Придумай что-нибудь, пожалуйста!

Шура смотрит в окна, чешет затылок.

Нюта, прости нас на минутку! Он снова отводит Юрия в сторону. Слушай, одолжи денег на бричку! Я тебе на следующей неделе верну.

Ты мне и за прошлый раз не вернул. К тому же они, сам сказал, сейчас по тройному тарифу. У меня при себе и нет столько.

Вот чёрт! А сколько есть?

Шура, ты меня совсем без денег оставишь! Нет!

Юрий оставляет расстроенную парочку в фойе, а сам всё-таки выходит на крыльцо и курит, прислонясь плечом к колонне. На улице становится всё холодней. А дождь не унимается, льёт как из ведра. Он знает, где живёт Анна. Они с Шурой могли бы пройтись пару кварталов и сесть на конку седьмого маршрута. Юрий проверяет время по своим карманным часам: если выйдут прямо сейчас, то Шура успеет доставить Анну домой в нужное время. Он выбрасывает недокуренную сигарету, идёт внутрь, забирает из гардероба свой зонт и отдаёт его другу.

Держи! Вернёшь в понедельник. Добежите до остановки, а оттуда двадцать минут ехать, не больше.

А как же ты?

Да мне-то что Попью кофейку в буфете, а там видно будет.

Спасибо! Ты настоящий друг! С меня причитается!

Конечно, причитается! Расчёты, дружище! Расчёты! Завтра же приступай! Я хочу сдать их вместе с чертежом.

Обещаю!

Анна бросает на Юрия благодарный взгляд, и они убегают.

А он не спеша идёт в буфет. В такое позднее время, за сорок минут до закрытия, уже особо нечем поживиться, поэтому людей там почти нет. Все, в основном, остались в фойе. Юрий заказывает себе кофе. Ожидая заказ, он от нечего делать изучает скудное меню, а затем, расплатившись, забирает чашку и блюдце с кубиками сахара и ищет взглядом место поуютней. Вдруг он замечает знакомое лицо.

В самом углу зала за столиком сидит Марья Никитична. Откинувшись на спинку стула, на которой висит её ридикюль, и, сжимая чайную ложку в опущенных на колени руках, она задумчиво смотрит в заливаемое дождевыми потоками окно, где мерцают блики от фонарей. Перед ней на столе стоит чашка с блюдцем. Юрию сразу бросается в глаза, что весь её образ производит сейчас совершенно иное впечатление, нежели на именинах. В тот день Марья Никитична была предельно зажата и словно бы всеми силами пыталась слиться с интерьером. Теперь же она сидит, закинув нога на ногу, с расправленными плечами и высоко поднятой головой. И во взгляде её, и в чертах лица чувствуется какая-то скрытая сила. Расслабленная и погружённая в свои мысли, она выглядит загадочно и необъяснимо завораживающе.

Пару мгновений Юрий стоит в нерешительности, но всё-таки подходит к ней и негромко, словно боясь спугнуть, произносит:

Добрый вечер

Вначале она бросает на него удивлённый взгляд, но, узнав, приветливо говорит:

Юра, Это вы! Здравствуйте!

Не возражаете?

Нет-нет! Конечно, присаживайтесь!

У вас чай? Надеюсь, запах моего кофе не перебьёт вам аромат.

Улыбнувшись, она отвечает:

Это не совсем тот чай, ароматом которого можно наслаждаться. Правда и кофе, скажу вам по секрету, здесь паршивенький.

Так и знал, что нужно было заказывать коньяк! шутя, говорит Юрий. Я не ожидал вас здесь увидеть. Хотя, наверное, удивляться тут нечему при вашей профессии.

Профессия тут ни при чём, хотя здесь, и правда, работают несколько моих хороших знакомых. Но я хожу сюда просто как зритель.

Вы с Сергеем?

Нет Сергей занят. У него много дел, Она отводит взгляд и делает глоток из своей чашки.

Трудно, наверное, следить за всем этим. Производство, недвижимость.

Да, пожалуй. Я стараюсь не вмешиваться, Заметно, что она хочет поскорее сменить тему. Как вам оперетта?

О! Это великолепно! Столько ярких эмоций!

Да, замечательно, правда?

Я так рад, что попал на неё. Честно сказать, это произошло по чистой случайности.

Юрий рассказывает историю про контрамарки и сбежавшую Лизу, заканчивая словами:

В общем, решил пожертвовать свой зонт. У людей всё-таки свидание.

Марья Никитична, смеясь, комментирует:

Очень благородно с вашей стороны! А вот подругу эту я не понимаю. Ничего бы страшного с ней не случилось, составь она вам компанию и во втором акте.

Но, видимо, судьба решила уберечь её от дождя. Для всех в итоге всё сложилось наилучшим образом.

А как же вы?

А я, благодаря вам, провожу время за приятным общением.

Спасибо, Юра. Я тоже рада встрече.

В этот момент внезапно на весь зал слышится звук разбитого фарфора и приглушённая брань. Марья Никитична от неожиданности испуганно вскрикивает. Оба поворачиваются и видят раздосадованного буфетчика, который, прибирая за одним из столиков, случайно разбил заварник. Увлёкшись беседой, они не заметили, что, кроме них, в зале никого не осталось. Теперь, отвлёкшись, Марья Никитична обращает на это внимание и, глядя в окно, произносит:

Ну вот и дождь прекратился! Она смотрит на маленькие часики, висящие у неё на запястье. Как вовремя! Уже без четверти десять. Пора уходить! Было приятно с вами поболтать, Юра. Вам очень идёт смокинг, вы знали? До свидания!

С этими словами она встаёт и выходит.

Пару минут Юрий сидит, не зная, радоваться ли хорошо проведённому времени, или грустить оттого, что всё так внезапно закончилось. Наконец, так и не разобравшись в своих эмоциях, он тоже встаёт и покидает опустевший буфет. Забрав одежду в гардеробе, надев свою мятую фуражку и застегнув на все пуговицы шинель, он выходит на крыльцо и задумчиво смотрит, как по булыжной мостовой течёт вода. Что-то не даёт ему покоя. Юрий ловит себя на мысли, что мог бы продолжать беседу с Марьей Никитичной хоть до утра. А теперь после целого вечера в очень приподнятом настроении он внезапно почувствовал себя одиноко.

Вдруг в дверях появляется Марья Никитична, одетая в то же пальто с пелериной и шляпку, в которых приезжала на именины свекрови. Увидев Юрия, она подходит к нему и, улыбаясь, говорит:

И снова здравствуйте! Ну что? Не капает?

Вроде бы, нет. Но смотрите: ни одного экипажа. И ни омнибусы, ни конки уже не ходят в такое время. Сергей за вами заедет?

Зачем? Я прекрасно за час сама дойду.

Позвольте вас проводить. А то я сам себя не буду уважать.

Всё продолжаете делать добрые дела?

Просто пытаюсь делать то, что считаю необходимым.

Она пристально и с интересом смотрит на него, а затем спрашивает:

А вам самому-то не пора домой? Насколько я понимаю, нам в совершенно разные стороны. Ваша матушка, наверняка, будет волноваться.

Не будет. Она привыкла, с улыбкой отвечает Юрий.

Вот значит как! Ну что ж, пойдёмте. По пути расскажете мне, чем таким вы занимаетесь допоздна. Если скажете, что учёбой, не поверю. А на пьяницу или игрока вы, вроде бы, не похожи.

Честно сказать, просто хожу на ночные показы в кино.

Они спускаются по ступеням и начинают идти по мокрым, тускло освещённым улицам.

* * *

Стоя на балконе фойе и глядя вниз, подпоручик Ленц видит, как из партера выходят люди. Видит Шуру и Анну, спешащих к гардеробу, и, будто в дурном сне, себя самого, направляющегося в уборную. Оцепенев от шока, он, не отрываясь, продолжает следить, как Юрий-студент возвращается, как разговаривает с другом, как отдаёт ему свой зонт и уходит в буфет.

Один из капельдинеров второго этажа, который уже подходил к Юрию, вновь обращается к нему:

Прошу прощения. Вы, кажется, кого-то ожидали. Дело в том, что сегодня уже ничего не будет. Театр через сорок минут закрывается. Поэтому

Юрий резко отстраняется от него, нервно выкрикнув:

Не подходите, пожалуйста!

Оставив капельдинера в недоумении, он спускается вниз и решительно идёт мимо людей, пережидающих дождь, к дверям буфета. Начиная всё сильней уставать и нервничать из-за ситуации, в которой он оказался, и до сих пор не очень веря в происходящее, Юрий решает, что лучше сразу встретиться со своим фантомом лицом к лицу, чтобы поскорее покончить со всем этим.

Однако увидев через овальное стекло двери беседующих в дальнем углу зала Марью Никитичну и себя, он вдруг впервые за всё это время испытывает страх. Ни старший офицер с его пуделем, ни Шура с Анной не произвели на него такого впечатления. Да и свой собственный фантом, на удивление, тоже. Но сейчас, находясь буквально в нескольких шагах от неё, Юрия прошибает холодный пот. Мимо ходят люди, а он стоит остолбеневший, не зная, что делать. Нет, этого просто не может быть! Даже доведись ему сейчас столкнуться с каким-нибудь невиданным ужасным чудовищем, это не смогло бы произвести на него столь шокирующего впечатления.

Юрий отходит от дверей, утирает пот со лба и смотрит в окно на ночную улицу, пытаясь продумать, каким образом могут начать развиваться дальнейшие события, и как правильно себя вести. Но сколько бы ни силился, из-за стресса он никак не может овладеть собой. Мысли хаотично сменяют одна другую. Успокоиться, да ещё и предугадать реакцию этих двоих на себя нынешнего оказывается совершенно невозможно. Дождь идёт на убыль, времени остаётся всё меньше. Он смотрит на часы: почти без четверти десять. Дальше тянуть нельзя. Ничего так и не придумав, он всё-таки решается войти, дергает дверь буфета на себя и ступает в зал.

В это время буфетчик, не замечая его, забирает с одного из столиков блюдце с заварником и начинает идти к своей стойке. Внезапно у него подворачивается нога. Заварник соскальзывает с блюдца и разбивается об кафель.

При этом происходит огромной силы взрыв, сравнимый с попаданием пятидюймового фугасного снаряда или двухпудовой авиационной бомбы. Ударная волна выносит ослеплённого и оглушённого Юрия из дверного проёма и, словно щепку, швыряет через фойе. Обожжённый и насквозь пронизанный осколками, он выбивает спиной окно и падает с высоты на землю, ломая при этом шею.

VII

Четыре года назад. Имперская военно-морская база в тропиках, в четырёх тысячах морских миль от метрополии.

Юрий уже полгода служит вольноопределяющимся в береговых войсках флота. Четыре месяца назад он был переведён сюда на должность техника по обслуживанию парового электрогенератора.

Текущая война между двумя банановыми республиками за спорные территории протекает очень вяло. Крупные и могущественные державы, в том числе и Империя, стараются играть войсками стран-сателлитов для достижения своих целей, избегая прямых столкновений друг с другом.

По дипломатическим причинам база, на которую попал Юрий, обустроена при небольшом рыбацком городке. Сюда из-за океана происходит подвоз оружия и боеприпасов для армии находящейся под влиянием Империи страны, воюющей со своим соседом. В паре вёрст от городка тянется вдоль побережья одноколейная железная дорога. К ней была пристроена тупиковая ветка для загрузки эшелонов, идущих на фронт. В гавани базируется флотилия, состоящая из канонерской лодки Лебедь, минных крейсеров Чекан и Клевец и нескольких миноносок. Они охраняют вход на внутренний рейд, а также сопровождают и при необходимости досматривают транспортные суда. Полноценной батареи береговой обороны база не имеет. Её роль выполняет старый республиканский броненосец Аделантадо, переданный местным правительством в распоряжение Империи, и стоящий теперь с поломанными машинами около причала. Его четыре десятидюймовых и четыре шестидюймовых орудия это вся крупнокалиберная артиллерия здесь, если не считать ещё три шестидюймовки на Лебеде. Кроме того броненосец служит плавучей казармой для половины нижних чинов гарнизона, включая Юрия. Являясь на данный момент оплотом имперских вооружённых сил в регионе, база была оборудована мощнейшим радиотелеграфом. Электричество для него вырабатывает паровая динамо-машина, работу которой и поддерживает Юрий вместе с другими техниками. Помимо своей главной функции пародинамо обеспечивает электричеством весь городок и несколько соседних посёлков, что является, с одной стороны, жестом доброй воли для местного населения, а с другой средством пропаганды, демонстрирующим мощь Империи и серьёзные намерения её правительства. Машина обслуживается посменно четырьмя бригадами.

На службе Юрий сразу зарекомендовал себя как исполнительный и прекрасно знающий своё дело специалист. Остальные техники до армии служили простыми рабочими на железной дороге или на каких-то предприятиях. Из них лишь он один окончил профильный университет и обладает не только практическими, но и глубокими теоретическими знаниями, которые очень помогают в работе с такими сложными механизмами. Попав сюда, Юрий быстро заслужил уважение в коллективе. Сослуживцы не стесняются спрашивать у него совета, а офицеры знают, что такому подчинённому можно доверить самые ответственные задачи. Большую часть рабочего времени в жарком ангаре он в своём промасленном комбинезоне с сигаретой в зубах проверяет затяжку гаек динамометрическим ключом, слушает стетоскопом шумы в машине и измеряет специальным термометром температуру подвижных узлов. Отработав смену, он устаёт и потом быстро засыпает. Но по выходным тяжёлые мысли, мучающие Юрия уже полгода, наваливаются на него с необыкновенной силой. В мужском коллективе главная тема для разговоров это женщины. Во время приёма пищи, ремонта одежды, чтения писем или журналов, с чего бы ни началась беседа, она почти всегда приходит к одному и тому же. Для Юрия эта тема стала с недавних пор чрезвычайно болезненной, вызывая в нём чувства и воспоминания, которые он старательно пытается в себе заглушить. Будучи вольноопределяющимся, он, в отличие от большинства сослуживцев, попавших в армию по призыву, в выходной день может свободно покидать расположение части. И при любом удобном случае он предпочитает этой возможностью воспользоваться и проводить время, гуляя по окрестностям или пропуская стаканчик-другой в каком-нибудь местном кабаке, попутно пробуя хоть немного выучить местный язык.

В один из таких дней он утром одевается в свою оливковую пехотную униформу с чёрными матросскими погонами, выходит из кубрика и, пройдя длинный и тёмный коридор, освещённый лишь парой керосиновых фонарей, поднимается по трапу на залитую ярким солнечным светом верхнюю палубу броненосца Аделантадо, уже четвёртый месяц служащего ему домом.

Здесь он подкуривает и, облокотившись на леер, смотрит, как две миноноски, ревя своими газолиновыми двигателями, спешат на досмотр очередного парохода, бросившего якорь на внешнем рейде. Мимо него двое комендоров в белых матросских робах с синими пристежными воротниками несут банник к носовой орудийной башне. Один из них возмущается:

На кой чёрт их чистить? Мы же не стреляли!

Старшина сказал, что каплей собирается стрельбы устроить. Вроде как тот с адмиралом говорил. Будут мишени на буксире таскать, отвечает ему второй.

Наконец-то! Сколько можно их надраивать! Пора и пошуметь.

Плохо только, что электричества нет. Придётся вручную наводить.

Думаешь, не запустят динамо ради такого дела?

Их не запускали уже несколько лет. Ты недавно служишь, а я-то знаю. Уголь не грузят, бункера пустые. Значит, пар поднимать нечем. Да хоть бы и запустили, наверняка что-то уже поломалось за столько времени. Чинить это гальванёры нужны. А их у нас нет.

А как же электрики-связисты?

Да разве ж они сходу с нашими башнями разберутся? Тут своя специфика, понимаешь.

Они кладут банник на палубу перед башней, где уже лежат остальные приспособления для чистки орудий. К ним присоединяются их товарищи весь расчёт. Кто-то через бронированную дверь в задней стенке заходит внутрь. Башня с писком начинает медленно поворачиваться стволами в сторону полубака. Юрий выбрасывает окурок за борт и по сходням идёт на берег.

Ему нужно пройти через весь гарнизон, чтобы добраться до контрольно-пропускного пункта. Минув дымящую котельную, откуда тянутся трубы паропровода к ангару с динамо-машиной, он подходит к мачте радиовышки, у подножья которой стоит домик-радиорубка. Около крыльца о чём-то оживлённо разговаривают трое офицеров: начальник радиостанции мичман Мазодин, инженер-электрик поручик Скориков и инженер-механик поручик Горохов, непосредственный командир Юрия. Проходя мимо них, Юрий, повинуясь уставу, отдаёт честь. Горохов замечает его, и подзывает к себе:

Ленц, постойте! Подите-ка сюда! сказав это, он поворачивается к остальным. Господа, Ленц интеллигентный человек. Давайте обратимся к нему.

Юрий подходит к офицерам.

Здравия желаю! приветствует он их.

Послушайте, Ленц! говорит Горохов. У вас выходной, я знаю. Поэтому у меня для вас не приказ, а просьба. Вы единственный из наших, кто может сегодня выйти в город. Дело срочное. А пока кому-то из нас будут выписывать пропуск, всё уже может сорваться. При удачном стечении обстоятельств у вас на всё про всё уйдёт пару часов, не больше. Ну что, вы готовы помочь?

Юрий понимает, что отказ может испортить его отношения с начальством. К тому же он в глубине души не против хоть как-то разнообразить свои бесцельные шатания по окрестностям. Он отвечает:

Так точно! А что нужно делать?

Дело вот в чём: штабисты сказали, что комендант собирается сегодня после обеда нагрянуть к нам с инспекцией. Ну вы понимаете, вся эта ерунда, профилактика диверсии. Пустяки. Но проблема в том, что майор сегодня не пришёл на службу. Если комендант узнает, что начальник связи не находится в расположении части, это будет скандал.

Не скандал, конечно, включается в разговор Скориков, но майору нашему крепко влетит. Вплоть до ареста и гауптвахты.

Нужно найти майора? спрашивает Юрий.

Именно! И сделать это как можно быстрей. Он живёт в гостинице Интернасиональ. Но не уверен, что вы его там застанете. Возможно, придётся заглянуть ещё в пару мест.

Кабаки и бордели?

Совершенно верно! Объясните ему, если сможете, ситуацию.

А если я его не найду, или если он наотрез откажется идти?

Городок совсем небольшой. Не так уж много мест, где его стоит искать. Найдёте, будьте уверены. А вот если он ну Что ж Считайте, что сделали всё, что могли. С креолами в случае надобности сможете, я надеюсь, хоть как-то объясниться?

Постараюсь.

Начальник связи майор Михаил Викторович Сипаев это своеобразная знаменитость в гарнизоне. В своё время, будучи ещё поручиком, он прославился, когда в ходе морского сражения героически спас от взрыва броненосец Рарог, на котором служил механиком. Про это даже писали в газетах. Он был награждён, женился и имел все шансы на блестящую карьеру морского офицера. Однако лет через пять после этих событий, с ним внезапно случился сердечный приступ. Медицинская комиссия постановила, что ему категорически противопоказано находиться в жарком и душном машинном отделении и в трюмных помещениях вообще. Несмотря на рапорты и ходатайства, он был списан на берег и назначен на должность младшего инженера для проверки сметы в одном из северных портов. Тяготясь новым и скучным для него образом жизни, Михаил Викторович, начал пить. Из-за этого от него ушла жена, а сам он, после нескольких арестов за неподобающее поведение, по собственной просьбе был уволен в запас, и чем занимался следующие пару лет, неизвестно. Однако с началом войны, им был написан рапорт с просьбой направить его в любую действующую часть на любую свободную должность. Памятуя его былые заслуги, просьба была удовлетворена, и майор Сипаев был назначен начальником связи на дальнюю военно-морскую базу.

Вся эта история, естественно, не была секретом для офицерского состава гарнизона, а нижним чинам стала известна из-за болтливости недалёкого начальника радиостанции мичмана Мазодина, который проговорился одному из радистов. Сам же майор ничем себя не порочил, за исключением того, что частенько бывал пьян. Однако это не мешало ему исправно исполнять свои обязанности. До этого момента. Понимая, что имеют дело с алкоголиком, подчинённые Сипаева, офицеры Скориков, Горохов и Мазодин всегда знали, что командир может в любой момент сорваться в запой. Однако сегодняшний день стал для этого самым неподходящим.

Гостиница Интернасиональ находится всего в паре кварталов от базы. Она лучшая из двух имеющихся в городе. И почти все номера в ней заселены имперскими офицерами. Юрий беседует с администратором, который неплохо научился изъясняться на чужом языке, и узнаёт, что майор покинул номер вчера вечером и до сих пор не возвращался. Пока они общаются, мимо проходит молодая горничная. Она слышит разговор и вмешивается:

Сеньор, вы спрашивать команданте Сипаев?

Да, про него.

Он два дней назад очень плохо играть в карты с капитан Коробчук. И вчера собираться снова играть, чтобы хорошо.

Отыграться?

S, seor.^[1]

А кто этот Коробчук?

Bombero,^[2] отвечает администратор. Видя, что Юрий не понимает, он пытается пояснить: Огонь служба.

Пожарный?

S.

Из пожарной части?

Да, сеньор.

Юрий благодарит обоих и направляется в пожарную часть, каланчу которой хорошо видно над невысокими крышами остальных построек. Там он спрашивает пожарных, ремонтирующих насос в своей водовозке о капитане, и те указывают на хмурого сутулого человека, курящего около ворот гаража. Подойдя к нему, став по стойке смирно и козырнув, Юрий громко произносит:

Здравия желаю, господин капитан! Вольноопределяющийся Ленц, служба связи! Разрешите обратиться!

Коробчук удивлённо смотрит на него и настороженно отвечает:

Слушаю.

Я по поручению начальства разыскиваю майора Сипаева. Михаил Викторович не явился сегодня на службу. Мне сказали, что вчера вечером он собирался с вами встретиться.

Нахмурившись, капитан говорит:

Позвольте ваши документы.

Юрий протягивает ему служебную книжку. Тот внимательно смотрит, читает все строчки и комментирует:

А мы с вами почти земляки, оказывается. Из одной губернии. Что ж вас после университета в армию-то потянуло? Да ещё и солдатом

Это долгая история, господин капитан.

Коробчук отдаёт Юрию документы.

Вот что, господин вольноопределяющийся! Поисками майора, если он действительно пропал, должна заниматься комендатура, а не вы. В противном случае у вас должна быть бумага, дающая полномочия проводить расследование. Где она?

Слегка замешкавшись, Юрий отвечает:

Мне было приказано в устной форме.

Нет! Так не годится! Капитан закладывает руки за спину и отворачивается в сторону. Очень наивно с вашей стороны надеяться, что я вам что-то стану рассказывать без письменного распоряжения вашего начальства. К тому же, какое, собственно, начальство вам это приказало? Ваш начальник майор Сипаев. Он что, сам себя найти не может?

Я выполняю приказ своего непосредственного командира поручика Горохова, начальника по механической части.

Ха! Так это что же, инициатива с низов? Подчинённые разыскивают командира? Кажется я понял! Поручик решил майору задницу прикрыть, пока того комендант не хватился! Он снова поворачивается к Юрию. А вас к этому делу привлекли, потому что вам не нужно выписывать временный пропуск. Я прав?

Юрий молчит. Коробчук со сложенными за спину руками прохаживается взад и вперёд и наконец, сплюнув сквозь зубы на пыльную землю и пристально взглянув на него, говорит:

Ваше счастье, господин Ленц, что мы земляки. В такой дали от дома должно же это что-то значить! Иначе чёрта с два я бы что-то стал вам рассказывать. Этого Сипаева совсем не мешало бы проучить. Ну да ладно. Мы играли в карты в кабаке Ансиано Сантьяго. Разошлись около восьми часов вечера. Он собирался потратить выигрыш на одну бабу. Всё время к ней ходит. Она принимает у себя дома. Улица Хинеса де ла Хара, дом двадцать три. Второй этаж, крайняя дверь справа. Зовут её Мариса Маркес. Больше мне нечего вам сказать.

Одиннадцать часов утра. Юрий пробирается узкими улочками, где между двухэтажными домами растянуты бельевые верёвки, а соседи перекрикиваются друг с другом через распахнутые окна. Иногда встречаются какой-нибудь креол или мулатка, курящие сигары у себя на крыльце. Наконец он находит нужный адрес. Это, похожий на все остальные, двухэтажный дом на четыре квартиры с бледно-жёлтыми потрескавшимися стенами и с выставленными в окнах цветочными горшками.

Юрий отходит на другую сторону улицы, смотрит в распахнутые окна второго этажа справа от лестницы и прислушивается. Лёгкий бриз чуть покачивает задёрнутые ситцевые занавески. Где-то неподалёку слышно крики играющихся мальчишек и тявканье маленькой собачки. Больше никаких звуков. В окнах тишина.

Он заходит в дом и поднимается по лестнице наверх. На крайней двери справа возле прорези для писем прикреплена маленькая табличка с надписью: Mara Luisa Mrquez. Юрий прислоняется к двери и снова прислушивается. Слышно только, как в одной из соседних квартир тихо работает радио. Он осторожно пробует пошевелить дверную ручку и, убедившись, что дверь закрыта, присаживается на корточки и смотрит в замочную скважину. Та прикрыта изнутри пластиной. В конце концов Юрий решается и стучит в дверь. Тишина. Он стучит снова. Потом ещё несколько раз. Наконец за дверью слышатся шаги. Юрий громко зовёт:

Сеньора Маркес!

Quin es?^[3] отвечает заспанный женский голос.

Дискульпе! Эстой бускандо эль команданте Сипаев.^[4]

Пауза. Затем слышно, как отпирается замок. Дверь приоткрывается на цепочке, и он видит средних лет креолку с растрёпанными волосами в шёлковом чёрном халате, накинутом поверх белой ночной сорочки.

Кто вы? с сильным акцентом повторяет она свой вопрос.

Стараясь говорить как можно более чётко, Юрий отвечает:

Мне приказано найти и сопроводить майора Сипаева в расположение части.

Женщина осматривает его с головы до ног и, не увидев красной повязки на рукаве, с подозрением говорит:

Вы не комендатура.

Это очень хорошо для майора, улыбается Юрий.

Она ещё пару секунд сомневается, оглядывается куда-то вглубь квартиры и со вздохом отщёлкивает цепочку:

De acuerdo^[5] Входите.

Юрий заходит в прихожую. Мариса закрывает за ним дверь и говорит:

Он спит только три часа.

Заснул три часа назад?

S. Не знаю, как быть.

Пьяный?

Очень пьяный.

Она проводит его в комнату, где, несмотря на открытые окна, ещё витает горький табачный запах. Посреди комнаты стоит журнальный столик. На нём две пустых рюмки, бензиновая зажигалка с дарственной гравировкой, переполненная пепельница и пустая жестяная коробка из под конфет, в которой тоже лежат окурки. На полу валяются три пустых бутылки из под рома, мятые сигаретные пачки и апельсиновая кожура. В углу стоит стул, на котором лежит одежда с револьвером в кобуре и фуражка, на спинке висит белый флотский китель с серебряными погонами и орденской планкой. А рядом на большой кровати на животе лежит совершенно голый Михаил Викторович. Одна его рука свисает на пол, а из уголка рта на подушку течёт слюна. Около него на полу стоит пустая эмалированная миска.

Пока озадаченный Юрий решает, как ему действовать, Мариса идёт в кухню, наливает себе воду из кувшина, пьёт, потом достаёт из ледника бутылку молока и с тихим стоном прикладывает её к голове. Она подходит к Юрию и, продолжая держать у виска бутылку, смотрит на майора. Заметив свой бюстгальтер, лежащий на полу около кровати, она подбирает его и закидывает в шифоньер.

Что будете делать? спрашивает она Юрия.

Даже не знаю.

Я могу пробовать сначала.

Да. Пожалуйста.

Она ставит молоко на подоконник и начинает легонько трясти майора за плечо.

Мигель! Мигель, проснись! Михаил Викторович никак не реагирует. Мигель! Мариса трясёт его сильнее. Он что-то мычит. Она продолжает: Проснись!

Пошла вон! не открывая глаз, бормочет майор.

К тебе пришли!

Куда?

Сюда.

Не впускай.

Мариса вопросительно смотрит на Юрия. Он подходит к кровати и становится по стойке смирно.

Здравия желаю, господин майор!

Сипаев открывает один глаз.

Что? Какого чёрта?

Вольноопределяющийся Ленц! У меня для вас срочное донесение!

Сипаев начинает садиться на кровати. Мариса отходит в сторону. Майор трёт глаза и, щурясь, пытается рассмотреть Юрия.

Что за сообщение?

Поручик Горохов просит передать, что вам нужно немедленно явиться в расположение части.

А что случилось?

Комендант собирается сегодня провести инспекцию службы связи.

Майор смотрит в пол и бормочет:

Ага Комендант значит. А ты кто?

Вольноопределяющийся Ленц.

Стоп машина! Михаил Викторович поднимает на Юрия свои красные мутные глаза. На его лице появляется злобное выражение. Я ещё раз спрашиваю. Кто ты такой?

Ваш подчинённый, отвечает Юрий.

Кто ты такой вообще? начинает кричать Сипаев.

Техник пародинамо.

Ты дерьма кусок, а не пародинамо! Ты хоть знаешь, что это такое?!

Господин майор, я...

Стоп машина, я тебе сказал! всё сильней свирепея, ревёт Сипаев: Ты как, сучий потрох, вообще сюда попал?! Маришка, блядь ты позорная! Решила и с солдатнёй куролесить?

Он вскакивает с кровати и, шатаясь, направляется к ней. Попятившись, она отходит к окну.

Знаешь, сука, что я тебя не трону! Решила, пока я сплю, этого обслужить? Он поворачивается к Юрию. Нравится?

Что нравится? переспрашивает тот.

Мариша нравится?

Юрий молчит, не зная, что ответить?

Прислонил её уже, а?! Отвечай!

Никак нет, господин майор!

Я тебе сейчас покажу, какой я господин! Он с совершенно ошалелым взглядом идёт к стулу со своими вещами, достаёт из кобуры револьвер и направляет его на Юрия.

Сам же Юрий не может поверить своим глазам: перед ним стоит совершенно голый командир, который собирается его застрелить. Ни уйти, ни отобрать оружие у майора он уже не успевает. Мариса в ужасе смотрит на это всё, стоя у окна.

Как ты сюда попал, я тебя спрашиваю!

Я

Молчать! Он нажимает на спусковой крючок, но выстрела не происходит. Юрий испуганно вздрагивает. Михаил Викторович начинает хохотать: Что, страшно, а?! Хаха! Он ещё раз нажимает на крючок. Револьвер опять не стреляет. Юрий снова вздрагивает.

В этот момент Мариса подбегает к Сипаеву, наотмашь бъёт его молочной бутылкой по голове и, вырвав револьвер из рук, забрасывает его в прихожую. Майор падает. Юрий подбирает револьвер и, быстро откинув дверцу и прокрутив барабан, видит, что в нём нет ни одного патрона. Он кладёт оружие на шляпную полку в прихожей и подходит к майору. Тот сидит на полу, держась за голову. Мариса быстро идёт в ванную комнату, набирает полведра воды и выплёскивает его на Сипаева. Сидя в луже, он вытирает воду с лица, смотрит совершенно другим уставшим взглядом на Марису и Юрия и произносит:

Ну да Это я что-то Зря М-да

Он встаёт и начинает одеваться.

Спасибо! Обращается Юрий к Марисе. Дайте мне швабру, я помогу убрать.

Она приносит ему тряпку, и он вытирает лужу. Сипаев тем временем, ругаясь себе под нос, заканчивает одеваться. Он застёгивает на все пуговицы китель, приглаживает рукой волосы, кривясь от боли, натягивает на голову фуражку и подходит к Марисе.

Мариш Ты это Прости, пожалуйста.

Ты не мне говори прости. Ты мальчику говори, Кивает она головой в сторону Юрия.

Майор смотрит на него и, стараясь придать себе невозмутимый вид, спрашивает:

Где моё оружие?

Получив обратно револьвер, он прячет его в кобуру и, не глядя Юрию в глаза, сухо говорит:

Виноват.

Затем он вновь подходит к Марисе.

Сколько я должен?

Ты вчера всё заплатил.

Да? удивляется майор. Он достаёт бумажник и, посмотрев в него, ухмыляется: Что выиграл, всё потратил, а! Чёртов Коробчук! Надо будет его опять это самое Да, боец?

Юрий молчит. Сипаев достаёт несколько банкнот крупного номинала и кладёт их на журнальный столик.

Вот, Маришка. Возьми ещё. Он целует ей руку и, пошатываясь, идёт к выходу.

Спасибо, сеньора, ещё раз! кланяясь, говорит Юрий.

Будьте осторожный! слегка улыбнувшись, отвечает она ему.

Адьос!^[6]

До свидания!

Она закрывает за ними дверь.

Юрий и Михаил Викторович идут через город в сторону базы. Двигаются они медленно. Сипаеву плохо. Его мотает из стороны в сторону. Майор стреляет у Юрия сигареты и ест слоёную булку с мясом, которую тот купил ему на рынке, после чего его тошнит под пальму. Лишь к половине первого дня они добираются до части, где Сипаев забирается в подсобку радиорубки и засыпает на кушетке.

Горохов расспрашивает Юрия о его приключениях. Тот вкратце обо всём рассказывает. Поручик смеётся:

Да, пришлось вам попотеть! Держите! Он даёт Юрию несколько серебряных монет. Это вам за труды. Выпейте за здоровье майора.

Они выходят из ангара и курят, стоя у входа. Юрий замечает в небе несколько маленьких точек, движущихся вдоль побережья в сторону базы. Он указывает на них поручику:

Глядите!

Прикрыв ладонью глаза от солнца, Горохов присматривается и с ухмылкой говорит:

Двенадцать штук. Вот и вся республиканская авиация. Читал в газете, что они хотят купить у нас несколько Витязей, чтоб летать бомбить тылы. Но, думается мне, пока они их освоят, война уже закончится.

Пару минут они ещё смотрят на приближающиеся самолёты. Юрий спрашивает:

Так что это у них, учения?

Видимо, да. Иначе, зачем собирать их все вместе так далеко от линии фронта.

Аэропланы подлетают всё ближе и постепенно начинают снижаться.

Что это они такое делают? удивлённо бормочет Горохов.

Начинает выть ревун. Слышно выстрел из пушки. Чуть выше самолётов появляется облако серого дыма. Это открыла огонь одна из зениток.

Чёрт возьми! вскрикивает поручик, Это не республиканцы! Это Альянс вступил в войну! Ленц, срочно в укрытие!

Они с Юрием прячутся в ангар. Уже слышно гул моторов. На одном из кораблей начинает стрекотать пулемёт. Потом ещё один. Вновь стреляет зенитное орудие. Где-то совсем рядом практически одновременно происходит три взрыва.

Застыв на месте и испуганно глядя куда-то вверх, Юрий прислушивается. Слышно, как один из аэропланов пролетает прямо над ангаром, и в этот момент бомба пробивает крышу и с яркой вспышкой взрывается, повредив динамо-машину и перебив паропровод. Взрывная волна валит Юрия с ног и бьёт об стену. От удара затылком у него темнеет в глазах. На мгновение потеряв сознание, он, однако, практически сразу же приходит в себя. Пар с шумом вырывается из оборванных труб и, смешиваясь с дымом, заполняет весь ангар. Искрит повреждённая обмотка генератора. Жутко кричат обваренные кипятком техники. Юрий быстро поднимается и, нащупав дверь, выбирается наружу. В этот момент ещё один самолёт, пролетая над ангаром, сбрасывает бомбу. Бросившись ничком на землю, Юрий слышит за спиной взрыв. На него сыплются какие-то мелкие обломки.

Приподняв голову и взглянув по сторонам, он видит, что котельная горит, а половина радиорубки обвалилась. Со стороны бухты звучат ещё два взрыва. Трещат зенитные пулемёты на Лебеде. Над минным крейсером Чекан поднимается пламя и чёрный дым. Два самолёта друг за другом сбрасывают свои бомбы на старый броненосец. На юте у него начинается пожар.

Отбомбившись, все двенадцать аэропланов, не понеся потерь, улетают в обратном направлении. Зенитки ещё пару раз стреляют им вслед и замолкают.

Через полтора часа все пожары потушены, убитые посчитаны, а раненым оказана первая помощь. Поручик Скориков погиб при обрушении крыши ангара, Горохов в тяжёлом состоянии отправлен в медпункт. Несмотря на разрушение радиорубки, мичман Мазодин и майор Сипаев чудом уцелели.

Характер авианалёта и то, какие именно объекты подверглись бомбардировке, явно говорит о том, что главной целью этой операции было уничтожить электростанцию и лишить гарнизон связи. Аделантадо сильно не пострадал, но кормовая башня главного калибра оказалась повреждена, в результате чего он лишился двух десяти дюймовых орудий. Чекан полностью выгорел и затонул при попытке отбуксировать его к берегу. Таким образом, в течение каких-то пятнадцати минут база полностью лишилась связи и половины дальнобойной артиллерии.

Два часа дня. Юрий вместе с остальными уцелевшими техниками осматривает паровую машину и, в отсутствие офицеров, оставшись за старшего, составляет список повреждений. Майор Сипаев, который мучается от головной боли и тошноты, укрывается от жаркого послеобеденного солнца, сидя в углу ангара и обхватив руками голову. Внезапно у входа появляются командир базы генерал-майор Терничный со своим адъютантом, начальник штаба, комендант гарнизона и контр-адмирал, командующий флотилией. Терничный обращается к Сипаеву:

Ну что, майор? Докладывай!

Михаил Викторович подходит к начальству, щурясь от боли. Он ищет глазами Юрия и, увидев, подзывает его к себе:

Как тебя... Ленц! Ко мне! Виноват, господин генерал-майор. Голова раскалывается. Сильно накрыло.

Да уж Удивительно, как вы с Мазодиным вообще в живых остались.

В это время Юрий подходит и отдаёт честь генералу. Майор спрашивает его:

Что по машине?

Плохо дело. Крышки цилиндров среднего и низкого давления треснули. Но даже, если их заменить, электрики сказали, что динамо восстановить в наших условиях невозможно. Сильно повреждена обмотка.

Генерал кивает и обращается к своим спутникам:

Выходит, что только один котёл уцелел. Мазодин сказал, что он может к вечеру собрать из запчастей передатчик. Но связи у нас один чёрт не будет. Что прикажете делать, господа?

Я могу отправить Клевец с известием, предлагает адмирал.

Пока он доберётся до наших, и они доберутся сюда, пройдёт двое суток. А гостей следует ждать уже этим вечером. Зря они, что ли, нам связь обрубили? Будут высаживать десант, не сомневайся. Но всё-таки отправь. Попробуем продержаться. И заминируйте внеший рейд. Самолётов уже не будет. Свою работу они сделали. Генерал поворачивается к адъютанту. Всем выдать оружие. Организовать оборону. Установить пулемётные точки.

Командование уходит. Сипаев, выругавшись, отправляется в свой угол и принимает прежнее положение: согнувшись и охватив голову руками.

Юрий выходит на улицу и подкуривает. Ему не по себе. Мысль о том, что сегодня их базу будет штурмовать флот Альянса, ужасно его подавляет. Он понимает, что шансов у них немного. Батальон морской пехоты с парой бронеавтомобилей, канонерская лодка и покалеченный броненосец не смогут дать практически никакого отпора хорошо подготовленной атаке. Сначала их отутюжат с моря дальнобойными орудиями, а потом, когда сопротивляться будет некому, высадится десант. Юрий с досадой смотрит на Аделантадо. Выглядит он, может быть, и внушительно, но толку от него, по сути, немного. Тем более с отключёнными электроприводами башен.

Вдруг Юрия посещает какая-то мимолётная светлая мысль. Он вспоминает утренний разговор двух комендоров. Пару минут он всё обдумывает и, зайдя в ангар, обращается к Сипаеву:

Господин майор!

Чего тебе? Пошёл вон!

На броненосце ведь есть генераторы. Их, правда, давно не запускали, но можно попытаться. Если мичман соберёт передатчик, то можно будет протянуть к нему кабель от этих динамо. Останется только погрузить уголь на судно и поднять пар в котлах.

Михаил Викторович медленно поднимает широко раскрытые от удивления красные глаза. Юрий продолжает:

Доложите генерал-майору! Если поторопимся, мы до темноты успеем выйти на связь!

Не говоря ни слова, Сипаев срывается с места и бегом отправляется в штаб.

Терничный оказывается прав. Юрий вместе с остальными механиками и электриками успевает бегло осмотреть два генератора и разобраться, как направить к ним пар. А грузить уголь и прокладывать кабель приходится уже под обстрелом. Альянс выделил для этой операции линейный корабль в сопровождении двух броненосных крейсеров, которые открыли огонь с расстояния восьми миль. Когда кочегары уже поднимают пар в котлах, которые для экономии времени заправили солёной забортной водой, двенадцати дюймовый фугасный снаряд с линкора залетает под ватерлинию и взрывается в районе машинного отделения, вызвав его затопление. Аделантадо садится кормой на грунт. Но рабочая динамо-машина и котлы остаются целыми. К четырём часам дня удаётся достичь необходимой мощности передатчика и отправить в эфир информацию о происходящем. Видимо, сообщение перехватывается на кораблях противника, и они сосредотачивают огонь вокруг мачты-антенны радиопередатчика. После очередного попадания она со скрежетом подкашивается и падает, подняв столб пыли.

Но ответ уже был получен. Отряд имперских линейных крейсеров, базирующихся в трёхстах морских милях отсюда, снимается с якоря и через пятнадцать часов прибудет на помощь. Видимо, услышав в эфире эту информацию и доложив обо всём командованию, суда Альянса ещё три часа обстреливают базу и, получив пару незначительных попаданий от Аделантадо, с наступлением темноты уходят.

Все склады оружия уничтожены, энергетическая установка тоже. Не осталось ни одного неповреждённого здания. Погибло или было ранено больше половины личного состава. Альянс прощупал насколько активно Империя будет защищать своё маленькое представительство в чужой стране и, не желая, рисковать своими судами, отступил.

Через неделю начнётся наступление с суши. Три месяца спустя республиканцы отступят почти до самого океана. Империя переправит сюда несколько дивизий морской пехоты, укрепит все свои океанские базы, оснастив их дальнобойной и зенитной артиллерией, поставит минные заграждения и, уже бесповоротно вступив в прямую войну с Альянсом, неся тяжёлые потери, пойдёт в контрнаступление.

А пока, ночью, под заревом горящих складов и под звуки рвущихся от пламени боеприпасов выжившие разгребают завалы и пытаются помогать раненным.

На рассвете Юрий, смертельно уставший, с разорванным рукавом, исцарапанными до крови руками и испачканным сажей лицом, сидит на обломках стены котельной и смотрит на дымы линейных крейсеров, виднеющихся на горизонте. Он устал настолько, что у него не осталось ни мыслей, ни желаний. Ему хочется только лечь на землю и уснуть. И как только появляется возможность, он так и делает.

Через два месяца майора Сипаева награждают орденом за героизм, проявленный во время обороны базы. Его инициатива фактически спасла имперский плацдарм. О нём снова печатают в газетах. Михаила Викторовича досрочно повышают до подполковника и собираются переводить на новую должность. Карьера опять идёт вверх.

Однажды, когда уже начинается сезон дождей, он внезапно вызывает к себе в кабинет Юрия, на которого всё это время, казалось, вообще не обращал внимания. Войдя, тот рапортует:

Господин подполковник! Вольноопределяющийся Ленц по вашему приказанию прибыл!

Садись, Сипаев показывает ему на стул, Юрий присаживается. Михаил Викторович совершенно трезв. Он подкуривает папиросу, достаёт из ящика картонную папку с тесёмками и кладёт её перед собой на стол. Я взял в штабе твоё личное дело и почитал. Меня интересует, с какой целью ты служить пошёл.

У меня были причины личного характера, господин подполковник.

Не зная подробностей, на бумаге всё выглядит как-то нелогично. Зачем было университет заканчивать, чтоб в солдаты идти? Ну да пёс с тобой, не хочешь не говори. Я хотел вот что узнать... Ты служишь уже почти год. Что думаешь делать дальше?

Честно говоря, стараюсь вообще поменьше думать. Служу, как служится.

Сипаев удивлённо смотрит на Юрия.

Интересно говоришь Ты знаешь, что скоро можешь подать заявку, чтобы сдать экзамен на офицерский чин?

Знаю.

И что?

Не думал об этом.

Почему? С твоей головой тебе гайки на машине крутить не к месту.

А что, гайки только дураки должны крутить?

Стоп машина, Ленц! Дерзко отвечаешь. Ты это брось!

Виноват, господин подполковник.

Сипаев встаёт из-за стола, подходит к окну и произносит, не глядя на Юрия:

Ты оказал мне большую услугу, Ленц. Я могу расплатиться только одним способом. Есть у меня знакомства наверху. Могу написать письмо с рекомендацией. Это не какая-нибудь чепуха. На неё точно обратят внимание. И вопрос только в том, нужно тебе это, или нет.

Юрий, осунувшись, смотрит в пол. Сипаев, поворачивается и грозно говорит:

Что ты молчишь, Ленц? Я танцевать перед тобой не стану. Если тебя моё предложение не устраивает, буду считать, что мы в расчёте, и не смею задерживать.

Юрий поднимает глаза и встречается взглядом с командиром. Раздражённое выражение лица Михаила Викторовича сменяется сначала недоумением, а потом и какой-то еле заметной теплотой, когда он начинает видеть перед собой не подчинённого, а молодого человека, в душе которого происходит какая-то трагедия, и который пытается сбежать и от прошлого, и от самого себя. Юрий тихо произносит:

Простите меня, господин подполковник. Я не знаю, что мне нужно. Очень хотел бы знать, но не знаю.

Ну я же за тебя решать не могу.

А как бы вы поступили?

Я бы взял отпуск на пару месяцев, подготовился, сдал экзамен на прапорщика и пошёл в действующий флот механиком. Нечего в солдатах сидеть на берегу. Если уж ты решил по какой-то причине удариться в альтруизм, больше пользы ты принесёшь, как офицер. А там, глядишь, и в башке всё на место встанет. Вот тебе моё мнение.

Проходит около минуты тишины, и Юрий кивает.

Хорошо. Вы, наверное, правы.

Тогда я пишу насчёт тебя, кому следует. Пока ознакомляйся с дисциплинами. Для тебя там ничего сложного не будет. Экзамен пройдёшь по упрощённой программе. И сразу пиши заявку о переводе с берега во флот. Порты охранять это дерьмо собачье, а не служба. Всё понятно?

Так точно.

Тогда пошёл вон отсюда.

Юрий идёт под дождём в наспех построенный деревянный барак, служащий новой казармой. Пока он был у Сипаева, пришла почта. На своей койке он видит два конверта: от Шуры и от матери.

В письме друг сообщает ему о своей женитьбе на Анне, о том, что она в положении, и о том, что они теперь живут в другом городе, где он работает на паровозном заводе контролёром технического надзора.

Быстро прочитав письмо Шуры, Юрий сразу же пишет ему ответ. Он делится последними событиями и рассказывает о том, что ему предложили стать офицером флота. Друзья привыкли общаться коротко, понимая друг друга с полуслова. Поэтому ответ написан всего минут за пятнадцать, положен в конверт и спрятан в карман гимнастёрки до следующей отправки.

С матерью дело обстоит сложнее. Пишет она достаточно часто и по многу. Но с момента того страшного обстрела писем от неё ещё не приходило. Конечно, когда всё утряслось, Юрий сразу написал ей, что с ним всё в порядке. Однако было понятно, что известие об атаке достигнет дома раньше письма. Поэтому сейчас его могут ожидать упрёки, мольбы, одним словом, всё что угодно. Письмо обещает быть нервным.

Юрий с неохотой распечатывает конверт и начинает читать.

Здравствуй, сынок! Какое счастье, что с тобой всё хорошо! Я не находила себе места с тех пор, как пришли ужасные известия о нападении на твою часть. Хорошо, что тебе повезло служить под началом такого находчивого командира. Я читала в газете об этом вашем майоре. Он настоящий герой!

Очень надеюсь, что это происшествие поможет тебе поскорее избавиться от той идеалистически-романтической чепухи, которую кто-то вбил тебе в голову. Вся наша семья очень ждёт, что ты спокойно дослужишь свои оставшиеся полтора года и поумневшим вернёшься домой. Все возлагают на тебя большие надежды. Сергей с нетерпением ждёт твоего приезда, чтобы всё-таки объединить ваши усилия ради общего семейного блага.

Судьба будто испытывает нас в последнее время, посылая одно потрясение за другим. Сначала была твоя необдуманная выходка с поступлением на военную службу. Как только мы с этим смирились, большое несчастье случилась у Сергея.

Его супруга, Марья Никитична, как обычно, прошедшим летом поехала гостить к своим родителям. К сентябрю старики вроде как захворали, и она осталась на юге и даже уволилась из гимназии, чтобы ухаживать за ними и вести хозяйство. А в прошлом месяце, представь себе, пришло известие, что она скончалась во сне. Врачи, которые её освидетельствовали, сказали, что это был разрыв сердца. Удивительно для таких лет. Бедные родители! Пережить смерть своего ребёнка! Что может быть страшнее! Тем тяжелей мне думать, каким опасностям ты подвергаешь себя, находясь там, где идут боевые действия. Прошу тебя, пожалей меня, свою мать, и если будет такая возможность, переведись куда-нибудь, где поспокойней. Что до Сергея, то он держится молодцом. Старается не унывать и вести прежний образ жизни. Трудно представить, что творится у него в душе.

Но не будем о грустном. Я крепко целую тебя, Юра! Жду не дождусь твоего возвращения! Пиши почаще. И береги себя! Помни, что, кроме тебя, у меня никого нет.

Юрий, не веря своим глазам, ещё раз перечитывает вторую половину письма. Потом опять. Гул голосов сослуживцев, едкий табачный дым, плывущий в свете тусклой электрической лампы, капанье воды из протекающей крыши в подставленный жестяной таз всё это сливается вместе и, начиная причинять ему почти физическую боль, становится невыносимым. Юрий с письмом в руке выходит на крыльцо и ещё раз перечитывает. Дождевая вода капает на лист. Чернила, размокая, начинают растекаться. У Юрия перехватывает дыхание. Всё вокруг проваливается куда-то в темноту. Он видит только эти две строчки в письме, только эти слова: скончалась во сне, разрыв сердца. Юрий будто переносится в залитую лунным светом комнатку, о которой так много от неё слышал, но никогда там не бывал. Видит приколотые к стене открытки, которые она собирала в детстве, книжный шкаф с её любимыми приключенческими романами, старенький фонограф, секретер и маленькое пианино, на котором стоят цветочные горшки. Она с такой любовью описывала это Юрию, что он представлял себе всё настолько живо, будто сам там вырос. Он смотрит в письмо и видит её, Машу, лежащую на своей кровати, вздрагивающую от тихих рыданий и, закрыв лицо руками, произносящую шёпотом снова и снова его имя. Потом внезапная резкая боль в груди, и всё стихает. Так её и найдут старенькие родители завтра днём, когда она не явится ни к завтраку, ни к обеду. Юрий видит это всё, будто стоит прямо там и может лишь бессильно наблюдать. Его начинает трясти. Он садится на мокрые деревянные ступени перед входом в казарму, охватывает руками голову и начинает рыдать.

* * *

Подпоручик Ленц, вздрогнув, открывает глаза. Сколько времени прошло после взрыва, неизвестно. Он лежит на спине с размокшим письмом от матери в руке. Перед глазами всё ещё стоят события четырёхлетней давности и образ умирающей Маши, явившийся ему тогда. Капли мелкого холодного дождя падают на лицо. Переведя дыхание, он садится. Сразу становится понятно, что от травм, полученных при взрыве и падении, не осталось и следа. Лишь одежда порвана в нескольких местах и вся запачкана в кровь и сажу. Он сидит в той самой лощине посреди острова, в которой находилось здание театра. Но теперь ничего этого нет. Вокруг лишь унылый пейзаж: мох, валуны и дождь. Юрий зачем-то складывает письмо со страшным известием вчетверо и кладёт в карман. Он кое-как утирает лицо, пытается отыскать взглядом на земле свою фуражку и, так нигде её и не обнаружив, начинает взбираться на ближайший холм.

VIII

Стоя на возвышенности и всё ещё находясь в смятении после всего, что произошло, Юрий испуганно прислушивается и оглядывается по сторонам, готовясь к новым сюрпризам.

Идёт время, но ничего не происходит. Никаких подсказок или намёков на то, в какую сторону стоит двигаться или чего теперь ждать. Продолжает моросить дождь.

Юрий постепенно успокаивается и решает идти вглубь острова. Там за небольшой рощей виднеется ещё одна свободная от растительности возвышенность, с которой, по его предположению, должно быть видно место, где стояла на якоре Княгиня Хельга. Преодолев полосу редко растущих деревьев и взобравшись по пологому склону, он поворачивается и смотрит на северо-восток. Действительно, с этого места видно севший на мель Станислаус и краешек мыса, где Юрий впервые ступил на остров. Как он и предполагал, Хельги нет.

Вспомнив разговор со старшим офицером, он решает вернуться к поляне, где стоял праздничный стол, в надежде найти какие-то ответы. Он идёт обратно вдоль границы леса, но не может найти место, откуда пришёл. Лес будто сомкнулся, не давая возможности вернуться на тропу среди деревьев. Юрий размышляет. Если Рихтер прав, и остров обладает собственной волей, то спорить с ним и пытаться преодолевать преграды бессмысленно. Однако с того момента, как он здесь оказался, и до сих пор видения его практически не оставляли. Были тропы среди деревьев, поляна, музыка, театр, взрыв. Его будто подводили к чему-то всё ближе и ближе. А теперь всё куда-то пропало. И от этого Юрию не по себе.

Похолодало, и в сырой одежде ему некомфортно. Он решает идти на юг и подняться выше по склону до того места, где снова начинается лес. Под кронами деревьев, можно будет укрыться от дождя и хоть немного обсохнуть. К тому же оттуда будет видно океан.

Добравшись до места, он обнаруживает, что деревья, действительно, хорошо защищают от капель, а неподалёку течёт маленький ручей. Юрий помнит о запрете капитана пить воду с острова, но события уже давно развиваются не по плану, а он целый день ничего не ел и не пил, не считая пары глотков водки. Он пьёт из ручья, затем садится на сухую землю и, глядя на горизонт, продолжает рассуждать. Неизвестно, который теперь час. Но ясно, что скоро начнёт смеркаться. Остаться в полной темноте на всю ночь Юрию совсем не хочется. Он решает оставшееся светлое время посвятить сбору топлива для костра.

Через несколько часов, уже в сумерках, ему, наконец, удаётся собрать достаточно хвороста и притащить упавшее сухое деревце к ручью. Без топора приходится тяжело. Юрий руками ломает ветки и прыгает на кривом стволе, чтобы сломать его. Получается плохо, он ранит руки. Но худо-бедно удаётся сложить костёр, которого должно хватить хотя бы на несколько часов. Нуждаясь в бумаге для растопки, Юрий вспоминает про блокнот. Он читает свои последние записи, сделанные около мыса, и, подумав, дописывает:

В течение дня встретил старшего офицера. Он сообщил мне, что все члены его группы пропали таким же образом, какой был описан в вахтенном журнале Станислауса. Остался он один. После недолгого разговора Николай Францевич удалился в неизвестном направлении. А я, выполняя его приказ, продолжаю исследование острова самостоятельно. Некоторое время провёл в бессознательном состоянии, случайно упав с большой высоты. Но сейчас чувствую себя нормально. Нашёл источник питьевой воды. Смеркается. Буду разводить костёр и устраиваться на ночлег.

Затем Юрий вырывает две пустые страницы из середины блокнота, комкает их и подсовывает под хворост. Он ждёт, пока становится совсем темно, и поджигает бумагу. От неё загорается хворост, от хвороста ветки покрупнее, а затем пламя охватывает и обломанные куски древесного ствола.

Костёр горит ровно. Лёгкий дымок, идущий от этой неизвестной древесины, издаёт приятный сладковатый запах, напоминающий ладан, который действует на Юрия успокаивающе. Он берёт с земли длинную ветку, цепляет на неё свой отсыревший китель и держит над костром, будто удочку. Ему хочется курить, но он решает воздержаться до завтра. Сигареты нужно экономить. К тому же на голодный желудок и табак, и водка, которая у него есть, сделают только хуже. С досадой он вспоминает, как передумал сегодня брать со стола эклеры. Сейчас они были бы очень кстати.

Пламя мягко освещает землю и соседние деревья. В лесу стоит тишина. Дождь закончился. Слышно только журчание ручья и потрескивание костра. На Юрия начинает наваливаться усталость. Умом он понимает, что положение его можно считать практически безнадёжным. Но думать обо всём этом просто нет сил. Он надевает высохший китель, пахнущий сажей, ложится на землю и закрывает глаза. В полудрёме ему снова видится лицо Маши, чувствуется запах её волос. Потом из дымного облака появляется фигура с белым пуделем. Юрий слышит голос матери, потом что-то ещё и, наконец, засыпает.

Спит он крепко, без сновидений, и просыпается от холода лишь в предрассветных сумерках, когда огонь уже давно потух. Поёживаясь, Юрий озирается по сторонам, пьёт из ручья, умывается. Он долго стоит, глядя вдаль на горизонт и на сросшийся с островом ржавый корабль. Ему хочется курить, и одновременно начинает сводить желудок.

Поразмыслив, он решает, что идти обратно к берегу нет смысла. Тропу, по которой он пришёл, ему найти не удалось, а пробираться через густые заросли будет утомительно и долго. К тому же вряд ли он найдёт на пляже что-то, что ему поможет. Да и с корабля, скорей всего, уже всё забрано. Получается, что остаётся только выходить на открытое пространство и продолжать двигаться вглубь острова, надеясь на лучшее.

Больше всего Юрия сейчас занимает вопрос пищи. За весь прошлый день, что он провёл на острове, он не видел ничего похожего на что-то, что можно съесть. Здесь нет ни грибов, ни ягод, ни фруктов. До сих пор ему не встретилось ни единой птицы, которую можно было бы подстрелить. Но при этом остров не производит впечатления чего-то безжизненного. Юрию он кажется скорее застывшим. Будто кто-то начал рисовать картину и не завершил.

Юрий снова вспоминает свою оплошность с эклерами. Ну почему он не поел, когда была возможность! Не желая повторять свою ошибку, он выливает из фляги водку, промывает её в ручье и набирает туда чистую воду. Теперь, во всяком случае, у него будет хотя бы небольшой её запас.

Ещё какое-то время обдумывая ситуацию, он вспоминает про письмо, которое вчера после взрыва оказалось у него в руке. Юрий достаёт его и рассматривает. Да, это то самое письмо, которое ввергло его в такой ужас четыре года назад. Надеясь на чудо, он тогда написал Маше на адрес её родителей, но конверт вернулся со штампом: Адресат выбыл в связи со смертью. После этого оба письма: и это, и его собственное были им сожжены. И вот теперь одно из них снова оказалось у Юрия в руках. На пару минут он погружается в воспоминания, затем встряхивает головой, прогоняя тяжёлые мысли, прячет письмо и, оглянувшись в последний раз на место своей ночёвки, продолжает путь.

Двигаясь по холмам, поросшим мхом, Юрий начинает замечать, что лес и участки открытого пространства не просто чередуются друг с другом, как казалось всем, когда они плыли на катерах. В действительности лес постепенно закручивается, будто спираль. И чтобы двигаться к её центру и подниматься всё выше, приходится обходить остров кругом. Вскоре Станислауса становится не видно, и Юрий оказывается на южной стороне. Здесь полосы леса тянутся ближе друг к другу. К удивлению Юрия, всё сильней и сильней холодает. Чем дальше он продвигается, тем меньше становится листвы на деревьях, а на земле и вовсе появляется иней. Наконец через несколько часов пути он попадает в зону, где открытых участков почти нет, но деревья растут не так густо, как раньше. Это место очень похоже на яблоневый сад в конце осени, когда уже опала листва, ударили первые морозы, но снег ещё не выпал. С тем только различием, что деревья не посажены стройными рядами.

Юрий мёрзнет. Не видя перед собой ничего похожего на тропу, он просто бредёт, съёжившись, через эту странную рощу и, решает всё-таки закурить, чтобы хоть немного согреться. Пару раз затянувшись, он прищуривается и всматривается вдаль, пытаясь разглядеть между стволов хоть что-нибудь, за что мог бы зацепиться взгляд, но ничего такого не видит. На мгновение у него появляется мысль, что нет смысла идти дальше, и лучше вернуться обратно к побережью. Раздумывая, Юрий оглядывается по сторонам, смотрит назад, затем снова вперёд.

Вдруг ему кажется, что поодаль, за деревьями виднеется какой-то довольно крупный объект белого цвета, которого только что не было. Присмотревшись, он убеждается: там действительно что-то есть. После оперного театра, Юрий уже ничему не удивляется. Он начинает идти вперёд, но ступает очень медленно, внимательно ко всему прислушиваясь и приглядываясь, помня о вчерашнем взрыве. Очертания объекта становятся видны всё лучше и лучше. Сначала он напоминает покрытую изморосью повозку, но вскоре становится понятно, что это сани. Ледяные сани, запряжённые тройкой ледяных лошадей.

Подойдя совсем близко, он видит, что это изваяние находится посреди круглого замёрзшего озерца около тридцати саженей в диаметре. А на противоположной стороне от него на берегу стоит на треноге фотоаппарат. Больше ничего и никого нет.

Юрий осторожно обходит озеро вокруг и рассматривает камеру, озирается по сторонам, готовясь к какой-нибудь встрече, но ничего не происходит. Он внимательно смотрит на заиндевелую траву, но не видит никаких следов, кроме своих собственных. Походив вокруг, Юрий всё же решается подойти к саням. Сначала он пробует ногой лёд, осторожно ступает на него, стучит каблуком и приходит к выводу, что озерцо, скорей всего, промёрзло до дна. Медленно он приближается к скульптуре, осматривает сани и упряжку со всех сторон, трогает рукой лёд. Новые воспоминания накатывают на него. Какое-то время он думает о чём-то, глядя в пустоту, затем поворачивается к фотоаппарату и тяжело вздыхает.

IX

Семь лет назад. Декабрь.

В университете самый разгар сессии. Юрий выходит из аудитории, где сдавал экзамен по теории технологических процессов. Самое трудное уже позади. Осталось только несколько несложных дисциплин, где для получения зачёта не нужно будет прилагать особых усилий. Наконец-то можно отвлечься от учёбы и подумать о кое-чём другом.

Три недели назад он провожал Марью Никитичну домой из театра. Они беседовали обо всём и ни о чём. Несколько настороженная поначалу, она вскоре расслабилась, они шутили. Юрий рассказывал ей о своём увлечении кинематографом, а она про свою работу с детьми. Его охватывало странное чувство одновременного спокойствия и возбуждённости. Состояния напряжения и нервозности, характерного для студента накануне сессии, как не бывало. Он слушал её голос, следил за мимикой и жестами и ощущал лишь лёгкость и радость. Когда пришла пора прощаться, он вдруг понял, что ему будет ужасно не хватать этого чувства. Ища повода для новых встреч, он неожиданно для самого себя спросил, не сможет ли Марья Никитична поучить его игре на фортепиано. Она была удивлена, но согласилась. Решено было, что они начнут занятия ближе к Новому Году, когда у него закончится сессия. Она оставила ему номер телефона учительской комнаты в гимназии, где преподаёт, и сказала, что по будним дням до четырёх часов пополудни он может звонить туда.

Чтобы лишний раз не попадаться на глаза декану своего факультета, заведующему кафедрой или куратору, Юрий отправляется в другое крыло на кафедру материаловедения. Несмотря на то, что по программе занятия для его специальности там уже два года, как не проводятся, у него сохранились хорошие отношения с преподавателями. Время от времени он обращается к ним за какой-нибудь помощью: то одолжить линейку или карандаш, то попросить листок бумаги. В этот раз он просит разрешения воспользоваться их телефонным аппаратом.

Юрий крутит рукоять индуктора.

Алло! Барышня, будьте добры, восемнадцать шестьдесят пять!

Через пару мгновений слышится пожилой женский голос:

Алло!

Добрый день! Это десятая гимназия?

Да. Вы по какому вопросу?

Можно позвать к аппарату Марью Никитичну?

Обождите

С полминуты ничего не слышно, пока, наконец, трубку не берёт она сама:

Я слушаю.

Здравствуйте! Это Юра Ленц.

Ах, Юра! Здравствуйте!

Мы с вами говорили насчёт занятий, помните?

Помню. Вы уже на каникулах? Так быстро?

Почти. Кое-что ещё осталось, но это пустяки. Можно сказать, что на ближайший месяц я совершенно свободен. В любое удобное для вас время могу начинать.

И что же, вы планируете за месяц освоить инструмент?

Я надеялся хотя бы попробовать. Спокойно ознакомиться, не отвлекаясь на университет. А дальше как пойдёт.

Ну хорошо. Приходите, знаете когда Да вот можете сегодня в шесть. Вам будет удобно?

Да, конечно, буду в шесть.

И ещё, Юра, скажите, у вас дома есть фортепиано? Или вы будете практиковаться у Аллы Петровны? Это не моё дело, но ведь я буду задавать домашние задания. Если под рукой нет инструмента, толку будет немного.

Конечно есть! Вот я и подумал: что оно без дела пылится? Надо бы освоить!

Ладно. Тогда я вас жду. Поднимитесь на пятый этаж, двенадцатая квартира.

Понял. До свидания!

До вечера!

Он вешает трубку, выходит в коридор и задумчиво смотрит в окно, где видно, как студенты с лестницей-стремянкой украшают серпантином большую голубую ель, растущую перед главным входом.

Юрий соврал. Пианино у него дома нет с тех пор, как отец сделал из него коммутатор и кому-то то ли продал за бесценок, то ли подарил. А заниматься музыкой у своей бабушки, Аллы Петровны, ему совсем не хочется по разным причинам.

Пока он пытается найти выход из положения, вид украшенной ели наводит его на одну мысль. Он поднимается по лестнице и направляется в актовый зал. Там идёт репетиция новогоднего спектакля. Паренёк первокурсник и девушка курсистка, приглашённая из другого учебного заведения, играют влюблённых, которых пытается разлучить злая морозная колдунья. Следит за процессом низенькая старушка в дорогом чёрном платье с жемчужными бусами. Это Зинаида Павловна, супруга ректора университета. Когда-то она играла партию первой скрипки в городской филармонии, пока её руки не настиг артроз. Тогда, чтобы как-то подбодрить свою жену, ректор взял её на должность художественного руководителя самодеятельности, которую она и занимает вот уже лет пятнадцать.

Юрий присаживается в последнем ряду пустого зала, дожидается конца репетиции и, когда молодёжь скрывается за кулисами, подходит к старушке.

Здравствуйте, Зинаида Павловна!

Здравствуйте, Ленц! На каком вы сейчас курсе? Кажется, сто лет вас не видела.

На третьем.

М-да Время летит. Летит неумолимо

Зинаида Павловна, у меня к вам вопрос. Вернее просьба. Даже не знаю, как сказать.

Да говорите как есть.

В общем, я бы хотел попрактиковаться в игре на фортепиано. Но дело в том, что единственный инструмент в моей доступности это ваш рояль.

Они оба машинально поворачивают головы в сторону чёрного гиганта, стоящего в дальнем углу сцены. Зинаида Павловна думает пару мгновений и отвечает:

Ну вот он. Пойдите, попрактикуйтесь.

Я не совсем это имею в виду. Мне к нему нужен, ну постоянный доступ.

Старушка озадаченно смотрит на Юрия.

Я, кажется, поняла Но как вы себе это представляете? Репетиции сейчас идут полным ходом! Как вы собираетесь здесь музицировать?

А если я буду приходить после репетиций, когда уже не буду никому мешать?

А мне что, прикажете здесь сидеть, пока вы не наиграетесь? Ну нет, молодой человек! Это вы, простите меня, глупость какую-то придумали! Она встаёт и направляется к двери.

А зачем вам здесь сидеть? Я ведь могу и сам. Вы могли бы оставлять мне ключ, а я бы закрывал зал и сдавал его на вахту.

Старушка останавливается, вновь задумывается и, повернувшись к Юрию, говорит уже более мягко:

Вы же понимаете, что нахождение здесь посторонних совершенно недопустимо Инвентарь, казённое имущество

Ну я вас очень прошу! Зинаида Павловна, выручите! Очень нужно! Поверьте, тут комар носу не подточит. Ни одной новой царапинки на рояле не появится, а все старые останутся на своих местах!

Она хмурится:

И что это вам так приспичило? Не припомню, чтоб на первом курсе у вас была такая тяга к искусству.

Вы же, наверное, знаете, как это бывает. Какое-то событие в жизни человека может пробудить в нём то, о чём он сам и не подозревал. Видимо, время пришло. В любом случае тяга к искусству это же хорошо!

Ну ладно, вздыхает она, Можете приходить примерно в это время. Но помните, что за весь инвентарь вы отвечаете головой!

Ну конечно! Как я вам сердечно благодарен! Вы даже не представляете!

Не нужно мне ваших благодарностей. Главное, чтоб вы ничего не испортили, и конечно, чтоб ничего не пропало. Я разрешаю сюда приходить лично вам! Не вздумайте никого притаскивать! Цыганский табор мне здесь не нужен!

С внезапной трудностью удалось справиться достаточно легко. Решив, что это добрый знак, Юрий покидает университет и пешком направляется в другой конец города. До встречи с Марьей Никитичной остаётся около двух часов.

Район, где проживают дядя Юрия и его супруга, называется Севериновы Луга. Раньше эта земля принадлежала богатому помещику, но с началом индустриализации была выкуплена у него городскими властями и отдана под застройку. Теперь старое русло реки заковано в гранитные стены набережной, а на месте заливных лугов, давших когда-то название местности, высятся построенные за последние годы высотные здания деловых и спальных кварталов в стиле ар-деко. В одном из таких строений, семиэтажном угловатом сером доме с большими окнами, и находится квартира четы Лучинских.

Погода стоит дрянная. Снег слегка припорошил город, и температура держится лишь немногим меньше нуля, но пронизывающий ветер пробирает до костей. Юрий, упрямо избегающий езды в тесной и неудобной конке, изрядно подмёрз, пока дошёл до места. Ёжась от холода, он почти забегает в холл на первом этаже. Консьерж, пожилой мужчина в тёмно-зелёной ливрее, седой и с порыжевшими от табачного дыма пышными усами, откинувшись на спинку стула и полузакрыв глаза, слушает радиоспектакль в своей застеклённой каморке. Заметив проходящего мимо Юрия, он лишь слегка наклоняется вперёд и спрашивает:

Вы к кому?

Двенадцатая квартира, на ходу отвечает Юрий.

Удовлетворившись ответом, консьерж кивает и, приняв прежнюю позу, продолжает слушать радио.

Юрий заходит в стоящий на первом этаже лифт и закрывает за собой наружную дверь и узкие внутренние створки до характерного щелчка. В кабинке над входом загорается зелёная лампочка. Он ставит один роторный переключатель в позицию 5, а другой в позицию Движение. Зелёная лампочка гаснет, загорается красная. Лифт начинает ехать по своему решётчатому колодцу. Юрий тем временем снимает шапку и расстёгивает шинель. На пятом этаже переключатель автоматически отщёлкивает в позицию Стоп, и снова загорается зелёная лампочка. Когда Юрий открывает двери, начинает звучать неприятный для слуха пищащий сигнал. Выйдя на площадку, он снова закрывает двери. Сигнал прекращается, а лифт устремляется обратно вниз.

Юрий осматривается на этаже. Лифтовой колодец опоясывает широкая лестница с высоким окном от пола до потолка. С трёх сторон от него располагаются квартиры с номерами 10, 11 и 12. Юрий смотрит на часы: без четверти шесть. Он спускается на один лестничный пролёт, кладёт замёрзшие руки на тёплый радиатор парового отопления сбоку от окна и смотрит вниз на набережную, освещённую газовыми фонарями, и на чёрные силуэты домов со светящимися окнами на другом берегу реки.

На ум ему приходят разные мысли. Всё происходящее вдруг стало казаться нелепым и глупым. Конечно, она права, за месяц фортепиано освоить невозможно. А дальше начнётся шестой семестр, продолжится работа над студенческими проектами, и будет совсем не до хобби. Выходит, что он только зря тратит своё и чужое время на чепуху. Той ноябрьской ночью, по пути из театра, эта идея казалась ему отличной. Теперь же она внезапно стала почти что пугать его. Так уже бывало не раз. Юрию вспоминается случай из детства.

Как-то раз, после уроков, гоняя с друзьями мяч на пустыре за мукомольным заводом, он нашёл осиротевшего щенка. Тот так понравился Юре, что он принёс его домой. Находясь в состоянии возбуждения, он представлял, как здорово будет иметь четвероногого друга, как они будут играть, как можно будет бросать ему палку, учить разным командам и всё в таком духе. Первым, кто встретился Юре дома, был отец. Он как раз прощался у дверей со своим гостем, каким-то банкиром, которого, с целью получить финансирование, пытался заинтересовать своими разработками.

Что ж, Пётр Иванович, вы сами видели, всё прекрасно функционирует! Сообщите в совет директоров, поднимите этот вопрос. Я могу составить точную смету до копейки для пробной партии и предоставлять потом еженедельные отчёты.

Я видел, конечно Но как это объяснить?

Да что ж тут объяснять, помилуйте! Главное эффект! Я ведь уже говорил. Потенциал колоссальный. Сколько остаётся опилок на лесопилках! Тысячи тонн по всей провинции. Это ж просто мусор. В лучшем случае там же лопатами в печи на растопку кидают. А здесь совсем другое дело. Концентрированная древесная субстанция, понимаете? Будто из древесины выкинули к чертям всё лишнее и оставили только самую суть.

Я понять не могу, чем она у вас склеивается.

Да сама собой, это же очевидно! Собственной смолой. Огромное давление при грамотном механическом воздействии, и всё готово. Можно сказать, что я их не склеиваю, а переплавляю, как металл.

Опилки?

Именно! И вы поймите, годятся ведь не только опилки. Любая растительная ну Хоть подсолнечная лузга или солома. Да что уж там, даже птичий помёт!

Боюсь, совет скептически отнесётся Уж больно странно звучит. Да и зачем? Какая-то это авантюра.

Это не авантюра, это будущее! Такая вот плита, как я только что при вас изготовил, обходится во много раз дешевле фанерной, и уж тем более, набранной из досок. Экономия была бы ещё ощутимее при серийном производстве. И ведь не только финансовая, но и экономия времени. Пока конкуренты будут собирать мебель по старинке, мы сможем просто завалить универмаги своей продукцией.

Ладно, я поговорю, конечно, но ничего не обещаю.

Я очень на вас рассчитываю!

Юра всё это время стоял со щенком в руках около лестницы и ждал, пока они закончат. Лишь закрыв за гостем дверь, Олег Григорьевич, обратил внимание на сына:

Юрка, я тебя не заметил! Слыхал, что мне этот тип заявил? Авантюра, говорит. И приходится у таких болванов просить подачки. Что это у тебя? спросил он, удивлённо подняв брови. Хм Щенок, значит, да? А ну, поди-ка сюда

Отец отвёл Юру вглубь мастерской, где у него под лампой стоял тяжёлый письменный стол, захламлённый чертежами и различными документами. Он сел в кресло, взял из рук сына щенка и, поставив на стол, начал рассматривать. Это продолжалось несколько минут. Тот весело вилял хвостом и с интересом обнюхивал масляные пятна на листах ватмана.

Ну, что ж Зверь мне нравится. Хороший, крупный Только скажи мне, ты его с какой целью притащил?

Как с какой? С такой целью, с какой люди себе собак заводят.

В том-то и дело. Положим, на охоту его можно было бы взять. Так мы с тобой не охотники. Или, к примеру, усадьбу охранять, двор. Но у нашего дома даже палисадника нет, чтоб там будку соорудить. Бывает ещё такое, что собак разводят. На выставки там всяческие их возят, щенков продают. А породистость вот этого персонажа вызывает у меня серьёзные сомнения. Служебные ещё бывают: ищейки, поводыри. И я вот спрашиваю: зачем тебе собака?

Играться с ним буду.

Ага, игрушка значит. Не слишком ли ты круто придумал, живое существо заиметь только ради забавы?

Это не игрушка.

Правильно. Собака это совсем не игрушка.

Он мне будет другом.

Так-так А ты хорошо подумал, что такое дружба? Это ведь не только игры! Это ещё и взаимовыручка. Это уверенность, что тебя не бросят в трудную минуту и готовность самому прийти на помощь. Я сейчас говорю про дружбу между людьми. С собакой всё ещё тоньше! Ты заводишь животное и тем самым делаешь себя центром его мира. Вся жизнь этого пса, все его мысли и чувства будут обращены к тебе. А ты? Сможешь ли ты этому соответствовать? С утра и до четырёх по будням тебя нет дома, ты в гимназии. Кто в это время будет выгуливать собаку? Я нет. Мать тем более. Чтобы она гадила и мочилась на паркет в комнатах совершенно недопустимо. В мастерской она мне будет мешать. Да и самому животному в этом грохоте и дыму будет плохо. К тому же она может болеть. Да-да, представь себе. Совсем как люди. Начиная от насморка и заканчивая душевными расстройствами. Кто будет заниматься её лечением? Кстати, Отец поднял щенка двумя руками над столом, глядя ему вниз живота, Пожалуйста! Это ещё и девочка! Если она щенков наведёт, что будешь делать? Топить их? Продавать?

Юра к этому моменту был уже сильно подавлен, но всё ещё пытался стоять на своём:

Неужели вы с мамой не будете мне помогать?

Юра, ты для кого её принёс? Для нас или для себя? Если бы мы с мамой хотели завести собаку, она бы у нас уже давно была.

А если мама будет не против?

Маме точно хватает забот и без этого. Слушай, ты хочешь принять взрослое решение, и я тебе даю такую возможность. Оставь её пока на ночь в своей комнате. Постели какую-нибудь тряпку, покорми, лужи за ней убирай и всякое такое. А завтра, когда проснёшься на учёбу в шесть утра, посмотрим, что ты скажешь, как с ней быть. А теперь забирай этого зверя, и оба идите наверх.

Разговор с матерью был не таким категоричным, как с отцом, но, в целом она придерживалась схожего с ним мнения.

Вечером, сидя на своей кровати, и наблюдая, как щенок грызёт обрубок толстого пенькового каната посреди комнаты, Юра грустил. Воодушевление сменилось апатией. Родители были правы. За вечер ему уже пришлось трижды вытирать после собаки пол. С досадой Юра понимал, что на дрессировку и воспитание у него действительно нет времени. Да и запал как-то уже начал иссякать. Он ругал сам себя за необдуманный поступок, за то, что дал щенку ложную надежду, а теперь снова отнесёт его на пустырь. Спал он плохо, постоянно ворочался. А под утро ещё и пришлось убирать вонючую кучу.

За завтраком отец начал разговор:

Ну так и что ты решил насчёт собаки?

Отнесу, где взял, хмуро ответил Юра.

И где же ты её взял?

Да там Где мы с ребятами в мяч играем.

За заводом, что ли?

Ага

Что же она там ест, интересно Вот что Никуда её относить не нужно. Иди спокойно на учёбу. Конюшенко жаловался мне третьего дня, что у него пёс на садах издох. Сегодня он привезёт мне сноповязалку на ремонт, и я ему презентую эту зверушку. Думаю, из неё вырастет отличный волкодав.

Вернувшись вечером домой, Юра с облегчением узнал, что щенка забрали.

С тех пор прошло уже около десяти лет, но чувство страха не справиться со взятой на себя ответственностью, испытанное тогда им впервые и время от времени появляющееся снова, всегда вызывает у Юрия воспоминания об этом случае. Подобная неуверенность в собственных способностях и желаниях стала той чертой характера, которая его самого в себе ужасно раздражают. Сколько раз уже было так, что он с воодушевлением за что-то брался, а потом начинал сомневаться в своих силах или вообще в том, что ему это нужно. Конечно, будучи ответственным и исполнительным человеком, Юрий привык не бросать начатое дело и стараться доводить всё до конца. Но само это неприятное ощущение невероятно отравляет ему жизнь и портит настроение.

И вот теперь он стоит перед окном на лестничной площадке и ругает сам себя за неумение наводить порядок в собственных мыслях и чувствах. Тем не менее, пятнадцать минут прошли, наступило назначенное время. Его ждут. Юрий поднимается обратно на этаж и звонит в звонок двенадцатой квартиры. Через пару мгновений Марья Никитична открывает дверь. Она улыбается ему.

Юра, вы прям как часы! Думала, опоздаете.

Стараюсь не опаздывать.

Ну хорошо. Снимайте ваше пальтишко, вот вешалка, Она ждёт, пока Юрий повесит шинель и снимет галоши, и приглашает его в зал, где стоит небольшой рояль, Вы, наверное, замёрзли. Там такой ветер! Хотите чаю?

Да, пожалуй, буду признателен.

Она уходит в кухню, но через минуту возвращается.

А вы, помнится, больше любите кофе? Я могу сварить.

Да что вы! Не утруждайтесь! Я же не примус. Мне подходит любое топливо.

Она сначала удивлённо смотрит на него, а затем широко улыбается.

Интересное сравнение! Нужно запомнить. Но мне это нетрудно. Сейчас сделаю. Вы пока присядьте на диванчик, если хотите.

Она уходит, а Юрий медленно и почему-то стараясь ступать как можно тише, проходит к окну, смотрит на аллею между домами, затем возвращается к инструменту и с интересом его рассматривает.

Возвращается Марья Никитична. В руках у неё маленький поднос, на котором стоит чашка кофе, сахарница с ложкой и блюдце с печеньем. Она ставит поднос на закрытую рояльную крышку.

Пожалуйста!

Большое спасибо! Он добавляет сахар, начинает размешивать. Какой у вас интересный рояль. Никогда таких не видел. Совсем небольшой.

А это, в общем-то, и не совсем рояль, это клавир. Сейчас таких уже не делают. Ему лет сто, наверное. Точней не скажу, табличка не сохранилась. Я совершенно случайно наткнулась на объявление в газете. Одному персонажу в наследство достался. Он не стал разбираться что к чему, да и выставил на продажу за ненадобностью. Написал просто: Рояль, семьдесят три клавиши. Просил недорого. Я сразу подумала, что что-то здесь не то. В рояле должно быть восемьдесят восемь клавиш, ну в крайнем случае семьдесят десть. Решила поехать посмотреть. Оказалось вон что современник великих композиторов.

Ну надо же! Здорово получилось. Так выходит, что вся классика была написана не на рояле, а на клавире?

Смотря, что считать классикой. Ну уж не на современном рояле, это точно. Хотя всё это фортепиано, конечно.

Что ж вы на такую старину поднос поставили? Не жалко?

А что мне, пылинки с него сдувать? Инструментом нужно пользоваться. Уж поверьте, когда он был новым, с ним сильно не церемонились. Вон, посмотрите, одну ножку собака погрызла, на клавиатуру когда-то что-то упало, и на фа третьей октавы отвалилась костяная накладка, так вместо неё приклеили обычную фанерку. В общем, поднос это сущие пустяки.

Юрий слушает её и чувствует, как мрачные мысли и гнетущее настроение оставляют его. Снова, как и в тот ноябрьский вечер, приходит чувство лёгкости и радости.

Да, наверное, вы правы. Отец говорил, что в каждом механизме живёт свой дух. Что-то вроде домового. И пока вещью активно пользуются, этот дух радуется и будто помогает хозяину. А если забрасывают или начинают относиться, как к музейному экспонату, чахнет и, в конце концов, умирает.

А ваш отец был интересным человеком, судя по всему.

Может быть даже слишком. Юрий улыбается и быстро допивает свой кофе. Ладно, я готов. Начинаем?

Начинаем. Но мне, видимо, придётся вас чуть-чуть расстроить. Прежде, чем учиться играть, нужно немножко разобраться с теорией.

Она идёт к шкафу, достаёт оттуда книгу и показывает Юрию.

Это самоучитель по игре на фортепиано. Очень хорошая книжка. Сейчас я расскажу основы. А потом вам нужно будет пойти в библиотеку и взять себе такой же экземпляр. И ещё купите нотную тетрадь. В следующий раз возьмёте её с собой. Так Открываем Помните что-то из гимназической программы? Хотя бы основы вы должны были учить.

Пожалуй, ничего, кроме семи нот и того, как они рисуются, я не вспомню.

Ну для начала это тоже очень даже неплохо. Давайте вспоминать дальше. Ноты объединяются в октавы. Вот так, видите? В октаве семь нот. Если с чёрными, то двенадцать, но об этом чуть позже

Спустя час, Юрий стоит в прихожей, надевая шинель и наматывая шарф. Марья Никитична провожает его.

Ну как, не сильно я вас напугала теорией?

Что вы! Нет, конечно. В университете и не такое приходится зубрить. Ой, я совсем забыл спросить. Сколько с меня за урок?

Да нисколько, Юра. Мне несложно уделить вам немного времени. К тому же нехорошо как-то со своих деньги брать.

И всё же

Вот как раз это и всё. Если я говорю, что не нужно, значит не нужно.

Ну хорошо. Когда мне приходить в следующий раз?

Так Сегодня четверг Давайте в понедельник. И, наверное, так и поступим. Будете приходить два раза в неделю: по понедельникам и четвергам в шесть часов вечера. Вас устраивает?

Да, замечательно.

Юрий выходит на лестничную клетку, Марья Никитична стоит в дверях.

До свидания, Юра. Жду вас в понедельник!

Буду как штык!

Она закрывает дверь, а Юрий идёт по лестнице вниз. Несмотря на то, что он запутался в теории и понял только около половины того, что она ему объясняла, его переполняет радость. Юрию сейчас кажется, что ему всё под силу. И ещё появилось чувство, что в его серой монотонной жизни появилось что-то светлое. Что-то, за что нужно, во что бы то ни стало, держаться изо всех сил.

Юрий старается быть прилежным учеником. Он берёт в библиотеке самоучитель и каждый будний день занимается на университетском рояле, стараясь исправно выполнять все домашние задания.

За четыре дня до Нового Года он приходит на очередное занятие.

Ещё только поднявшись на этаж, он слышит звук отпирания замка. Дверь двенадцатой квартиры открывается и оттуда выходит мальчик лет десяти. Он в тулупе, шарф намотан почти по глаза, на спине юфтевый ранец. Марья Никитична провожая его, говорит:

Николай, ты запомнил? На этой неделе занятий уже не будет. Так что встретимся только в новом году. Обязательно передай Наталье Платоновне!

Мама мне не поверит. Сказали бы вы ей сами, а? А то будет, как в прошлый раз, отвечает из под шарфа мальчик.

Она вздыхает:

Ну хорошо. Я позвоню ей завтра. Беги домой. С наступающим тебя!

И вас! отвечает он и устремляется вниз по лестнице.

Она улыбается Юрию, кивком приглашая его в квартиру.

Заходите, Юра. Я сделаю вам кофе.

Он проходит в прихожую и, снимая шапку и шинель, говорит:

Какой паренёк молодец! Не боится один по темноте ходить.

Это да. Но будь его воля, он бы никуда не ходил. Марья Никитична идёт в кухню и оттуда рассказывает. Его мать решила, что ему очень нужно играть на фортепиано. А мальчик между тем к музыке совершенно безразличен.

Юрий, закончив в прихожей, тоже идёт в кухню и, прислонясь к дверному косяку, наблюдает и слушает. Она тем временем насыпает кофе в кофеварку, пока прогревается керогаз, и продолжает:

Я же вижу его в гимназии почти каждый день. Пару месяцев назад приходит ко мне в кабинет со сборником пьес, по которому мы занимаемся, и показывает мне один разворот. Спрашивает: Мы это уже не будем играть? Ну я отвечаю ему: Нет, не будем. Он, ничего не объяснив, сразу убегает. И я минут через пять тоже выхожу. Иду по коридору и, проходя мимо уборной, вижу, как этот Коля выходит оттуда с этим самым сборником в руках. Я опешила, ну вообразите себе, Юра! Подзываю его к себе, беру сборник, открываю и вижу, что там как раз вырван этот разворот. У меня даже слов не было, чтоб его пожурить. А он смотрит на меня и говорит: Вы только маме, пожалуйста, не рассказывайте! И вот что тут поделать? Несчастный ребёнок, если честно. С матерью его говорить бесполезно. А так мальчуган неплохой, конечно.

Юрий смеётся:

Слушайте, а это даже мило! Использовать старые газеты моветон! Те, у кого есть вкус и тяга к прекрасному, предпочитают сборники пьес. А для ещё более искушённой публики, думаю, хорошо подойдут готические романы.

Ничего смешного! шутливо возмущается она, тоже, однако, засмеявшись, Гадость какая! Ладно, не будем Как ваши дела?

Да как обычно. Мои дела не сильно меняются с тех пор, как умер отец. Мать теперь возлагает все надежды на меня. И я, вроде как, должен их оправдывать

Она ставит кофеварку на огонь и снова поворачивается к Юрию.

Как-то вы не слишком оптимистично об этом говорите.

Поймите меня правильно. Мне очень нравится то, чему я обучаюсь и то, с чем мне, по-видимому, предстоит связать жизнь. Просто мне кажется, что от меня ждут слишком многого. В университете все знают, что я сын Ленца, и постоянно сравнивают меня с отцом. И это моей учёбе скорее мешает, чем способствует.

Боитесь не оправдать ожиданий?

Пожалуй. Хотя, честно сказать, не понимаю, почему я вообще должен что-то оправдывать. Хочется ведь просто заниматься полезным делом, а не пытаться кому-то что-то доказать. К тому же эталонный образец оказался слишком высокой пробы. Может быть, я мало знаю, чтобы утверждать, но, насколько могу судить, истории неизвестны случаи, чтобы дети гениальных деятелей унаследовали гениальность своих родителей.

Ну, может быть, пару-тройку примеров я смогла бы привести. Но, в целом, вы, конечно, правы. Всё это исключения. Удивительно только, что вы даже не пытаетесь дотянуться до отца.

Да тут и удивляться нечему. Мы с ним слишком разные. Не говорю, что считаю себя хуже в целом. Но того запала, того полёта мысли, что были у него, я в себе никогда не чувствовал. Я не горю идеями, а просто хочу делать то, что у меня хорошо получается. Так что нужно отдавать себе отчёт, что, хотя яблоко от яблони, действительно, упало недалеко, в данном случае новое дерево из него вряд ли дорастёт до размеров старого.

Она внимательно смотрит на него и говорит:

Вы на удивление трезво рассуждаете. Многие даже к старости не могут понять или боятся себе признаться, что некоторые вещи им не даны от природы. Стараются быть теми, кем они не являются. А вы за журавлями в небе не гоняетесь, хотя соблазн, наверное, велик. Мне только кажется, что вам всё-таки чуточку не достаёт честолюбия. Нет ничего плохого в том, чтобы ставить перед собой масштабные цели.

Масштабные цели, которые ставил перед собой отец, в конечном счёте, свели его в могилу и оставили нас с матерью в крайне затруднительном финансовом положении. Теперь у меня только одна цель: поправить семейные дела.

Ну, это всё о долге и о насущных проблемах. Вы, я вижу, человек серьёзный. Уверена, что у вас всё получится, и вот тогда появится время и возможность воплотить в жизнь какие-нибудь свои замыслы. Если не секрет, чего бы хотелось лично вам? Какая у вас мечта?

Подумав, он отвечает:

Хочется спокойно жить и работать, приносить своей работой пользу людям. И не думать о будущем Не тревожиться из-за него.

Да, наверное, этого многим не хватает, кивнув, соглашается она.

Вскипает кофе, и Марья Никитична, спохватившись, снимает его с конфорки и тушит керогаз. Она наливает Юрию чашку и приглашает его в зал:

Идёмте! Давайте, я вас сразу предупрежу. В пятницу же Новый Год. Поэтому ближайший четверг пропускаем, я целый день буду готовить на кухне. На праздник придут гости, Сергей пригласил своих друзей. Так что следующее занятие будет через неделю.

Хорошо, как скажете. Позвольте спросить, вы сама ведёте хозяйство? И готовите, и всё остальное

Да, я как-то привыкла.

А не думали взять домработницу? Это же обычное дело.

У нас были домработницы. Но они не прижились. Старушки в доме действуют Сергею на нервы. Доставляют эстетический дискомфорт, как он говорит. А с теми, кто помоложе, нам пришлось распрощаться по другим причинам.

Юрий удивлённо поднимает брови.

Воровали?

Нет... В общем, не сложилось. Где ваша нотная тетрадь?

Ах, да! Она в портфеле, в прихожей. Сейчас принесу.

В канун Нового Года, во второй половине дня, Юрий сидит у себя дома на кровати в своей комнате и, прислонившись спиной к стене, читает сатирический журнал. Софья Ивановна, собираясь в гости к Алле Петровне, заходит к сыну и обращается к нему:

Может быть, ты всё-таки поедешь со мной? Бабушка обрадуется. А то, что мы с ней будем вдвоём?

Ещё будет Вера, не отрываясь от чтения отвечает Юрий.

Она вечером пойдёт домой. У неё вообще-то семья есть. Чего ей с нами сидеть?

А мне чего с вами сидеть? Он поднимает на неё глаза. К тому же ты и сама часов в десять вечера поедешь домой. А я договорился с Шурой. Там на площади ёлку поставили, каток залили. Мама, я так вымотался за последний месяц! Дай мне хотя бы на каникулах делать то, что мне по душе.

Ох, ну посмотрите на него! Ладно, занимайся, чем хочешь.

Юрий продолжает читать, а мать уходит к себе, но через время снова возвращается.

Слушай! Я тут подумала А ты не хочешь в перерывах между своими делами, что ты там себе запланировал, встретиться с Сергеем? Вы же вроде бы о чём-то договаривались.

Помолчав, Юрий отвечает:

Ты думаешь, это хорошая затея?

Это предложил Александр Осипович. Мне кажется, к нему стоит прислушаться. Если вдруг, у вас что-то не заладится, ничего страшного не произойдёт. А если всё пойдёт хорошо, работали бы вместе. Нам с тобой это было бы очень кстати.

Мне показалось, он отнёсся к этой идее без воодушевления.

А ты попробуй его заинтересовать, произвести впечатление! Ты же умный мальчик!

Сама же говорила, что может получиться, как у отца с дедом.

Я об этом думала. Но они хотя бы попытались. К тому же, надеюсь, ты научен горьким опытом и не станешь повторять их ошибок. Иногда стоит поступиться своими принципами, если это может принести пользу.

Ты хотела сказать: Выгоду?

Сынок, я понимаю, о чём ты говоришь. Но, может быть, вы прекрасно поладите. В конце концов, почему ты так уверен, что ничего не получится?

Я не уверен. Но настроен скептически.

Она присаживается на край кровати и гладит его по плечу.

Ну я тебя очень прошу! Просто попробуй. Сделай мне новогодний подарок.

Он вздыхает:

Ну хорошо. Я позвоню ему на следующей неделе.

Вот и умница! Ладно, мне пора уходить. Когда придёшь ночью, старайся не шуметь.

Она уходит. Юрий пытается продолжать читать, но это у него плохо получается. Мысли сбиваются, и он по несколько раз перечитывает один и тот же абзац, не понимая прочитанного. Он с досадой швыряет журнал на тумбу, встаёт с кровати, достаёт из кармана шинели, висящей на стене, пачку сигарет и спички, открывает маленькую форточку, впуская морозный воздух в комнату, и подкуривает. Настроение у Юрия совсем испортилось.

Он, в общем-то, согласен с матерью. Но почему-то ему совсем не хочется ввязываться в это дело. К тому же он ловит себя на мысли, что совсем забыл о том разговоре с Сергеем на именинах у Аллы Петровны. Странно, но Марья Никитична в его восприятии совершенно не имела к Сергею отношения. Каждый раз, посещая их квартиру, Юрий вспоминал о нём лишь мельком, не придавая этому значения. И вот теперь он впервые почувствовал, что эти два человека связаны друг с другом. Любое его взаимодействие с одним из них неизбежно отразится на отношениях с другим. Невозможно поддерживать дружбу с Марьей Никитичной, избегая общения с Сергеем. И так же, разрыв с ним, повлечёт, скорее всего, разрыв и с ней тоже. В общем-то, большого противоречия тут нет. Сотрудничество Юрия с Лучинским могло бы стать для них с матерью вполне приличным источником дохода, в отличие от надёжной, но не слишком прибыльной службы на казённом заводе, которая является, по сути, единственной перспективой после окончания им университета. И заодно он мог бы продолжать общение с Марьей Никитичной. Однако, хотя Юрий сам пока не понимает почему, что-то его смущает. У него возникает неприятное ощущение необходимости сидеть на двух стульях.

От размышлений его отвлекает звонящий телефон. Он выходит в коридор и снимает трубку:

Алло!

Юра, привет! слышится голос Шуры.

А, привет, старик.

Чем занят?

Да так Думаю про всякое

Ты это брось! Так можно, знаешь до чего додуматься?!

Шура, не томи! Рассказывай!

Рассказываю. В общем, планы немного меняются. Знаешь кафе Каштан?

Ну?

Я предлагаю встретиться там часов в девять вечера. Мы с Нютой будем тебя ждать.

Интересно Вы опять решили что-то намудрить? Мы ведь собирались идти на каток. Зачем мне с вами по кафе ходить?

Так мы потом и пойдём на каток.

Тебе же придётся опять её к десяти домой доставить. А то папенька заругает.

Я нанёс несколько дипломатических визитов её родителям. Папенька оказался вовсе не так страшен. Видимо, я ему понравился. Одним словом, он разрешил ей встречать Новый Год с нами. Но к часу ночи чтоб была дома.

А ты не мог со мной заранее это обсудить?

Поверь, если бы мог, обсудил.

Ну и встречайте тогда вдвоём. Что я с вами таскаться буду, как пятое колесо в телеге?

Юрка, не начинай! Будет весело! Когда я на ней женюсь, ты что, вообще со мной общаться перестанешь?

Нет.

Ну вот и всё! Так что, мы тебя ждём.

Надеюсь, в этот раз без помолвленных подружек?

Никаких подружек. Расслабься, старик.

Вопреки ожиданиям Юрия, вечер проходит в довольно легкой и приятной атмосфере. Анна, кажется, искренне рада его видеть, и ему удаётся расслабиться и общаться с ней почти так же непринуждённо, как с Шурой, к большому облегчению последнего. В кафе они пьют чай, заедая блинами с начинкой, а затем отправляются на площадь.

Катаясь на коньках и попивая глинтвейн, продающийся здесь же в ларьке, они не замечают, как проходит полтора часа. Вскоре на башне городской ратуши начинают бить часы. Юрий подъезжает к ограждению и, облокотившись на него, смотрит на ярко освещённый циферблат. К нему присоединяются Шура и Анна.

Не забудь загадать желание! говорит Анна Шуре и, поворачивается к Юрию. Юра, вы тоже!

Он ухмыляется:

И что, сбудется?

Вы зря смеётесь! отвечает она серьёзно, Если очень сильно захотеть, и если оно искреннее, то обязательно сбудется! У меня всегда сбывается!

Она обнимает за руку Шуру, прижавшись к его плечу щекой, и они оба смотрят на башенные часы. Юрий задумчиво глядит на Анну, потом на циферблат. Остаётся всего пара ударов. Он думает о своём желании. Что это за желание, он понять не может, но очень хорошо его чувствует. Что-то глубоко в душе, чему он не может подобрать названия, поднимается к груди и заставляет сердце биться чаще. Он старается сконцентрироваться на этом чувстве. В этот момент звучит последний, двенадцатый удар, салютные пушки, выставленные в центральном парке, дают залп, и небо озаряется фейерверком. Все смотрят вверх, слышны радостные возгласы толпы. Когда последние угли догорают, Анна спрашивает:

Ну что, все загадали?

Я да, хитро поглядывая на неё говорит Шура.

Юра, а вы?

Подумав, Юрий отвечает, продолжая глядеть куда-то в небо:

Да Наверное, загадал.

Вскоре Шуре пора провожать Анну. Они предлагают Юрию составить им компанию, но он, не желая смущать своим присутствием влюблённых, отказывается:

Спасибо, друзья, но я, наверное, отправлюсь домой. Что-то меня уже в сон клонит.

Смотри, как знаешь, не настаивая, отвечает Шура.

Они сдают коньки, выходят за ограждение катка и уже собираются расходиться в разные стороны, но Анна замечает магниевую вспышку около ледяных скульптур, выставленных неподалёку.

Глядите! Там! Идёмте скорей!

Около красивого изваяния, изображающего сани, запряжённые тройкой лошадей, стоит фотограф и предлагает любому желающему попозировать. Готовые фотографии можно будет забрать у него здесь же через два дня. Цена всего пятак за фото. Друзья платят за три экземпляра. Шура и Анна заходят в сани. Юрий предлагает с улыбкой:

Давайте тогда я буду вашим возницей.

Он забирается на козлы. Фотограф насыпает магниевый порошок на полку осветителя и поднимает его над головой.

Внимание!

Шура и Анна обнимаются. Юрий, залихватски сдвинув набок шапку и делая вид, что держит вожжи, улыбается с сигаретой в зубах. Все смотрят в камеру.

Вспышка

* * *

От неожиданности подпоручик Ленц вздрагивает. Вспышки от вмёрзшего в землю фотоаппарата он никак не ожидал. Тем более что ни осветителя, ни порошка поблизости не было. Вспыхнул и мгновенно превратился в белый пепел сам корпус фотокамеры вместе с треногой. От них не осталось и следа. Только дым.

Проходит не более пяти секунд, и Юрий слышит треск. Он смотрит под ноги и видит, что толстый и крепкий лёд, казавшийся буквально монолитом, превратился в тонкую корку, прямо сейчас рассыпающуюся на осколки, из-под которых проступает вода. Не раздумывая, он устремляется прочь от ледяной скульптуры, но, не добежав каких-то пару шагов, всё-таки проваливается по колено. Ахнув от пронзающего холода, он выбирается на берег и оборачивается. Сани и упряжка тонут, проваливаясь всё глубже. Юрий наблюдает, как они, завалившись на бок и раскалываясь на части, исчезают под поверхностью чёрной воды и битого льда.

X

Юрий чертыхается и с досадой смотрит на промокшую обувь. Осознание того, что на этом острове невозможно умереть, не приносит ему большого облегчения. Если он отморозит ноги, его и так непростое положение превратится в натуральную пытку. Он разувается, снимает носки, выливает воду из ботинок, опять обувается и, скривившись от холода, оглядывается по сторонам, в надежде на какое-то спасение. Но вокруг снова ничего, кроме голых деревьев и мёрзлой земли. Ему срочно нужно придумать что-нибудь, чтоб хоть как-то попытаться спасти ноги. Юрий решает оторвать рукава от исподней сорочки и намотать их наподобие портянок на ступни, вместо промокших носков. Подойдя к одному из деревьев, он снимает китель, вешает его на ветку и начинает уже снимать сорочку, но вдруг, как ему кажется, снова что-то замечает саженях в трёхстах от себя дальше в глубине острова. Он снова одевается и, взобравшись чуть выше по пологому склону, уже отчётливо начинает различать кирпичные стены какого-то небольшого домика.

Вблизи оказывается, что домом это назвать сложно. Здание практически полностью разрушено, хотя обломков нигде на земле нет. Цел только цокольный этаж с куском дымовой трубы, торчащей над остатками второго этажа. Дверь прикрыта. К ней ведут три ступени вниз. Юрий осторожно обходит здание кругом. Окна в приямках запылены, свет внутри не горит. Зайдя сзади, он видит небольшую пристройку для доступа к выгребной яме и ещё одну дверь, до половины засыпанную землёй, а рядом пустые пивные и винные бочки. В этот момент

Юрий понимает, что именно перед ним находится. Он возвращается к главному входу и, осторожно потянув дверь на себя, заглядывает внутрь.

Да, так и есть, это трактир Милый Вол место, где им вместе с Шурой за четыре года учёбы в университете была выпита не одна бочка вина.

Свет с улицы проникает через грязные окна и тускло освещает интерьер небольшого помещения. В зале находятся девять квадратных дубовых столов, на которых стоит по четыре стула, перевёрнутых ножками вверх, как делали здесь всегда, когда подметали. Глубже во мраке виднеется барная стойка, а рядом с ней механическое пианино, накрытое чехлом. Под потолком протянулись медные трубы парового отопления.

Юрий оглядывается, смотрит по сторонам и поднимается по ступеням обратно. Побродив неподалёку, он отыскивает увесистый булыжник и, с трудом выбив его ногой из мёрзлой земли, приносит ко входу. Начинает идти мелкий снег. Чтобы лучше осветить зал Юрий распахивает дверь, подпирает её камнем и заходит внутрь.

Он идёт медленно, осторожно всматриваясь в тёмные углы помещения. Снова вспоминая вчерашний театр, он подходит к окнам. В них виднеются голые кроны деревьев и падающий снег. В этот раз происходящее снаружи совпадает с видом из окон. Приблизившись к барной стойке и осторожно проведя по ней рукой, он обнаруживает тонкий слой пыли. Словно здесь никто не бывал уже несколько месяцев. Обойдя стойку, Юрий находит сзади на стене выключатель и поворачивает его. Но ничего не происходит. Лампа в жестяном торшере под потолком не светит. Тогда он снимает висящий рядом на крюке керосиновый фонарь. Легонько встряхнув его и услышав, как внутри плещется топливо, Юрий ставит его на стол, поднимает колбу и поджигает своими спичками фитиль. Теперь, держа в руке источник света, он начинает изучать зал. Ни на столах, ни под ними ничего нет. Настенная полка за барной стойкой заставлена бутылками со всевозможными наливками. На самой стойке стоят три небольших деревянных бочки с медными кранами, а под ней на полке несколько графинов с водкой. Ничего из этого сейчас Юрия не интересует. Ему срочно нужно высушить обувь, и очень хочется есть.

По бокам от барной стойки две двери. Правая ведёт к уборной для посетителей, а левая к служебным помещениям. Войдя в левую дверь, он попадает в небольшой тёмный коридор, заканчивающийся тремя ступенями наверх и дверью, которая снаружи теперь завалена землёй. Слева и справа по коридору друг напротив друга ещё четыре двери. Юрий знает, что слева кухня и подсобка, а справа подвал и уборная для персонала.

Он проходит в кухню. Окон здесь нет, и единственный источник освещения это фонарь в руке. Юрий подкручивает фитиль, делая ярче. Сразу около входа он видит жестяную раковину и кран с единственным вентилем, повернув который, убеждается, что воды, как и электричества, здесь нет. Вдоль стены стоит чугунная угольная плита. Рядом сложены друг в друга выварки и кастрюли, а на стене висят сковороды. С потолка свисает несколько связок сушёных грибов. Около другой стены на столе стоят два небольших мешка. Юрий заглядывает туда и обнаруживает в одном муку, а в другом сухари. Он осторожно обнюхивает и пробует один из них. Придя к выводу, что это вполне годится в пищу, он съедает ещё несколько штук и набивает ими карманы. Позаглядывав во все ящики и убедившись, что ничего съедобного, кроме сахара, кофейных зёрен и чайных листьев, больше нет, он выходит из кухни и спускается в подвал.

Здесь обнаруживаются пустые выгородки для овощей, несколько винных бочонков и три запечатанных больших бочки. Юрий осматривает все стены и находит на одной из них небольшую полку, где лежат молоток и долото. Он сбивает с одной из бочек верхний обруч и снимает крышку. Внутри оказывается солонина.

Полчаса спустя Юрий стоит на крыльце и жуёт, глядя по сторонам. Он всё ждёт какого-нибудь развития событий, но ничего не происходит. Снег тем временем идёт всё сильнее. Он опускается теперь густыми хлопьями и уже полностью покрыл землю. Дрожа от холода, Юрий отодвигает ногой камень и заходит внутрь, закрыв за собой дверь на засов. Он отправляется в подсобку в поисках топлива для плиты, но ни угля, ни дров там не оказывается. Зато обнаруживается ещё один фонарь и жестяной бидон с керосином. Подсобка сообщается с ещё одной маленькой комнаткой, служившей трактирщику чем-то вроде конторы. Юрий никогда там не бывал, но знал про неё. Убедившись, что дверь, ведущая туда, заперта, он выламывает её с помощью найденного здесь же топора и осматривает комнату. Здесь стоит письменный стол с электрической лампой и печатной машинкой, стул, распахнутый стальной сейф и кушетка. Сейф пуст, а в столе, кроме открытой пачки с писчей бумагой и кисета с табаком, ему не попадается ничего интересного. Юрий прихватывает бумагу и табак и снова направляется в кухню. В надежде на то, что в плите лежит уголь, он открывает загрузочную дверцу, но там пусто. Ещё раз осмотрев все углы и проверив обе уборных в поисках топлива, но так ничего и не обнаружив, он выходит в зал.

Он стоит, поёживаясь от холода, и дышит себе на руки, чтобы согреть их. Изо рта идёт пар. Для растопки можно было бы порубить деревья, растущие вокруг этой руины, но от сырых дров толку будет немного, а найденных запасов керосина не хватит для того, чтоб заставить их как следует разгореться. Размышляя об этом, он бегло скользит взглядом по столам с перевёрнутыми стульями. Вдруг приходит решение. Юрий приносит из подсобки топор и рубит на дрова четыре стула.

Вскоре он уже сидит около растопленной чугунной плиты с подкатанными брюками, греется и сушит промокшие носки и обувь.

Снегопад не заканчивается, и начинает смеркаться. Юрий понимает, что не знает, чего ждать, и что пока есть возможность, нужно ей воспользоваться и постараться отдохнуть. Он рубит ещё несколько стульев, притаскивает волоком из конторы кушетку и, поставив её перед плитой, приносит из подвала миску с солониной и винный бочонок. Скоро воздух в кухне прогревается. Юрий сидит на кушетке, жуёт сухари с мясом, запивает их вином и смотрит на мягкое пламя керосиновой лампы. В тепле и сытости на него резко наваливается усталость. Он закидывает в топку ещё дров, не гася лампы, ложится на кушетку и проваливается в сон.

Что именно Юрию снилось, утром он вспомнить не может, как ни старается. Но первые мгновения после пробуждения, он всё ещё слышит звон бокалов и хор голосов, кричащих тост: За вечную молодость!

Поначалу ему кажется, что звук доносится из зала. Он вскакивает на кушетке и с тревогой прислушивается к тишине. Выглянув, наконец, из кухни, он видит, что никого нет.

Снаружи всё завалено снегом. Юрий стоит на крыльце, угрюмо глядя куда-то вдаль, и бормочет себе под нос:

И на черта мне этот снег? Уж лучше б дождь, воды бы хоть набрал.

Он думает об озерце, где утонула ледяная скульптура, но не хочет рисковать и отходить далеко от своего убежища из опасения, что оно может исчезнуть так же внезапно, как и появилось. Да и самого озерца уже может не оказаться.

Вдруг его посещает идея. Принеся из кухни большую выварку и полностью набив её снегом, он снова разжигает ещё не совсем остывшую плиту и растапливает его. Юрий проделывает это несколько раз, и в результате через пару часов у него появляются запасы воды, разлитой по всевозможным кастрюлям.

Снова согревшись, умывшись, немного перекусив и худо-бедно приведя себя в порядок, Юрий ставит наполненный чайник на одну из конфорок, снимает кочергой другую, чтобы пламя от дров хоть немного освещало тёмное помещение вместо керосиновой лампы, и открывает небольшой лючок, соединяющий кухню с залом и предназначенный для подачи блюд официантам. Через него тоже проникает дополнительный свет и выходит лишний дым.

Он усаживается на кушетку и начинает уже на свежую голову обдумывать всё происходящее.

Учитывая вполне осязаемый характер здешних странных явлений и тот факт, что ему уже дважды пришлось ночевать на острове, он решает окончательно отказаться от идеи, что всё это галлюцинация или дурной сон. Юрий открывает свой блокнот, перечитывает прошлую запись, и пишет:

Продвинулся вглубь на несколько миль. Точней сказать трудно, т.к. приходится огибать остров, всё время двигаясь как бы против часовой стрелки и вверх. Во второй половине дня погода сильно изменилась. Очень похолодало, и пошёл снег. В то время как я находился в южном или, возможно, в юго-восточном секторе, мной были обнаружены руины некоего здания, которое

Он перестаёт писать, перечитывает только что написанное и, выругавшись, с досадой захлопывает блокнот.

Какая-то чепуха, а не отчёт! Ну как про это всё написать? Да и стоит ли?

Юрий в очередной раз проверяет сломавшиеся часы, подкуривает и, выпуская дым в открытый лючок, спрашивает сам себя:

Что ж тут такое должно быть?

Он пытается разобраться. Если каждое из этих явлений или фантомов представляет собой что-то вроде загадки, то как разгадать конкретно эту? Застолье, театр, письмо и ледяная скульптура вполне явно напоминали о событиях в жизни, которые Юрий старался забыть, потому что мысли о них причиняют ему душевные страдания. Но что он делает здесь? В этом кабаке он провёл много вечеров. Какой именно ему нужно вспомнить и для чего, Юрию непонятно. Он, прищурившись, смотрит на клубы дыма, улетающие в отверстие лючка и вдруг ему на ум приходят слова, взявшиеся из ниоткуда и пробудившие его утром ото сна.

Он задумчиво произносит:

Вечная молодость

XI

Шесть лет назад. Начало января.

Идёт урок у Марьи Никитичны.

При попытке в очередной раз сыграть гамму, Юрий сбивается, и она качает головой.

Юра, нет, не так! На седьмую ступень ставим четвёртый палец, а не первый. Можете считать: раз-два-три, раз-два-три-четыре. И не спешите так! Помните главное правило: хочешь играть быстро, учись играть медленно.

Минутку, попробую ещё раз. Он начинает снова, и у него получается.

Да, вот так, хорошо. Видите, нужно просто помедленней, и пальцы не будут заплетаться.

Да у меня ещё и как-то странно кисть болит

Это потому что она у вас напряжена. Вы её держите неправильно. Я же говорила, представьте, что у вас в руке теннисный мячик. Вот так. Ну, и пробуйте. Да расслабьте вы её, наконец! Марья Никитична берёт его за манжету и начинает трясти. Оба смеются. Расслабьте руку, кому говорю! Вот! И теперь вот так. Она начинает своей рукой складывать его пальцы в правильное положение, и от этого прикосновения он неожиданно сам для себя вздрагивает. Она удивлённо спрашивает:

Что такое?

Ничего, всё нормально.

Пальцы отрывать не буду, не бойтесь.

Да я и не боюсь. Это что-то непонятное.

Нервишки шалят?

Не знаю. Не замечал такого.

Всё когда-то бывает впервые. Ладно, вы, наверное, устали. Давайте на сегодня заканчивать. Но с тем, что руки зажаты, что-то нужно делать. Вам вместо кофе нужно пить мятный чай. Он хорошо расслабляет, отличная штука.

Вы полагаете?

Полагаю, да.

Ладно, попробую.

Они проходят в прихожую, он начинает одеваться и говорит:

Я прошу прощения. Мне нужно с вами посоветоваться.

Слушаю.

Мы с Сергеем договаривались встретиться в этом месяце, чтобы обсудить производственные вопросы на его заводе. И я хотел узнать у вас, когда мне лучше позвонить, чтобы застать его?

Попробуйте часов в одиннадцать утра. Он обычно дома в это время.

Понял. И ещё Вы помните тот разговор на именинах, идею Александра Осиповича?

Помню.

Как считаете, стоит попробовать?

А почему вы меня спрашиваете?

Хочется знать ваше мнение.

Что касается таких вопросов, я плохой советчик. Сергей не слишком охотно посвящает меня в свои дела. Могу сказать только, что при мне он тему вашего с ним сотрудничества не поднимал. Честно вам сказать, думаю, он уже и забыл.

Да, мне тоже показалось, что он не очень-то заинтересован.

Но, я так понимаю, вы заинтересованы. Вот и делайте то, что нужно вам. Помните, я говорила про честолюбие? Начните с малого. Навяжитесь ему.

Вы так отстранённо об этом говорите

Ну, меня от этого, по сути, отстранили Так что

А какие амбиции у него самого? Я просто, ну хочу лучше понять, как действовать.

Грустно улыбнувшись, она отвечает:

Юра, ну какие амбиции могут быть у сытого и довольного жизнью кота?

На следующий день в одиннадцать часов утра Юрий звонит по телефону в квартиру Лучинских. Трубку берёт Сергей.

Лучинский у аппарата!

Сергей Иванович, добрый день! Это Юра, сын Софьи.

А, Юра! Здравствуй, здравствуй! Чем могу быть полезен?

Помните, на именинах Аллы Петровны вы предлагали мне встретиться, чтобы обсудить производство?

Эм Припоминаю, да Касательно машин. Александр Осипович, помнится, предложил.

Да. Я пока свободен и мог бы посетить завод в любое удобное для вас время.

О как! Ну, что ж Если хочешь Можно даже сегодня. Подходи часам к двум. Знаешь, где это?

Напомните, пожалуйста.

Смотри: на правом берегу реки около шлюза есть типография.

Ага, знаю.

Вот. Если смотреть от моста, то тебе нужно завернуть за эту типографию. Пройдёшь прямо два квартала и увидишь по левую руку кирпичный забор с воротами и здание с трубой. Там адрес написан: Полынская, 20. На проходной скажешь, чтобы позвали меня.

Понял. Тогда до встречи.

Да, приходи.

В два часа дня Юрий уже на проходной. Сергей, которого только что позвали, с улыбкой идёт навстречу. Он жмёт Юрию руку и, похлопывая по плечу, приветствует его:

Ну здравствуй-здравствуй! Как поживаешь?

Да вот, закрыл семестр. Сейчас отдыхаю.

Но без работы не сидится, как я погляжу. Пройдём в кабинет, побеседуем для начала.

Пока они идут по коридору, Юрий осматривается. Одноэтажное здание, смотрящее фасадом на улицу, где они сейчас находятся, выполняет административную функцию. Здесь располагаются проходная, где сидит в своей кабинке сторож, и несколько кабинетов. Тепло и чисто. На полу в вазонах расставлены цветы.

Они заходят в кабинет Сергея, отделанный дубовыми панелями. Посередине стоит покрытый зелёным сукном письменный стол с лампой. С одной стороны от него книжный шкаф, с другой кожаный диван. На окне тяжёлые шторы с бахромой. На стенах висят в рамках фотографии с городскими пейзажами и большой портрет Ивана Степановича.

Лучинский усаживает Юрия на диван, а сам садится за стол.

Ну что ж, Юра Решил попробовать свои силы, так сказать?

Буду рад, если смогу как-то посодействовать.

Посодействовать, значит Сергей задумчиво постукивает пальцами по столу. Что я, собственно, могу тебе предложить? Дело в том, что это предприятие Оно работает по отлаженной схеме уже много лет. Иван Степанович в своё время постарался оснастить его по последнему слову техники. И, хотя, безусловно, с тех пор появилось много, так сказать, новинок, спрос на старые добрые машинки никуда не делся. Думаю, ты слышал выражение, что лучшее враг хорошего. Это предприятие яркий тому пример. Зачем менять то, что хорошо функционирует?

Вам должно быть виднее. Но, я думал, Александр Осипович знает, о чём говорит.

Ох уж этот Александр Осипович Он и отца твоего убеждал не бросать это дело и не ссориться со стариком. Да вот видишь! Оказалось, что никому, кроме меня, это не под силу. Оказалось, нужен определённый склад ума, усидчивость, трезвый взгляд.

Это было больше десяти лет назад. Насколько я знаю, ни о какой модернизации производства тогда речи не шло. А административная работа, действительно, отца ничуть не интересовала. Что же касается любых улучшений, то я считаю, что здесь нужно держать нос по ветру. Сейчас прогресс развивается доселе невиданными темпами. Многие решения устаревают морально намного раньше, чем изживают себя в техническом плане. Это можно сравнить с модой. Если сейчас какое-нибудь ателье решит производить и продавать лосины, их попросту никто не станет покупать. Даже если они будут высшего качества. Просто потому что это уже не модно. Сейчас нужно шить брюки и велосипедные бриджи. То же самое и с техникой. Очень скоро конкуренты начнут делать агрегаты с какими-то новыми стилистическими и техническими решениями, и вам очень сложно будет с ними тягаться из-за устаревшего оборудования. Поэтому, чем ждать, пока окажетесь в позиции догоняющего, лучше бы заранее подготовиться к гонке. А если повезёт, еще и начать первым. Пускай другие догоняют.

Выражения лица Лучинского меняется. Он задумывается и молча подкуривает сигару. Юрий тоже достаёт пачку сигарет и подкуривает. Пододвинув ближе к нему свою пепельницу, Сергей говорит:

Слушай, действительно Что-то в этом есть Я, как-то, с этой точки зрения не смотрел. Интересно Мода, говоришь Тенденции и так далее У меня здесь начальником производства один старикан, Павел Семёнович. Его нанимал ещё Иван Степанович. Старый не то слово. Древний, я бы сказал! Он мне всё говорит, мол, работаем как часы. А я и не задумывался. Действительно, ну что он может понимать в современной жизни? Какие там модернизации? Ему главное, чтоб как раньше. И такие ещё есть. Надо было бы их рассчитать к чёрту, Он поднимает глаза на портрет своего отца, но не буду. Пускай уже работают, пока могут. Всё равно скоро в ящик. Вот что, Юра Мне твои аргументы нравятся. Сейчас сходим, прогуляемся. Посмотри кругом, подумай.

Может быть, имеет смысл сразу пообщаться с начальником производства?

С Павлом Семёновичем? Да зачем? Успеешь ещё с ним наговориться. Идём!

Они покидают кабинет, проходят по коридору и, выйдя из конторы, оказываются во внутреннем дворе, со всех сторон окружённом одноэтажными кирпичными цеховыми постройками. Сергей указывает рукой:

Слева токарный цех и столярка. Вон там сборка и покраска. А справа склад. Мы, в общем-то, делаем только начинку. Корпуса и станины приходится заказывать. Литейки, как видишь, здесь нет. Так, конечно, проще. Смежники у нас не меняются со времён основания. Всё отлажено. Ну, я тебе уже говорил.

Пройдя через двор, они заходят в первый цех.

Юрию тут же бросается в глаза разница между конторой и рабочим помещением.

Здесь не намного теплей, чем на улице. Отопление обеспечивается только парой железных печей, в которые самим же рабочим приходится время от времени подбрасывать уголь. Свет, попадающий через окна, недостаточно освещает рабочие зоны, поэтому над каждым станком висит керосиновая лампа. Электричества нет вовсе. Юрий осматривает оборудование. Он сразу видит, что все применённые здесь решения устарели много лет назад. Вдоль всего помещения проходит большой вращающийся вал, соединённый с паровой машиной, располагающейся за стеной. К этому валу подсоединены ремни, которые приводят в движение станки. Юрий проходит в конец цеха и осматривает машину. Здесь, как и в самом цеху, всё поддерживается в чистоте и порядке. Но и сама машина, и её жаротрубный котёл безнадёжно устарели. Он интересуется у механиков данными о расходе угля, и они с Сергеем идут дальше. В столярке и в сборочном цеху наблюдается всё та же картина. Для изготовления деревянных футляров вообще используются станки с ножным приводом.

Когда экскурсия подходит к концу Юрий обращается к Сергею:

Я заметил, что вы делаете только одну модель.

Так и есть. Это ведь классика! Она всегда востребована. Ну что, как оно для твоего свежего взора? Посторонние здесь не часто бывают. Разве что пожарная инспекция.

Есть над чем подумать. Однозначно, оборудование пора освежить. Да и условия труда уже не слишком соответствуют нормам.

Ты про то, что в цеху свежо? Мне кажется, это не так уж критично. Погреться можно во время обеда, в машинном отделении. Иван Степанович, помнится, хотел завести трубы от городской паровой системы. Но что-то тогда не сложилось. Не дали разрешения. Получилось сделать отопление только в конторе. Но и то хорошо! Рабочие-то не сидят по кабинетам, они греются от собственного движения.

Дело не только в рабочих. Всему производству необходимо серьёзное обновление. Зацепишься за одно, придётся менять ещё много чего. Главное сейчас, что я увидел, так это то, что вы теряете массу средств, поддерживая всё в таком виде. Изменения, может быть, будут казаться вам затратными, но, поверьте, они очень быстро окупятся.

Что именно ты имеешь в виду?

Чтобы не быть голословным, я составлю список необходимых мер, посчитаю примерную смету. И тогда уже детально смогу всё вам рассказать: что и почему нужно переделать, и почему вы должны быть в этом заинтересованы.

Ну, хорошо, Юра. Давай, поглядим, что ты там надумаешь. Буду ждать от тебя звонка. Действительно, было бы интересно, если б всё оказалось так, как ты говоришь.

Несколько дней спустя Юрий и Шура, заранее договорившись, встречаются вечером в трактире Милый Вол.

Этот кабак расположен в полуподвальном помещении старого трёхэтажного здания, сдающегося в аренду различным мелким конторам. Оно стоит в неприметном переулке практически в самом центре города, недалеко от Университета Путей Сообщения. Года два назад, ещё будучи студентами первого курса, друзья случайно забрели сюда и, обратив внимание на забавно выглядящую вывеску с изображением широко улыбающегося синего быка, решили зайти. С тех пор они стали здесь частыми посетителями.

Хозяин трактира, Лев Денисович Бримсон, человек с очень тёмным прошлым. Своим внешним видом он и вправду напоминает вола. Ему около сорока лет. Он невысок ростом, но очень широк в плечах, с толстой шеей, гладко выбритым черепом и большими сильными руками, на одной из которых не хватает мизинца. Он привык смотреть на всё и на всех флегматичным усталым взглядом и разговаривать в тягучей и ленивой манере. Впрочем, говорит он мало. Зато любит музыку и постоянно что-то напевает себе под нос. Несмотря на суровую внешность, нрав у Бримсона достаточно дружелюбный. Постоянные посетители знают об этом и зовут его просто Лёва.

Благодаря стечению различных обстоятельств: удачное расположение заведения, симпатичные официантки, своеобразный харизматичный трактирщик, наличие механического пианино и невысокие цены, Милый Вол представляет собой место, где под одной крышей собирается очень разношёрстная публика. Это и служащие находящихся неподалёку различных контор, зашедшие пообедать, и выпивающие после занятий студенты, и заходящие погреться городовые, а также проститутки и всякие тёмные личности, в основном занимающие барную стойку и беседующие о том, о сём с Бримсоном, попивая кофе или коньяк. В результате здесь всегда царит очень своеобразная атмосфера, когда вроде бы все друг друга знают, но при этом никому ни до кого нет дела.

Этим вечером народу в заведении довольно много. Юрий и Шура сидят за одним из столов и едят капустное рагу со свиными рёбрами, запивая дешёвым кислым вином. Царит гул людских голосов и лязг посуды. Пахнет табачным дымом, жареным луком и пролитым пивом.

Ну и что, как впечатления? жуя, спрашивает Шура.

Юрий делает глоток из своего стакана и отвечает:

Честно говоря, лучше всего было бы снести весь этот завод и построить заново.

Так плохо?

Не плохо Но это уже не выдерживает конкуренции. Там, считай, не оборудование, а музейные экспонаты.

Ну, хорошо Положим, всё, как ты говоришь: демонтировать и поставить новое. Он на это пойдёт? Как считаешь? Деньги в любом случае будут нешуточные. Пускай они отобьются, но потратить-то их придётся все сразу.

Не знаю. Не имею представления о его доходах. Вернее, о бюджете Доходы с недвижимости, надо думать, неплохи.

Что, дядюшка живёт на широкую ногу?

Да почём я знаю, как он живёт? почему-то с раздражением отвечает Юрий.

Ладно. Тогда следует сделать так! Мы напишем два плана модернизации: программу-минимум и программу-максимум. Ты доел? Бери листок и пиши.

У меня не на чем, да и нечем.

Шура лезет во внутренний карман своей шинели, висящей на спинке его стула, достаёт оттуда записную книжку с привязанным к ней химическим карандашом и с хлопком кладёт её на стол перед другом:

На! Сначала пиши максимум.

На чистом листке Юрий составляет список и спрашивает:

Будешь смотреть?

Конечно, давай сюда!

Шура начинает читать и комментировать:

Так Насчёт доменной печи ты конечно разогнался.

Если будет собственное литьё, пропадёт необходимость в смежниках. У него большой неиспользуемый двор. Литейный цех можно выстроить прямо там.

Это сильно! Ну ладно Закупка электромоторов для станков, демонтаж компаунд-машины и замена её на коловратную. Ха! Ты всё-таки дорвался! Нашёл, куда её применить.

Сам понимаешь, сколько она даст преимуществ по сравнению с тем мамонтом, который там стоит.

Да понимаю-понимаю Ладно, дальше Подключение к ней динамо, прокладка кабелей и паровой магистрали. Получается, как ты и сказал. От старого завода останутся одни стены.

Это я не говорю о станках. Их, в общем, пока можно и не менять. По программе минимум можно обойтись без домны. Но всё остальное строго обязательно.

Они подливают в стаканы вино из кувшина, стоящего на столе, пьют и подкуривают. Шура спрашивает:

Так с чем конкретно тебе помочь?

Помочь сэкономить чужие деньги. Чем дешевле будет обходиться вся затея, тем больше у меня шансов покормиться с этого заводика. У тебя крёстный всё там же служит? Узнай у него, не поделится ли с нами управление почт и телеграфов парой-тройкой вёрст кабеля. Насчёт коловратной машины я, конечно, не уверен, но есть надежда, что удастся выбить её в рассрочку. Попробую написать Вертскому. В его брошюре есть адрес. Думаю, для продвижения продукции он согласится. Единственное, на чём, видимо, сэкономить не удастся это электромоторы для станков. А их нужно десятка два.

Хм Кстати, может быть, и здесь повезёт. Нужно теперь отслеживать объявления о распродаже. Какой-нибудь банкрот может выставить всё оборудование за полцены.

Точно! Это ты хорошо придумал! Но вероятность, конечно, невелика.

Я думаю, всё сложится, как надо. У меня предчувствие! Вот прямо завтра же наведаюсь к крёстному в гости и спрошу.

К столику подходит молоденькая официантка Полина.

Что, мальчики, доели? Ещё вина принести?

Юрий заглядывает в кувшин и отвечает:

Нет, Поля, спасибо. Ещё есть.

Ну, зовите, как закончится. Она забирает грязные тарелки и убегает.

Друзья продолжают выпивать, беседуя на отвлечённые темы. Время близится к ночи, часть посетителей уже ушла. Остаётся около десяти завсегдатаев за четырьмя столами, включая Юрия и Шуру. Бримсон стоит за опустевшей барной стойкой и пьёт чай. Он оглядывает зал и, убедившись, что никому пока не нужны услуги бармена, ставит чашку, достаёт из шкафчика продолговатый футляр и не спеша идёт к механическому пианино. Пьянчуги, играющие в домино, замечают это:

О! Лёву на музыку потянуло!

Давайте скинемся ему на фонограф! Ну сколько можно педали качать!

Бримсон с равнодушным видом открывает дверцы на передней панели пианолы, достаёт из футляра рулон с перфолентой и начинает устанавливать её на ролики. Не глядя на игроков в домино, он говорит:

В фонографе этом вашем звук, как из кастрюли. А здесь живая музыка.

И что мы сегодня будем слушать?

Будем слушать польку.

А почему именно польку?

Бримсон поворачивается к говорящему и отвечает, глядя на него своим, не выражающим никаких эмоций, взглядом:

Настроение у меня такое. Игривое.

Доминошники не унимаются:

Для этого твоего серванта только старьё всякое есть. А был бы у тебя фонограф, можно было что-нибудь модное послушать. Сейчас такое вытворяют!

А мне не надо. Я хочу полечку.

Ну вы посмотрите! Далась она тебе!

В это время к их столу подходит Полина с новыми кружками пива. Один из пьянчуг смотрит на неё и восклицает, обращаясь к Бримсону:

На кой чёрт тебе полька, если у тебя уже есть одна Полька?!

Все смеются. Полина улыбается и ставит кружки на стол. Кто-то продолжает:

Поля, смотри, как Лёве тебя не хватает! Дала б ты ему уже, что ли! Чтоб он пианину свою поменьше терзал!

Полина срывает с пояса полотенце и несколько раз наотмашь бьёт им по лицу шутника. От неожиданности тот даже ахает:

Эй! Ну ты чего?!

Бримсон ухмыляется, заканчивая установку перфоленты:

Хе-хе Дочирикался?

Все снова дружно хохочут.

Бримсон начинает качать педали и регулировать темп рычажком под клавиатурой. Поскольку развлекаться с пианолой одно из его любимых занятий, навыки Льва Денисовича в этом весьма неплохи. Музыка течёт плавно и приятно.

Юрий и Шура к этому времени уже достаточно опьянели, но решили взять добавки. Когда Полина ставит им на стол новый кувшин, друзья расплачиваются, и Шура добавляет ей пару серебряных монет на чай. Она полушутя делает книксен и отворачивается, собираясь направиться к барной стойке. В этот момент он шлёпает её по заднице. Полина тут же поворачивается обратно и сердито кричит:

Ты что, Шура, сдурел?! Хочешь, чтобы я и тебя тряпкой по морде отходила? Экий паршивец!

Юрий тут же вступается за друга:

Поленька! Не сердись, прошу тебя! Что с дурака взять?

Ты мне тут, Юра, не начинай! Ни язык, ни руки распускать нечего!

Ну прости ты его! Примитивное ж создание! Почти обезьяна. Это он так тебе комплимент хотел сделать.

Шура подтверждает:

Да, Поля, прости. Правда ведь! Очень хорошо выглядишь!

Она отмахивается и ворчит:

Ох! Ну вас к чёрту обоих! Шура, Юра Прям как чудо-юдо. Две пьяных бестолочи

Когда она уходит, Юрий удивлённо спрашивает:

А в самом деле, чего это ты? Сам же знаешь, ей палец в рот не клади.

Они наполняют стаканы.

Да сам не знаю, отвечает Шура. Я потихоньку с ума начинаю сходить со своей Нютой. Она, понимаешь, так воспитана Ну, это, с одной стороны, хорошо, конечно Но когда с ней загуляюсь За талию её прижму, целуемся там, всякое такое А потом что Она к себе домой, я к себе. А у меня сил уже нет терпеть! Я ей, было, прямо намекал. Мол, взрослые люди, что мы всё фиалки нюхаем? Но она в этом вопросе категорична. После свадьбы, говорит, и точка. А свадьба, сам понимаешь Какая пока к чертям свадьба? Доучиться нужно. Это что ж мне, полтора года таких мучений предстоит?

Ну, так что ж теперь? Если у вас всё серьёзно, нужно ждать!

Ох, старик В том-то и беда. Серьёзней некуда. Люблю её невероятно. Вот Ну Понимаешь, прямо мой человек! Душа! С полуслова с ней всё Дай бог, чтоб тебе так же повезло!

Они пьют, и Юрий почему-то начинает грустить. Ему вспоминается Новый Год. Потом мысли переключаются на Марью Никитичну, Сергея и завод. Пока всё складывалось неплохо. Но у Юрия всё отчётливей появляется чувство, что он делает что-то не то, совершает ошибку.

Заметив, как друг изменился в лице, Шура спрашивает:

Что с тобой? Чего приуныл?

Не знаю. Что-то про этот завод подумал

Так и чего грустить? Всё организуем в лучшем виде! Я же тебе говорил! У меня хорошее предчувствие.

Я понимаю. Просто Может быть вообще вся эта затея чепуха.

В смысле?

Не могу объяснить. Вот у тебя, говоришь, предчувствие. А у меня другое предчувствие. Мне кажется, что всё это закончится плохо.

С чего это? Что вообще может пойти не так?

Что угодно может пойти не так

Полька к этому времени заканчивается. Бримсон вынимает из пианолы рулон, прячет его в футляр и, удовлетворившись, идёт обратно к барной стойке. Однако ему всё равно скучно. Лев Денисович осматривает зал и останавливается взглядом на столике Юрия и Шуры. Он отпускает Полину домой, а сам берёт графин с водкой, рюмку, пару ломтиков ржаного хлеба и идёт к ним.

Как дела, бродяги? Не против, если я с вами пару мух прихлопну?

Конечно, Лёва! Присаживайся.

Он наливает себе рюмку, они чокаются, пьют.

Рассказывайте! Как жизнь?

Да вот, собираемся провернуть одно дельце, чтобы Юра мог жить не тужить, отвечает Шура.

Ну-ну? И что там?

Юрий нехотя говорит:

У моего дяди есть небольшой такой заводик

У родного дяди?

Да. По производству швейных машинок.

Неплохо! Начало мне уже нравится.

И, в общем, есть возможность мне получить там должность и, может быть, со временем даже войти в долю. Но для этого придётся пройти что-то вроде испытания. Нужно провести практически полное переоснащение этого завода, причём потратив как можно меньше денег.

И что, думаете, получится?

Шура восклицает:

Конечно, получится! Удача на нашей стороне. Мы уже всё продумали! Дело только за малым.

Ага, только начать и кончить угрюмо комментирует Юрий.

Бримсон с интересом смотрит на него и говорит:

Не много же у тебя запала, смотрю.

Да, Юра что-то совсем скис, соглашается Шура. Сам в это дело ввязался, а теперь хочет на попятную.

Неправда! возражает Юрий. Просто я думаю Не знаю, как сказать Это же серьёзное дело. Вот мы сейчас так, шутя что-то начинаем, а какие потом у этого будут последствия, не знаем. К тому же я ведь путеец, а придётся связываться со швейными машинами.

Бримсон достаёт из кармана жилета свою трубку, набивает её табаком и, подкурив, рассуждает:

Но ведь тебе же это сулит выгоды. Почему бы и не связываться.

А если это окажется совсем не моё?

Лев Денисович, усмехнувшись, говорит:

Ну вот представь, что ты стоишь перед закрытой дверью. А в руке у тебя ключ. Ты не знаешь, подходит он к этой двери или нет. Но ведь глупо просто выбросить его, даже не попытавшись отпереть замок.

Да, Лёва, ты, наверное, прав. Умом я понимаю. Но что-то внутри меня подсказывает, что не стоит в это лезть.

Хм А почему?

Не знаю, отвечает Юрий, тяжело вздохнув. На самом деле в глубине души он начинает понимать, что знает причину. Она становится для него всё более и более явной. Хотя он боится даже сам себе в этом признаться.

Бримсон задумчиво пускает кольца дыма, не спеша наполняет свою рюмку и, когда все трое вновь выпивают, произносит:

Да, советовать, конечно, легко Такое бывает. Умом понимаешь, что всё идёт, как надо. Прикидываешь и так и этак, просчитываешь все шансы и видишь, что бояться нечего. А сердце всё равно не на месте. Чувствует что-то, пытается предостеречь М-да Лев Денисович задумывается на некоторое время, глядя в одну точку, и друзья понимают, что трактирщику вспоминаются какие-то эпизоды из его загадочной и непростой прежней жизни. Но вскоре он продолжает в своей неспешной тягучей манере: Самое паршивое в вашем положении, парни, это молодость. Обманчивая штука. Очень привлекательная и коварная. Будто хорошенькая ведьма. Вроде бы вся жизнь впереди, но именно сейчас приходится принимать решения, которые повлияют на то, какой она будет. Чем заниматься, с кем дружить, с кем спать Со всем этим нужно определиться уже сейчас. Приходится закладывать фундамент, не имея для этого ни знаний, ни опыта, ни времени. Да На молодость отведено слишком мало времени. Она лишь прелюдия ко всему, что будет потом. Но при этом ничего лучше её самой с вами уже не случится. Вот какой фокус!

Юрий размышляет над услышанным, глядя куда-то в пустоту. А Шура, то ли не поняв спьяну, что хотел сказать Бримсон, то ли решая разрядить обстановку, внезапно восклицает:

Тогда я буду бороться с этим! Я буду вечно молодым, и у меня вечно будет впереди целая жизнь!

Лев Денисович удивлённо смотрит на него и с улыбкой говорит, поднимая рюмку:

О как! Ну что ж Тогда за вечную молодость!

В этот момент случается так, что гул голосов на мгновение стихает, и тост слышно на весь трактир. Попав в какую-то общую волну, остальные посетители, не сговариваясь, поднимают свои бокалы и, повернувшись к Бримсону, Юрию и Шуре, все разом, громко выкрикивая, повторяют за трактирщиком: За вечную молодость!

Звучит хохот и звон бокалов.

* * *

Подпоручик Ленц выбрасывает окурок в печь, закидывает в кружку несколько чайных листьев, заливает их кипятком из чайника и вздыхает:

Да уж

XII

Юрий с кружкой чая стоит посреди пустого зала и всё думает о разговоре с Шурой и Бримсоном. Он испытывает то щемящее чувство досады, какое возникает у людей, вспоминающих последние мгновения перед катастрофой. Мгновения, когда ещё можно было эту катастрофу предотвратить.

Тогда, шесть лет назад, практически всё его окружение, так или иначе, подталкивало Юрия к определённым действиям, которые сам он не хотел совершать. Обладая техническим складом ума, он привык воспринимать жизнь как нечто закономерное и упорядоченное. Это в его представлении касалось не только материальных вещей, но и всевозможных событий и отношений между людьми. Той зимой все обстоятельства складывались таким образом, что из этого уже начинала вырисовываться некая система. И Юрий пошёл по пути, который в соответствии с ней выглядел наиболее рациональным и логичным, хоть это и противоречило его собственным чувствам и эмоциям. Но он не понимал, что сам-то выбивается из этой системы, и принялся строить для себя будущее, в котором, как чуть позже выяснится, он не сможет существовать.

В сознании Юрия опять всплывает образ Маши, и становится больно. Он трясёт головой и, чтобы отвлечься, старается придумать себе занятие.

Его посещает мысль о том, что было бы неплохо создать запасы провизии на случай, если придётся покинуть трактир. Он зажигает фонарь, идёт в погреб и вскрывает обе бочки, которые до сих пор оставались запечатанными. В одной оказывается квашеная капуста, а в другой соленья. Подумав, он вспоминает, что когда-то читал про полярную экспедицию, члены которой употребляли в пищу пеммикан. Это измельчённые кусочки сала, мяса и овощей, скатанные в шарики и высушенные. Такая еда очень питательна, может долго храниться и имеет небольшой вес. Юрий решает, что в его ситуации стоит попробовать приготовить себе нечто подобное.

На кухне, в свете керосиновой лампы, он отжимает, насколько это возможно, влагу из капусты и солений, мелко их нарезает и выкладывает для сушки на противень, который приспосабливает на импровизированных подставках над печью. Он возится с этим довольно долго и когда выходит в зал, видит, что уже стемнело.

Юрий запирает на засов входную дверь и возвращается в кухню. Овощи быстро не высохнут, а больше ему, в общем-то, заняться нечем. Он подкидывает дров, убавляет пламя лампы так, что она еле светит, и, усевшись на кушетку, начинает просто смотреть на маленький жёлтый огонёк фитиля и размышляет.

Это будет уже вторая ночь в трактире. На удивление долго не происходит ничего нового. Впервые за трое суток. Хотя Юрий не уверен в том, сколько именно времени он провёл на острове, и вообще, применимо ли к этой ситуации понятие времени. Он вспоминает разговор со старшим офицером. Рихтер говорил, что нужно быть готовым сделать правильный выбор и исправить свою главную ошибку. Юрий нащупывает в кармане кителя письмо, достаёт его и, не разворачивая, держит в руке. Если уж всё сейчас происходит только ради этого, то единственное, что он хотел бы исправить это спасти Машу. Вся его жизнь в последние четыре года превратилась в мучительные попытки забыть всё, что с ней связано. Боль утраты и чувство вины выжгли ему душу, превратив серьёзного и спокойного парня в угрюмого молчаливого мужчину. Война же это только усугубила. Юрий сам понимает, что от него осталась лишь оболочка, наполненная отчаянием и презрением к себе. Он по большому счёту стал человеком без прошлого и без будущего, живущим по уставу и механически выполняющим свою работу. В этом смысле остров стал буквальным воплощением его душевного состояния. Обломки прошлого, которые он здесь встречает, демонстрируются ему будто экспонаты выставки случайному посетителю. Но каждый раз Юрий, будто загипнотизированный, на мгновение возвращается назад и заново переживает все испытанные тогда чувства. Остров разговаривает с ним, задаёт вопрос. И Юрию кажется, что он знает ответ. Если бы ему представилась возможность изменить прошлое, он бы прекратил общение с Машей, не доводя его до точки невозврата и не ломая им обоим судьбы. Юрий понятия не имеет, в чём будет заключаться самое главное испытание, но моментом, когда он, говоря словами Рихтера, свернул не туда, ему однозначно кажется та самая зима, когда он начал обучаться игре на фортепиано.

Он открывает дверцу топки и бросает туда письмо, а затем снова усаживается на кушетку и произносит, обращаясь то ли к острову, то ли к самому себе:

И довольно! Пора кончать. Я готов.

Он настороженно прислушивается, ожидая, что остров откликнется, позволив ему, наконец, исправить роковую ошибку и освободиться, так или иначе, от своего странного плена. Но ничего не происходит, и царит полная тишина. Слышно лишь потрескивание дров в печи.

В раздумьях и ожидании проходят часы. Юрий пробует поспать, но, разволновавшись от воспоминаний, никак не может успокоиться. Он мучается, проклиная день, когда встретил Машу в театре. Снова и снова он прокручивает в голове события той зимы и, гоня из памяти всё, что было дальше, пытается убедить себя, что лучше бы этому было не происходить.

Так, в душевных терзаниях, Юрий проводит всю ночь, пока не наступает утро.

Овощи совсем высохли. Используя мясорубку, он делает фарш из солонины и мелко крошит сухари. Смешав всё вместе, он лепит плотные шарики наподобие фрикаделек и выкладывает на противень уже их. Подкинув в печь дров, он пересчитывает сигареты, берёт одну и выходит на улицу.

Юрий курит на крыльце в предрассветных сумерках и думает о своём положении. Все предыдущие явления на этом острове возникали и исчезали сами по себе, и если сейчас таверна продолжает стоять на своём месте, значит зачем-то это нужно. Выходит, что придётся ещё какое-то время здесь как-то существовать. Запасов еды у него достаточно. Воду можно добывать из снега. А вот если постоянно топить печь изрубленными столами и стульями, то они скоро закончатся. Вокруг руины, служащей Юрию убежищем, растёт множество деревьев. Некоторые из них находятся не дальше, чем в пяти саженях от стен, и можно заняться их вырубкой, не отходя слишком далеко.

Перекусив, он берёт топор и принимается за работу. Опасаясь, что трактир бесследно исчезнет, он старается всё время не упускать его из вида. Деревца не слишком толстые, а топор хорошо заточен. Рубка продвигается довольно легко, хотя от непривычной работы Юрий быстро натирает мозоли на руках. Сваленные деревья он приносит к крыльцу. Через какое-то время его кое-что настораживает. Исправных часов у него нет, но по объёму выполненной работы он понимает, что сумерки уже давно должны были бы превратиться в день. Однако ничего подобного. Он валит ещё несколько деревьев, потом принимается за обрубание веток, а вокруг остаётся всё такой же холодный полумрак. Юрия, уже привыкшего ко всяким странностям, не слишком это удивляет, но от появившейся вдруг мысли, что эти сумерки могут превратиться в вечную беспроглядную ночь, ему становится не по себе.

Как у человека, не спящего уже вторые сутки, у него периодически возникает неприятное ощущение уходящей из под ног земли. Юрий пытается бороться с этим, заваривая себе крепкий чай, и продолжает наготавливать дрова. Он затаскивает обрубленные стволы и ветки в зал, укорачивает их до такого размера, чтобы они помещались в топку, и складывает в кухне для сушки, стараясь разместить их поближе к печи и дымоходу. Поев и немного отдохнув, Юрий решает собрать себе что-то наподобие вещевого мешка с самым необходимым.

Подпалив огарок свечи, он заливает жидким воском каждую из имеющихся у него спичек для защиты от влаги, забирает с полки за барной стойкой две бутылки с наливками, выливает содержимое, тщательно промывает и, набрав в них чистую воду, закупоривает, а свою флягу вместо воды наполняет керосином. Найдя пустой мешок, он для переноски через плечо подвязывает к нему лямку из бечёвки и складывает туда завёрнутый в полотенце кухонный нож и все свои припасы: воду, керосин, сухари и сушёные грибы. Остаётся только добавить пеммикан, когда он будет готов. После этого он делает самокрутки, используя табак и бумагу из каморки Бримсона, и вставляет их в почти уже пустую сигаретную пачку.

Сколько на всё это ушло времени, Юрий совершенно не может понять. Он вновь выходит на крыльцо, всматриваясь в сумерки и пытаясь разглядеть хоть что-то, кроме снега и деревьев, потом возвращается в кухню, подбрасывает дров и, сам того не замечая, всё-таки засыпает.

Во сне Юрия не покидает чувство тревоги. Он снова и снова оказывается в прошлом и заново переживает именины Аллы Петровны, встречу с Машей в театре, канун Нового Года и первые уроки. Но яркие чувства и светлые моменты, полные каких-то не до конца оформившихся надежд, постоянно перерезаются, будто бритвой, словом из письма: Умерла.

В конце концов, измотанный, с ощущением, что он, в общем-то, и не спал, Юрий просыпается.

Он тяжело дышит, трёт глаза. Что-то не так. Засыпая, он забыл погасить лампу, но беспокоит его не это. В помещении тепло, но не слышно потрескивания дров и не чувствуется характерного запаха. Юрий осторожно ощупывает печь. Она совершенно холодная. Для того чтобы так остыть, потребовалось бы очень много времени. Юрий вряд ли смог бы столько проспать. К тому же остывшие обугленные дрова всё ещё лежат в ней, будто кто-то специально их потушил.

Юрий выходит в зал и сразу замечает что-то необычное. Всё помещение наполнено очень странным сине-сиреневым светом, попадающим через окна. Откуда он берётся, изнутри определить невозможно. Юрий медленно подходит к входной двери и, осторожно приоткрыв её, замирает от увиденного.

Источником необычного света оказываются звёзды. Это первый раз за всё время его пребывания на острове, когда небо очистилось, и стало видно что-то кроме облаков. Но ошеломляет Юрия не сам факт их появления, а то, как это всё выглядит.

Звёзды кажутся огромными. Некоторые из них невозможно было бы заслонить даже большим пальцем вытянутой руки. И каждая ярко мерцает каким-то своим особенным оттенком: от бледно-зелёного или голубого до ярко-малинового. Присмотревшись, Юрий видит, что это, возможно, не звёзды, а планеты. У некоторых видно что-то вроде колец или газовых ореолов. А определённые их скопления, напротив, напоминают целые галактики. Но удивительней всего то, что все они находятся в постоянном движении. Небо вместе с планетами и различимой невооружённым глазом звёздной пылью медленно проплывает над землёй. Ничего красивей и грандиозней Юрий никогда не видел. Впечатление, производимое этим зрелищем на Юрия, усиливается ещё и тем, что все эти небесные тела, как ему кажется, издают тихие, еле различимые звуки, похожие на звон хрусталя.

Он опускает глаза и видит, что лес, окружавший здание, исчез. Вокруг, докуда хватает взгляда, простирается плоская как скатерть, освещённая светом звёзд, снежная пустыня. Юрий поднимается по ступеням наверх, смотрит вдаль и не видит ни холмов, ни океана. Он обходит вокруг здания, вглядываясь в горизонт, но везде одно и то же: снежная равнина и плывущее над ней фантасмагорическое небо. Он всё смотрит и смотрит вверх и вдаль, а когда поворачивается, видит, что трактира больше нет. Он исчез вместе со всеми запасами еды, воды и керосина. При выходе наружу Юрий, растерявшись от происходящего, не взял с собой ни мешок, ни фонарь. Даже револьвер в кобуре остался лежать на столе в кухне. Он снял его ещё два дня назад, чтобы не мешал спать.

Юрий опасался этого больше всего, но сейчас, будучи потрясённым открывшимся зрелищем, он даже не может толком сообразить, что случилось. Снег под ногами вдруг начинает испаряться, превращаясь в туман. Он чувствует, что теряет опору и куда-то проваливаться. Эти облака словно затягивают его вниз, обволакивая и становясь всё гуще и гуще. И в тот момент, когда Юрий уже не может разглядеть даже собственную руку, туман вдруг снова рассеивается и не остаётся ничего, кроме бесконечного ночного неба. Оказавшись где-то вне времени и пространства, не чувствуя ни холода, ни страха, ни даже собственного тела, он кружится среди мерцающих звёзд. Их тихий шелест, напоминавший до этого хрустальный звон, превращается в еле различимый шёпот. Юрий узнаёт голос Маши. Она зовёт его по имени и смеётся. Не понимая, что происходит, он проваливается всё глубже и глубже. Звёзды пролетают мимо всё быстрее и быстрее. И вот он, наконец, оказывается на ночном заснеженном тротуаре под светом газового фонаря. Перед ним стоит Маша и, улыбаясь, смотрит ему в глаза.

Где-то вокруг продолжают проноситься звёзды, а Юрий больше не видит ничего, кроме её лица. Не управляя собой, он не может отвести от неё взгляд. Да и не хочет. Он пребывает в ужасе и в восторге одновременно, и единственная мысль, которую он может в себе осознать, это что любит её и ничего не может с этим поделать. Видение длится лишь пару мгновений, но за это время в его памяти в мельчайших подробностях всплывают и проносятся все события той зимы.

Вдруг небо словно начинает схлопываться. Тухнет газовый фонарь, лицо Маши тонет во тьме. Звёзды начинают стремительно то ли отдаляться, то ли уменьшаться, превращаясь в крохотные, еле заметные точки, и, в конце концов, вовсе исчезая одна за другой. Юрий остаётся один посреди пустоты. Время для него останавливается, и он впадает в беспамятство.

XIII

Шесть лет назад. Февраль.

После университета Юрий в назначенное время приходит на занятие в квартиру Лучинских.

Марья Никитична в хорошем настроении и, пока он разувается и вешает шинель в прихожей, ему слышно, как она тихонько напевает что-то на кухне, ставя чайник. Она всё-таки убедила Юрия пить поменьше кофе и с того времени делает ему чай. Он подходит к дверному проёму и спрашивает:

Что это вы такое красивое поёте?

А, это песенка про принцессу. Вернее, её песенка, принцессы.

Кажется, что-то знакомое. По-моему, я её слышал в кино.

Ох, надо же! Хотя, ничего удивительного, надо полагать, что какой-то тапёр её знает.

Нет, не тапёр. Это был звуковой фильм. Видимо на тот же сюжет, о котором вы говорите. Помнится, что-то про злую мачеху, отравленное яблоко Верно?

Ага, это оно. Давно же я в кино не была! Да вот, пожалуй, ещё со времён учёбы. Но тогда ничего особенного там не было. Коротенькие картины по две-три минуты. К тому же, не очень мне по душе атмосфера в варьете. Как-то всё очень пошленько.

Зачем же варьете? Сейчас открывается много специальных кинотеатров. Это всё-таки больше театры, а не кабаки, в отличие от мюзик-холлов. Никто не курит и не пьянствует. Публика сидит себе спокойно и смотрит на экран.

И что же вы, ходите именно в такие заведения?

Преимущественно, да.

А я-то думала, что ночные киносеансы, про которые вы рассказывали это что-то вроде кабаре. Вы меня приятно удивляете. И что же, звуковые фильмы, значит?

Именно! Многие считают, что кинематограф сильно проигрывает театральным постановкам в подаче и качестве материала, и в некотором роде, наверное, так и есть. Но, с другой стороны, благодаря технологиям, у создателей фильмов намного больше средств художественной выразительности. Про комбинированную съёмку я молчу, этим уже никого не удивишь. А вот сейчас добавился звук. Качество воспроизведения, конечно, хромает. Понятное дело, с оперой нечего и сравнивать. Но ведь это только начало. Думаю, мы с вами застанем то время, когда просмотр фильма будет погружать зрителя в события так глубоко, как не смогла бы лучшая книга. Представьте себе: на экране природа. К примеру деревья на ветру колышутся, и в этот самый момент вы чувствуете дуновение ветра. Потому что там где-то стоят скрытые вентиляторы. Такого ещё никто не придумал, это я так, фантазирую. Но согласитесь, было бы очень интересно. Или запахи. Цветы, например

Да, видишь на экране сирень, и чувствуешь, как она пахнет Очень романтично, мечтательно произносит Марья Никитична.

Вот-вот! Или, допустим Кто-то ест котлету!

Она смеётся:

Юра! Ну вот! Вы всё испортили! Так увлечённо рассказывали, я прям представила. И тут на тебе: котлета! Как можно после сирени про такое говорить?!

Ну а что вы хотели? Представьте, что я режиссер. Вздумалось мне, чтоб у меня в кадре персонаж сидел под кустом сирени и ел котлету!

Это ужасно! отвечает она, качая головой и улыбаясь.

Погодите! То ли ещё будет! Сейчас пойдёт дождь! Под потолком в нашем кинозале откроются специальные вентили, и на зрителей польётся вода!

Ну, вы совсем разошлись! Держите вот. Пейте чай и успокаивайтесь. Она даёт ему чашку и наливает себе тоже. Как вам в новом семестре? Не тяжело совмещать наши занятия и учёбу?

Пока нет. Мне кажется, сложнее станет, когда начнутся работы на заводе у Сергея. Если они, конечно, начнутся.

Кстати, как вы пообщались? А то я так и не спрашивала.

Сложно сказать. У меня появилось много идей после нашей встречи. Главное, чтобы они его заинтересовали. Мне осталось ещё кое-что выяснить и подготовить, и тогда будет, о чём с ним говорить. Если хоть что-то из предложенного придётся ему по душе, будем приступать. Пока мы ничего конкретного друг другу не сказали. Нужно, чтобы он согласился.

Я думаю, у вас получится. Если вы будете излагать ему свои идеи так же вдохновенно, как рассказывали про котлету, он на всё согласится, задорно глядя на него, говорит она.

Несколько дней спустя Юрию приходит письмо с ответом от изобретателя Вертского, в котором тот сообщает, что может предоставить свою коловратную паровую машину в рассрочку после предоплаты в полцены. Также он предлагает прислать своего специалиста для обучения персонала работе с ней.

К этому времени Юрий уже знает, что крёстный отец Шуры согласился помочь с кражей медного кабеля со склада городского управления почт и телеграфов.

Всё складывается так, как он и планировал. Теперь можно снова встречаться с Сергеем.

Во вторник, около одиннадцати часов утра, Юрий, находясь в университете, вновь отправляется на кафедру материаловедения, чтобы совершить звонок в квартиру Лучинских.

К его удивлению и некоторому замешательству трубку берёт Марья Никитична:

Алло! Я вас слушаю!

Марья Никитична, здравствуйте! Это Юра.

Да, здравствуйте, отвечает она непривычно сдержанно.

Я Простите. Думал, вы на работе. Мне нужно поговорить с Сергеем.

Минутку Серёжа! Это тебя

Слышно, как тот спрашивает:

Кто?

Твой племянник.

Сергей берёт трубку:

Здравствуй, Юра!

Добрый день! Я собрал всю необходимую информацию по нашему с вами вопросу, посчитал примерную смету. Когда вам будет удобно встретиться?

Хм Сегодня я планировал быть дома. Это на Севериновых Лугах. Третий дом по набережной, если идти от проспекта. Можешь приходить. Так что?

Не успев хорошенько подумать, Юрий машинально отвечает:

Да, я приду.

Тогда жду. Консьержу скажешь, что ко мне. Двенадцатая квартира.

Понял. До свидания.

Юрий кладёт трубку и идёт на лекцию. Но мысли его очень далеки от учёбы. Он думает о состоявшемся только что телефонном разговоре и о предстоящей встрече.

То обстоятельство, что Сергей объяснял Юрию, как добраться к нему домой, и холодная реакция обычно дружелюбной и приветливой Марьи Никитичны свидетельствовали о том, что она ничего не рассказывала Сергею. Уже второй месяц два раза в неделю Юрий посещает их квартиру, но об этом никому неизвестно. Матери Юрий ничего не говорил, но оказывается, что и Марья Никитична не сочла нужным упомянуть о нём мужу. Или, может быть, сочла нужным не упомянуть? На мгновение Юрий даже обрадовался, понадеявшись, сам не зная на что, но тут же, испугавшись этого чувства, начал с тревогой думать о предстоящем походе в гости. Оба Лучинских дома. Нет никакой уверенности в том, как именно поведёт себя Марья Никитична. Нужно быть осторожным, чтобы не поставить её в неловкое положение и не оконфузиться самому. Конечно, ему было бы проще, если бы не пришлось с ней сейчас видеться. Почему-то она не в гимназии, но он надеется, что, может быть, она всё-таки уйдёт до его появления. Хотя, с другой стороны, в глубине души у Юрия появляется какой-то странный азарт посмотреть, как она будет себя вести в присутствии и мужа, и его. В этот момент он ловит себя на мысли, что начинает воспринимать Сергея, как соперника, хотя, если говорить по существу, у него нет совершенно никаких оснований думать о себе и о чете Лучинских в подобном ключе. Юрий начинает казаться себе смешным и жалким. Он душит в себе всплеск эмоций. Радость, страх, ревность всё это придавливается грузом рационализма. Он смотрит на себя со стороны: молоденький паренёк в потёртой тужурке сидит за партой в огромной холодной аудитории и что-то себе фантазирует. Юрий решает, что нужно быть реалистом и не сочинять нелепиц. Он собирается с духом и, чтобы поскорее покончить с этим, вместо последней пары отправляется к Лучинским.

Как бы ни старался, Юрию трудно заставить себя не нервничать. Добравшись до места, он курит около ступеней парадной, и лишь потом заходит внутрь. Привыкший к Юрию консьерж, как обычно, не обращает на него никакого внимания. Лифт быстро довозит его до нужного этажа. И вот уже дверь открывается, а на пороге стоит Марья Никитична.

Вначале они, как обычно, приветливо улыбаются, но, будто сговорившись, оба молчат. Проходит не больше пары секунд, однако за это время они успевают, обменявшись взглядами, убедиться, что поняли друг друга.

Здравствуйте! Проходите. Вот вешалка.

Добрый день! Благодарю.

В этот момент из комнаты появляется Сергей. Он одет в халат и держит в зубах незажжённую сигару.

Ну, здравствуй-здравствуй, Юра! Проходи!

Они идут в гостиную с клавиром, на крышке которого лежит раскрытая утренняя газета, и стоит жестяной поднос с пустой кофейной чашкой. Марья Никитична следует за ними, но держится чуть поодаль. Сергей небрежно постукивает пальцем по подносу и, не глядя на неё, говорит:

Маша, будь добра, повтори. И нашему гостю тоже чашечку кофе.

А почему ты так уверен, что он пьёт кофе? Она забирает поднос и, повернувшись к Юрию, спрашивает: Так что же вы всё-таки будете? Кофе или, может быть, чай?

Он видит её озорной взгляд, и в нём снова появляется чувство радости и какого-то странного азарта.

Да, буду признателен, если вы сделаете чай.

Настроение его сразу же улучшается. Пара коротких фраз, которыми он только что обменялся с Марьей Никитичной во время этого пустякового разговора, пробудили в нём забавное чувство, будто они с ней двое заговорщиков, которые строят козни против Сергея. И, хотя в действительности ни о чём подобном Юрий не думал, или старался не думать, это прибавило ему сил и уверенности.

Сергей скептически хмыкает и, когда Марья Никитична выходит из комнаты, говорит:

Не обращай внимания на Машу. У них в гимназии ночью лопнула паровая труба. Сегодня чинят. Так что занятия отменили. Вот она дома и сидит.

Что вы! Она совсем не мешает.

Но ведь и не помогает, верно? Так что у тебя там? Я весь во внимании.

Юрий достаёт из кармана тужурки листок со своими записями и начинает подробно всё рассказывать. Благодаря стараниям Шуры, который точно просчитал все долгосрочные финансовые выгоды, он теперь уверенно подтверждает правоту своих идей и приводит убедительные аргументы.

Сергей со скучающим видом слушает о технических подробностях, но, когда речь заходит о деньгах, сразу оживляется.

А ну! Сколько ты говоришь? Дай ка взглянуть! Он берёт у Юрия из рук листок и внимательно его изучает. Так-так-так Как интересно Через сколько, ты говоришь, всё это окупится?

Года через два. Но, поверьте, это того стоит.

Да, я вижу. Очень интересно.

А если ещё и выстроить свою домну, можно будет лить любые корпуса и расширять ассортимент. Например, кроме обычных машин делать ещё и подшивочные. Это, конечно, очень дорого, но и отбиваться будет быстрей.

Сергей всё сильней возбуждается. Он начинает расхаживать с листком в руках по комнате, о чём-то сильно задумавшись, затем достаёт из кармана халата спички, подкуривает, наконец, сигару и, притоптывая ногой, смотрит в окно, сложив руки за спиной.

В это время Марья Никитична заносит поднос с двумя чашками и ставит его на крышку клавира. Юрий берёт свою, с чаем.

Большое спасибо.

Она улыбается ему в ответ, но, взглянув на Сергея, хмурится и сердито говорит:

Серёжа! Я же тебя просила! Дым въедается в мебель! Ладно, у себя в кабинете! Но не кури в остальных комнатах!

Он поворачивается к ней, берёт свою чашку с кофе, отпивает глоток, пускает большое облако дыма и раздражённо отвечает:

Ну сколько можно! Он улетучивается! Работает вентиляция. Вон у тебя на кухне, видела решёточку такую под потолком? Туда он весь и уходит, Он обращается к Юрию: Вот видишь, Юра! Техника это такое дело А ты говоришь Элементарные вещи иногда приходится объяснять

Марья Никититична меняется в лице, но говорит очень спокойно:

Я знаю про эту элементарную вентиляцию. Но она в кухне, а не здесь. И пока твой дым туда долетит, он провоняет все стены.

Ну так проветри.

Ты же знаешь, зимой здесь нельзя проветривать. Это вредно для инструмента. Может нарушиться строй.

Ой, да ничего ему не будет, твоему инструменту. Кусок дерева! Вон избы деревянные стоят на улице и зимой, и летом. И ничего...

Серёжа, ты неправ. Потуши, пожалуйста, сигару.

Сергей с крайне недовольным лицом тушит окурок в блюдце из-под чашки и вновь обращается к племяннику:

Нет, Юра! Видишь, здесь нам поговорить не дадут! Обожди меня минуту. Сейчас мы отправимся на завод. Так будет даже лучше. Он идёт в коридор к телефонному аппарату, снимает трубку и вращает рукоять.

Барышня, добрый день! Тридцать сорок! Алло! Да, здравствуйте! Будьте добры, экипаж на Севериновы Луга, первый квартал, дом номер пять. Да. Верно. Прямо сейчас. Замечательно! Благодарю!

Положив трубку, он уходит в комнату переодеваться, а Юрий растерянно смотрит на Марью Никитичну. Ему неловко от того, что он стал свидетелем этой неприятной сцены. Несмотря на то, что его вины здесь, в общем-то, нет, ему почему-то хочется извиниться. Видя замешательство Юрия, она дружелюбно трогает его за рукав и шёпотом говорит:

Не берите в голову. Это всё пустяки.

Она забирает недопитый кофе, блюдце с окурком и уходит в кухню.

Юрий с нежностью и грустью смотрит ей вслед. Поднявшееся было настроение, испортилось. Утром он по-разному представлял свой сегодняшний визит, но ничего подобного совсем не ждал. Скорее машинально, чем от большого желания, он делает глоток из своей чашки и ставит её обратно. Потом идёт к окну, снова возвращается к клавиру и садится на диван, уставившись взглядом в одну точку.

Вскоре появляется Сергей в твидовом костюме.

Юра! Идём!

Они молча одеваются в прихожей. Подходит Марья Никитична и обращается к Сергею:

Тебя ждать к ужину?

Он берёт около вешалки трость и, направляясь к двери, отвечает, не глядя на неё:

Полагаю, да.

Они покидают квартиру. Когда Юрий, следующий за Сергеем, проходит мимо, она улыбается ему и еле слышно говорит:

Удачи!

Добравшись до завода, Сергей рассчитывается, отпускает сани, и они проходят в кабинет.

Так Ну, давай-ка ещё разок! Значит С чего ты предлагаешь начинать?

Нужно расширить помещение, где находится котельная, чтобы можно было установить там коловратную машину, не отключая пока компаунд. К ней подсоединить динамо. Потом проложить по всему цеху электрическую цепь, к станкам закупить небольшие электромоторы. Всё смонтировать. Сам переход на электропривод можно будет осуществить в один день. А уж потом убрать старую машину вместе с валом. Затраты на кабель я беру на себя. Вся информация по новой машине вот, в этой брошюре. Если кратко, то она позволяет практически мгновенно изменять режим работы. К примеру, при отключении пары станков, или освещения, тут же можно понижать мощность согласно таблице сил тока. Ну и самое главное это колоссальная экономия угля. Разница будет заметна сразу. Производитель даёт пожизненную гарантию. Одним словом, сплошные преимущества. Попутно с этими работами считаю необходимым проложить паровую магистраль хотя бы в токарный цех. Я категорически уверен, что улучшение условий труда самым положительным образом скажется на производительности. Если вам интересно, могу посоветовать литературу на эту тему.

Сергей внимательно слушает, глядя через окно во двор. Он кивает:

Ну, допустим Но начинать стройку среди зимы

Конечно, я об этом и не говорю. Пока нужно всё подготовить, закупить. А строить уже в апреле.

Ну да, ну да Конечно. Нужно всё подготовить. Финансы, в первую очередь. Не хочется попасть, знаешь ли, впросак. Но я думал о том, что ты мне говорил в прошлый раз. Думал Пожалуй, стоит рискнуть, верно? А сейчас после вот этих твоих ну расчётов даже руки, что ли, зачесались! Я вот Знаешь А давай пройдёмся! Хочется глянуть, прикинуть, как оно будет.

Они ходят по токарному цеху, обсуждают реконструкцию, и чем дальше, тем более воодушевлённым становится Сергей. Он активно жестикулирует, курит, шутит. Юрий и сам немного повеселел. Неуверенность в себе начала сменяться волнительным предвкушением серьёзной интересной работы. В конце концов, думает он, не всё ли равно, кому принадлежит этот завод, и что он получит за работу: гонорар или постоянную должность? Главное, что сейчас есть возможность приобрести бесценный опыт, который потом очень пригодится в трудовой жизни.

Они покидают цех и, оба находясь в хорошем настроении, направляются через двор обратно в контору.

Юра, слушай! А почему бы нам с тобой не отметить это дело? Начало, так сказать, нашего сотрудничества. Знаю одно замечательное заведение.

Я бы с радостью, Сергей Иванович, но, боюсь, я сейчас не в том положении, чтобы позволить себе ресторан.

Брось! Всё за мой счёт! Хочу тебя угостить!

Если так, буду благодарен и, конечно, ничего не имею против.

Ну вот и замечательно! Очень хорошо!

Зайдя в контору, они практически сразу же сталкиваются в коридоре с низеньким старичком. Лучинский восклицает:

О! Павел Семёнович! Приветствую!

Здравствуй, Сергей! угрюмо отвечает тот.

Они жмут друг другу руки, и Сергей указывает на Юрия.

Познакомьтесь. Это мой племянник Юра. Очевидно, вам ещё предстоит плодотворно вместе поработать. Хороший парень. Юра, ты же хотел пообщаться с начальником производства. Вот, пожалуйста! Побеседуйте пока. А мне нужно совершить один звонок. Это недолго.

Он быстрым шагом уходит в свой кабинет. Юрий и старик остаются вдвоём.

Очень приятно познакомиться, Павел Семёнович. Сергей Иванович мне про вас рассказывал.

И что же он, интересно, мог рассказывать? Как мы все ему тут до смерти надоели?

Ну, я бы, наверное, так не сказал.

Да ладно! Что уж греха таить? Всем пора уходить на покой рано или поздно. Когда-то я здесь всё ставил на ноги вместе со старшим Лучинским. А теперь вот мы вместе с этим заводом состарились и просто ждём, пока оба не рассыплемся кирпичик за кирпичиком.

Как раз по этому поводу меня и наняли. Сергей Иванович хочет провести масштабную модернизацию производства. Я должен составить план и руководить работами.

Вот как! А что же ему раньше это было неинтересно?

Пожалуй, лучше поздно, чем никогда. Работы предстоит, и впрямь, много.

Это точно, ваша правда. У меня уж здоровье не то, что раньше. Тут не до инициатив. Но хорошо, что хоть кто-то, наконец, этим займётся. А младший Лучинский это, конечно, совсем не то, что нужно для предприятия. То не появляется, то сидит у себя кабинете и занимается там чёрт пойми чем. Одно хорошо: платит вовремя. Но это тоже, знаете ли Не хватало ещё, чтоб он жалование задерживал.

Что же вы, впервые меня видите и сразу так откровенно критикуете начальство?

А я никого и ничего не боюсь, молодой человек. В молодости не боялся, а теперь так тем более. Я, в общем, чихать хотел и на него, и, уж не обижайтесь, но на вас тоже. Нужно делом заниматься. Вы делайте своё, а я своё. Разумеется, буду содействовать вам, чем смогу. А что я там говорю или думаю, никого волновать не должно. Здесь требуется сильная рука и хорошие мозги. Если вы думаете, что справитесь, я это только приветствую.

В это время из кабинета выходит Сергей.

Ну что? Познакомились? Так-с, Юра! Всё готово! Экипаж будет с минуты на минуту.

Спустя полчаса сани, в которых едут Юрий и Сергей, останавливаются около четырёхэтажного кирпичного здания, на углу которого находится выцветшая вывеска с надписью Швейные Машины Лучинского.

Здание хорошо известно Юрию. Это тот самый доходный дом деда, который с момента его смерти вот уже год, как принадлежит Сергею. Первый этаж занимает магазин швейных машин, а на всех остальных небольшие квартиры, сдающиеся в наём: по три на каждом этаже.

Сергей, прищурившись, с лёгкой усмешкой смотрит куда-то в окна четвёртого этажа. Он соскакивает с саней и обращается к Юрию:

Обожди, пожалуйста. Я ненадолго. Четверть часа, не больше.

Юрий кивает, и Сергей устремляется в дом. Извозчик достаёт из-за пазухи тулупа часы, смотрит в них и прячет обратно.

Чтобы скоротать время и не сидеть просто так на морозе Юрий решает заглянуть в магазин. Как он и ожидал, ничего интересного, кроме огромного деревянного макета швейной машины, стоящего на витрине в рекламных целях и хорошо просматриваемого с улицы, там обнаружить не удаётся. Однако продавец, щупленький плешивый мужичок с лёгким коньячным запашком, оказывается довольно разговорчивым.

Я вас приветствую, молодой человек! Чем могу быть полезен?

Добрый день. Да вот Решил поглядеть, что вы тут продаёте.

Что ж Даже не знаю, обрадую я вас или разочарую, но мы продаём то, что написано на вывеске. Замечательные швейные машинки.

Замечательные, говорите?

Чувствую в ваших словах скепсис. Это неудивительно, должен признать. Но поверьте мне! Я вам скажу, как родному. В отличие от большинства конкурентов, которых я и называть не стану, у нас производство наполовину ручное. Вы же неглупый человек, судя по вашим петлицам, путеец. Должны понимать, что это значит. А значит это максимальный контроль качества. Специалисты у нас работают по много лет и буквально своими руками чувствуют, что к чему. Это, если хотите, можно сравнить со скрипичных дел мастерами. Да-да! Вы не смейтесь! Я вовсе не шучу!

Юрий, не скрывая эмоций, широко улыбается, слушая эту пьяную тираду. Он отвечает:

Ну что вы! Я вам верю. Звучит более, чем убедительно. Надо думать, при таком положении дел, у вас нет отбоя от клиентов.

К сожалению, этим похвалиться не можем, разводит руками продавец, Но здесь, конечно, дело не в качестве. Вы не подумайте! Это всё проклятые конкуренты! Реклама, понимаете? Я помню времена, когда вот эта штука, Он показывает пальцем на деревянного гиганта в витрине, производила на публику колоссальное впечатление. Зять нашего предыдущего хозяина, умнейший человек, придумал такую вещь Там внутри, в этой гадости, спрятан специальный механизм. Снаружи, на улице, крутился ветряк, а от этого ветряка работала и сама машина. Но через несколько лет что-то сломалось. Я просил было Ивана Степановича, мол, где он, зять ваш, надо бы починить. Но он только отмахнулся. А у нас ни у кого ума не хватает.

Юрий с удивлением подходит к макету и трогает рукой шкив. Он делает пол оборота, до половины поднимается и деревянная игла с бечёвкой, изображающей нитку. Но дальше не идёт. Что-то заклинивает. На мгновение Юрий задумывается. Такой получился неожиданный привет от отца. А продавец тем временем продолжает:

Да уж А теперь, конечно, былого ажиотажа нет. Хотя, не буду прибедняться, кое-какой спрос имеется. Но знаете, всё чаще спрашивают новые модели. Чтоб там зигзаг был какой-то специфический, или иногда, бывает, спрашивают оверлок. А у нас что есть, то есть. Можете выбрать любую машинку на свой вкус и цвет. Но всё это будет стандартная чёрная модель. Такие дела. Кстати, да! Вот недавно приходила одна модистка, она постоянно у нас нитки покупает. Спрашивала, можно ли приобрести красненькую машинку. Так и спросила, представьте себе! И откуда только у неё такая идея? Где она такое вообще видела? А вот, тем не менее! Так что, разнообразие это, конечно, хорошо, но всем не угодишь.

Да, вы правы. Всем, действительно, не угодишь. Что ж, благодарю вас за прекрасную экскурсию. Но мне пора идти. А насчёт клиентов не унывайте. Может быть, дела ещё наладятся.

Да мне-то что Я не унываю. Сижу тут, мух давлю, жалованье за это получаю. Просто грустно смотреть, как хорошее дело хиреет Ну да ладно Всего вам хорошего! Надумаете приобрести замечательную машинку, заходите. Или если поболтать будет охота, тоже заходите.

Юрий выходит на улицу, подходит к саням, подкуривает и, скользя взглядом по дому, размышляет об услышанном. Ему очень понравилась идея насчёт цветной машинки. Ведь, действительно, никто не производит красных швейных машин. Это можно сделать отличительной чертой, признаком торговой марки. Красный цвет сам по себе был бы превосходной рекламой. Конечно, об этом думать пока рано, но Юрий решает, что, когда придёт время, обязательно нужно будет поднять этот вопрос.

Вскоре из парадной выходит Сергей. Он придерживает дверь для эффектной девушки в шубе с лисьим воротником, а после берёт её под руку, и они вместе, о чём-то мило беседуя и улыбаясь, идут к саням.

За те секунды, что Юрий наблюдает, как они приближаются, он успевает испытать настоящий шквал эмоций. Его первоначальное недоумение сменяется шоком, который перерастает в ярость. Выражение их лиц оставляет мало места для интерпретаций. Сомнений тут быть не может. Никаких тёплых чувств к Сергею у него и до этого не было, но сейчас он начинает испытывать настоящее отвращение. В общем, адюльтер, как явление достаточно распространённое, никогда не удивлял и не раздражал Юрия. Однако тот факт, что преданной оказалась именно та женщина, мысли о которой уже третий месяц не дают ему покоя, и чьё лицо буквально стоит у него перед глазами каждую ночь, вызывает в нём почти что бешенство. И главное, преданной кем? Этим ограниченным и самодовольным болваном, который не стыдится оскорблять её при посторонних, и которому она прислуживает, будто горничная! И хотя их супружеские отношения совершенно никак Юрия не касаются, в нём, помимо гневного чувства несправедливости, вновь появляется мысль, впервые промелькнувшая сегодня утром. Он начинает видеть в Сергее соперника.

А тот, приблизившись, говорит с беззаботным видом:

Милая, познакомься! Это мой племянник Юрий. Юра, это Ева. Мояхорошая знакомая.

Очень приятно! не подавая виду, вежливо отвечает Юрий.

Ева, бросив быстрый и несколько презрительный взгляд на его потёртую шинель, лишь слегка кивает и забирается в сани. Следом за ней усаживаются и мужчины. Извозчик вновь проверяет время по часам, сообщает, что простой, за который придётся доплатить, занял двадцать минут и, убедившись, что никто с этим не спорит, трогает сани.

В пути Юрий старается успокоиться и подумать на отвлечённые темы. Ева не обращает на него никакого внимания, а Сергей, заметив в племяннике некоторую напряжённость, весело подбадривает его:

Что, Юра, подмёрз, пока ждал? Ничего-ничего! Сейчас приедем, закажем горячительное, и ты быстренько согреешься! Он потирает ладони и подмигивает.

Юрий лишь натянуто улыбается в ответ. Настроение у него паршивое. День и так был морально напряжённым, а теперь ещё приходится ехать куда-то на ужин вместе с этими двумя и пытаться там развлечься. Он бы с радостью покинул их, но, уже дав согласие, считает неуместным идти на попятную. К тому же Юрий действительно сильно замёрз, уже который час катаясь в открытых санях на морозе. Он старается не давать эмоциям взять верх и решает извлекать максимальную выгоду из Сергея в целом и из этой ситуации в частности. Сейчас у него будет возможность поесть и выпить в тепле за чужой счёт, и нужно этой возможности радоваться.

К тому моменту, как Юрию вновь удаётся настроить себя на хороший лад, они, наконец, подъезжают к ресторану Роз Таше. Это достаточно известное заведение для обеспеченной публики, являющееся, помимо, собственно, ресторана ещё и игорным домом. Около входа стоит швейцар в ливрее, рядом припарковано несколько самоходных экипажей, шофёры которых курят, попивают кофе из термосов и общаются между собой в ожидании своих хозяев.

Ну, вот мы и приехали! Сергей, рассчитывается с извозчиком, ступает на тротуар и, подав руку, помогает выбраться Еве. Следом спускается Юрий.

Швейцар пропускает их через вращающуюся дверь, а официант усаживает за столик.

Теперь, когда верхняя одежда оставлена в гардеробе, разница во внешнем виде Юрия по сравнению со спутниками ещё сильнее бросается в глаза. Рядом с Сергеем в элегантном твидовом костюме и Евой в светло-золотистом вечернем платье он, как ему кажется, выглядит убого в своей студенческой форме. Он окидывает взглядом публику за соседними столами и приходит к выводу, что так оно и есть. Юрий мысленно сетует на Сергея за то, что тот легкомысленно поставил его в неловкое положение. Однако трезвый взгляд вновь берёт верх над эмоциями. По сути, сейчас это не имеет значения.

Тем временем Сергей, открывая меню, говорит:

Заказывай, Юра, что душе угодно! Но смотри, слишком не разойдись, а то по миру меня пустишь! Думая, что удачно пошутил, он ухмыляется и посматривает в ожидании реакции то на Юрия, то на Еву. А она, листая своё меню, и не поднимая глаз ни на кого из своих спутников, небрежно произносит:

Серж, если уж ты решил кормить обездоленных, хотя бы не скупись.

Кхм Я вовсе не Я лишь хотел сказать, приосаниваясь, продолжает свою мысль Сергей, Нужно ведь держать себя в руках, верно? Юре это по зубам! Если вы понимаете, о чём я Хе-хе

Юрий, уже было открывший меню, захлопывает его и кладёт на край стола. Он вежливо улыбается и решает парировать этот направленный на себя бестолковый каламбур.

Разумеется. Раз вы угощаете, Сергей Иванович, я не хочу наглеть и полностью вам доверюсь. Полагаюсь на ваш вкус.

Ева ненадолго поднимает на него взгляд и, ухмыльнувшись, снова продолжает изучать меню. Это была крохотная, но очень радостная для Юрия победа. Теперь Сергей попался. Если он закажет племяннику блюдо дешевле, чем себе, то выставит себя в дурном свете. Лучинский удивлённо смотрит на Юрия, затем хмурится, на мгновение задумавшись, и наконец, вновь приняв невозмутимый вид, говорит:

Ну что ж В таком случае Надеюсь, ты ничего не имеешь против эм говядины, например?

Совершенно ничего.

Да-да, я так и думал. А к водке как относишься?

Уважительно.

Вот и славно. Тогда решено! А ты, моя птичка, выбрала? Что ты хочешь?

Ева указывает пальцем в меню:

Я буду вот этот суп. И вино.

Сергей подзывает официанта:

Любезный, будьте добры две порции Беф а-ля Дюпон, а для дамы Суп а л'оньон. И прямо сейчас графинчик белой, бутылку Гранд Бонасье и балыковую нарезку.

Когда тот принимает заказ и уходит, Сергей обращается к Еве:

Так вот, милая, причина по которой я решил сегодня отобедать вот такой компанией, заключается в том, что нам есть, что отметить.

Неужели?

Да-да! Я никому ничего не говорил, ведь это, можно сказать, тайна. Но от тебя мне скрывать нечего! Именно сегодня я понял, что пора, и принял решение превратить свой завод в лучший образец современного предприятия. Настало время выходить на новый уровень! Но для этого предстоит сделать много работы. И вот! Юра это как раз тот человек, который мне нужен! Наконец-то он возмужал, набрался уму-разуму в своих университетах и теперь может мне помочь. Ты ведь понимаешь, в чём дело Крайне сложно найти человека, который будет без лишних объяснений улавливать ход твоих мыслей и всячески способствовать, так сказать, воплощать идеи в жизнь.

Так мы отмечаем появление у тебя нового сотрудника? разочарованно спрашивает она.

Не сотрудника, а компаньона! Верно, Юра?

Как вам будет угодно, снисходительно ухмыльнувшись, отвечает Юрий. Его даже веселит та чепуха, которую говорит дядюшка.

Тем временем приносят выпивку и закуску. Официант наполняет бокал Еве, а Сергей разливает водку по рюмкам и, подняв свою, произносит:

Давайте же выпьем за великие дела, которые нам предстоит совершить!

Проходит время. Официант приносит основные блюда. Они едят, выпивают. Сергей болтает без умолку, то и дело пытаясь остроумничать и всё больше хмелея. Ева курит через мундштук, потягивая вино и рассеянно его слушая, будучи больше увлечённой рассматриванием исподтишка остальных посетителей заведения. Юрия же из-за морального напряжения, в котором он находится, алкоголь практически не берёт, уходя буквально как в сухую землю.

Вскоре Ева, перебивая Сергея на полуслове, указывает мундштуком куда-то в другой конец зала:

О! Там Лиля!

Сергей оглядывается:

Кто? Лиля?

Да не вертись ты, как уж на сковородке! шипит она на него, Что люди подумают? Ты и так сегодня отличился!

Я? Я ничего И что же она, одна?

К счастью, нет. С Изотовым. Пойду, поздороваюсь.

Она встаёт. Сергей смотрит на неё, облокотившись на стол и говорит:

Передавай Евгению Санычу от меня поклон.

Ага, обязательно, с сарказмом отвечает она.

Позови их, что ли, к нам за столик.

Пожалуй, не стоит. Когда закончите ваше деловое свидание, сам приходи.

Она удаляется, Сергей провожает её взглядом и, резко повернувшись к Юрию восклицает:

А? Как, хороша бестия?

Вполне ничего.

А Ничего Не много ты, Юра, понимаешь. Я не говорю там про всякие болты, заклёпки. Очевидно, что-то ты в этом соображаешь. Но, что касается женщин, тут тебе ещё многому предстоит научиться. Постичь, так сказать, эту науку

Действительно?

Определённо! Он наполняет им рюмки и продолжает: Женщина это украшение человека. Она, как орден на атласной ленте. Какова с тобой спутница таков и статус в обществе. Встречают, как говорится, по одёжке. Да и потом, к слову сказать, в рубище никому ты будешь не интересен.

Никогда не слышал такой метафоры в отношении дам.

Вот я и говорю: тебе ещё очень многое нужно усвоить.

И как же вы подбираете себе ордена?

Ну, это просто. Ищу, где получше. Беспроигрышный вариант это всяческие артистки. Кто-то, кто на виду. Лица с открыток и афиш. Здесь, правда, и конкуренция сильна. Но, как и везде, решают деньги. Банкнотами к себе можно привязать кого угодно. Лишь бы сильно не истратиться. Ну да ты сам, наверное, понимаешь.

Возможно. Но, раз уж вы сами выбрали такое сравнение, позвольте заметить, орденами награждают один раз и на всю жизнь. Их не меняют по своей прихоти от случая к случаю.

Ох, ну хорошо! Придрался к словам! Напоминаешь мне Машу. Та тоже любительница Если тебе так хочется, пускай будет не орден, а брошь. Или нет, не так! Галстук! Пусть будет галстук! Если ты, скажем, будешь ходить в одном и том же галстуке три недели кряду, то что это получается? О чём это говорит? О том, что у тебя и есть всего-навсего, один галстук.

При упоминании Марьи Никитичны Юрия передёргивает. Захотелось прямо здесь и сейчас дать волю кулакам. Однако он, сдерживая себя, выпивает налитую рюмку и, медленно выдохнув, спрашивает:

Ну, допустим А что если это очень хороший галстук? Самый лучший галстук! И ни у кого другого такого нет. И все смотрят на него, восхищаются и завидуют.

Юра, так не бывает! Я понимаю, к чему ты клонишь. У тебя ещё есть эта романтическая блажь найти ту самую единственную на всю жизнь. А может быть, ты думаешь, что уже нашёл. Так вот, забудь! Галстук! Это просто галстук! Как только ты начнёшь вместо ношения с костюмом использовать его для подвязывания каких-то узелков, затыкания им щелей в оконных рамах, промакивания пролитого чаю, утирания пота со лба или, прошу простить, станешь в него сморкаться, он быстро потеряет свой товарный вид и превратится в обычную тряпочку. Она может быть полезна для дома, но повязывать ей воротник, конечно, уже нельзя.

Вам не кажется, что говорить в таком духе о человеке это слишком цинично?

Что поделаешь? Жизнь сама по себе очень цинична. Тем более, что я говорю о женщинах. Снова же, всё как с галстуком. Разумеется, его нужно иногда стирать и гладить утюгом. Так и они. Любят внимание, подарки, красивые слова. Но для чего нам, мужчинам, это нужно? А всего-навсего для того, чтоб они подольше сохраняли товарный вид. Да ну и, право, разве не надоедает одно и то же?

В этот момент проходящий мимо мужчина лет шестидесяти с пышными седыми усами замечает их и восклицает:

Сергей Иванович! Добрый вечер, дорогой! Что-то давно вас не видать. Неделю уж как!

Ох! Григорий Львович! встрепенувшись, отвечает Лучинский, Я вас приветствую! Однако прошу заметить, что и я вас уже неделю, как не видал.

Ну, надо же! Не пересекались, значит. А я думал, вы после прошлого раза сильно поиздержались и решили взять паузу.

Ну что вы? О чём речь! Всегда к вашим услугам! Хотя признаю, мне, действительно, редко везёт, когда вы банкуете. Кстати, Изотов тоже здесь. Может быть, он к нам присоединится?

Вот как? Где же он? А, вижу-вижу. А кто этот молодой человек? он указывает на Юрия.

Это Юра, мой племянник.

Здравствуйте! говорит Юрий.

И вам не хворать, юноша. Не желаете ли составить нам компанию в двадцать одно?

Пожалуй, откажусь. Но спасибо за предложение.

Брось, Юра! говорит Сергей, Пойдём наверх, сыграем партейку-другую. Вдруг сегодня твой счастливый день! Никогда не знаешь.

Нет. Правда, не стоит. Я совершенно не азартный человек. Поэтому

Так даже лучше! перебивает его Лучинский, Холодный расчёт - как раз то, что нужно в таких делах!

Брось, Сергей Иванович! одёргивает его Григорий Львович, Не хочет человек, и не надо. Так что, пойдём уговаривать Изотова?

Идёмте.

В таком случае на сегодня я с вами прощаюсь, Сергей Иванович, Юрий встаёт.

Да, да Видишь, тут такое дело Но ничего! Мы с тобой ещё не раз обсудим всё, что нужно, верно?

Не сомневаюсь.

Они жмут друг другу руки, и Сергей отправляется вслед за Григорием Львовичем к столику, за которым сидят Изотов со своей спутницей и Ева. Оставшись один, Юрий наливает себе ещё рюмку, выпивает её, не закусывая, забирает в гардеробе шинель, шапку, галоши и выходит на улицу. Уже стемнело и похолодало. Он вдыхает полной грудью морозный воздух и, глядя куда-то в пустоту, произносит вслух:

Вот подонок!

Он сплёвывает на снег, закуривает и быстрым шагом, чтобы не замёрзнуть, отправляется домой.

Два дня спустя, вечер четверга. Очередной урок на Севериновых Лугах близится к концу.

Марья Никитична, я прошу меня простить, но, может быть, мы выберем другой этюд? А то это какая-то тоска тоскливая, Шутливо говорит Юрий.

А вам, значит, подавай весёлого веселья? улыбается она.

Ну да!

Надо подумать Что б вам такого предложить? Она пролистывает сборник. Ну, например это. Вам должно понравиться. Не уверена, правда, что осилите, но попробовать можно.

Как называется?

Эм Думы старого гусара.

Хм А вы знаете, один знаменитый генерал говорил, что если гусар дожил до тридцати лет, то это дрянь, а не гусар.

Марья Никитична смеётся:

Нет, я такого не слыхала. Но, кстати говоря, тут поётся примерно об этом же. Я вам сейчас наиграю.

Она исполняет пару куплетов и спрашивает:

Ну что, как вам?

Очень нравится, как вы поёте.

Спасибо, на мгновение она смущённо опускает глаза, но тут же берёт себя в руки, Я имела в виду материал.

Мне кажется, должен справиться. Давайте попробую.

Пробуйте. Только помните, не пытайтесь сразу играть в оригинальном темпе. Здесь написано moderato, но не обращайте внимания. Играйте так, чтоб вам было комфортно. Темп можно увеличить потом. И обязательно гаммы! Постоянно! Начинайте дома каждое занятие с гамм. Это основа всего. Как таблица умножения.

В этот момент раздаётся телефонный звонок. Она идёт в коридор и снимает трубку.

Алло! Да, Серёжа. Почему? Что, правда? Но я приготовила ужин Пирог, как ты просил. Неужели всё настолько серьёзно? Так что, тебя не ждать? Хорошо

Она вешает трубку и с понурым видом медленно возвращается в комнату. Юрий обеспокоенно спрашивает:

Что у Сергея? Что-то случилось?

Подойдя к окну, она грустно отвечает:

Что-то на заводе. Говорит, поломался какой-то вал. Нужно срочно менять, чтобы не простаивало производство. Будут работать ночью, чтоб к утру запустить. И он там нужен, чтоб следить за всем, контролировать

Юрий сразу понимает, что никакой вал нигде не ломался. Он видел завод своими глазами. Там просто не может быть такой поломки, которая потребовала бы полной остановки производства. А если бы такая поломка и случилась, то ремонт растянулся бы не на одну ночь, а на гораздо больший срок.

Они с Марьей Никитичной сегодня лишь вскользь обсудили его недавний визит на завод, не углубляясь в подробности и не вспоминая про неприятную сцену дома. Про содержанку Сергея, равно как и про его карточные долги, Юрий тоже рассказывать не стал. Однако в сложившейся ситуации у него появляется чувство, что настало время что-то предпринять. Причём именно чувство, а не мысль. Никакого плана дальнейших действий, никаких размышлений у Юрия нет. Лишь внутренний голос подсказывает, что именно сейчас нужно поступить так, как нужно.

Марья Никитична стоит погружённая в свои мысли и глядит в окно. В наступившей полной тишине слышно лишь тиканье часов, и изредка доносится приглушённый рокот самоходных экипажей по ту сторону реки.

Проходит, наверное, около минуты, показавшейся Юрию вечностью. Он, наконец, собирается с духом и говорит:

Я Простите, но я должен сказать. Сергей Он В общем, он не на заводе.

Наступает тревожная пауза. Для Юрия, испугавшегося собственной наглости, тишина становится просто невыносимой. Проходят считанные секунды, в течение которых он успевает побранить себя за дерзость и пожалеть о сказанном. Но вдруг Марья Никитична тихо произносит:

Я знаю.

Такой реакции Юрий ожидал меньше всего. Однако ситуация требует развития, и он срочно пытается сообразить, как быть дальше. А она тем временем продолжает, всё глядя в окно:

Я давно ещё слышала такое выражение, не помню точно, как там Что-то вроде: Или муж красивый, или брак счастливый Не знаю, как у других, но у меня так и получилось.

Юрий всё сильнее нервничает. Вновь нахлынувший шквал эмоций сбивает ему мысли и мешает думать. Он встаёт из-за клавира и, засунув руки в карманы тужурки, начинает ходить по комнате туда-сюда. Вдруг в кармане он обнаруживает смятый листок. Это оказывается старая киноафиша. Тут же Юрия посещает идея. Он подходит к Марье Никитичне и, стоя чуть позади, спрашивает:

Хотите в кино?

Она поворачивается, внимательно и строго смотрит на него и наконец, улыбнувшись, отвечает:

Хочу.

Вскоре они уже идут вдоль набережной к мосту, ведущему в центр города.

Итак, куда же мы направляемся? спрашивает она.

Я бы хотел попасть в Шкатулку. Но пока не знаю, удастся ли.

А почему? Думаете там такой аншлаг в будний день?

Нет. Дело не в этом. Просто я не знаю, что там сейчас показывают. Было бы неправильно начинать ваше знакомство с фонофильмами с какой-нибудь чепухи.

Юра, можете сильно не мудрить. Меня и чепуха вполне устроит.

А мы сейчас купим свежую афишу и будем точно знать.

Они видят какое-то скопление людей. Конный трамвай стоит на перекрёстке, не въезжая на мост, а все сани, повозки и самоходные экипажи проезжают, прижимаясь к одной из его сторон, едва не заезжая на тротуар. Когда Юрий и Марья Никитична подходят совсем близко, становится ясно, в чём дело. Один из самоходов, видимо, сильно разогнался. Его занесло на снегу, и он врезался сзади в гужевую водовозку, которая как раз в этот момент проходила верхнюю точку моста. Удар был такой силы, что у самохода согнуло и заклинило переднюю ось, а водовозку выбросило на тротуар. Одно колесо её отломилось, а другое рассыпалось. Удивительным образом ни шофёр со своим пассажиром, ни кучер с его кобылой не пострадали. Но сдвинуть с места повреждённые транспортные средства без помощи тяжелоупряжных лошадей не представляется возможным. Кто-то уже позвал городового, но тот ничем не может помочь и вместе с участниками происшествия и простыми зеваками ждёт, пока мимо не будет ехать какой-нибудь ломовой извозчик, чтобы привлечь его для решения этой проблемы. Однако самая главная неприятность заключается в том, что при падении разрушенной водовозки на мостовую, треснула сама её бочка. И теперь вода беспрепятственно вытекает на тротуар и на проезжую часть, заливая половину моста и быстро превращаясь в лёд.

Юрий и Марья Никитична осторожно перебираются на безопасную сторону и переходят через реку.

Вот это да! восклицает она, Никогда таких происшествий не видала! Какой ужас!

Да ничего страшного. Смотрите, все живы и здоровы. Хотя, действительно, могло случиться что угодно. И с моста могли улететь. Вот так и получается Инженеры, вроде меня, постоянно стараются совершенствовать технологию, выдумывают что-то новое. Чтобы лучше, мощнее, быстрее. Но этого мало. Нужно воспитывать в людях понимание того, как этим всем правильно пользоваться. Наверняка тот парень на самоходе пёр, как сумасшедший. А со временем самоходных экипажей будет становиться всё больше и больше. И таких вот случаев, к сожалению, тоже. Мне кажется, беда любого прогресса в том, что люди, стремясь в будущее, на самом деле никогда к нему не готовы. Потому что все мы, так или иначе, из прошлого.

Да, прогресс вообще очень странное явление. Загадочное. Ведь если посмотреть на нашу историю, всё что мы знаем, все эти войны, рождение и упадок цивилизаций происходили в течение лишь последних нескольких тысяч лет. А до этого наши предки миллионы лет жили в пещерах, одевались в шкуры, ели сырое мясо, не зная огня. Но что-то произошло тогда. И с тех пор мир движется, всё ускоряясь. Мне кажется, мы это даже особо не контролируем. Ни остановить не можем, ни притормозить. Когда я об этом думаю, становится даже как-то не по себе.

Да, мы в каждый момент времени находимся буквально на метельнике паровоза, который на полной скорости мчится через густой туман. И кто знает, что будет дальше. Хочется надеяться, что мы движемся в нужную сторону.

А мне больше хочется знать, кто нас ведёт.

Может быть, коллективный разум?

Возможно. Но ведь вы же технический человек. Вам не кажется, что это тоже звучит как-то мистически?

А я не вижу противоречий между техникой и мистикой. Я же вам говорил. Любое изделие обладает чем-то вроде собственного сознания или даже воли. С техникой по-своему можно даже договориться. Всякие бывают чудеса. Мы очень многого не знаем и, скорей всего, никогда не узнаем. И тем интересней жить, наверное.

Жить в ожидании чудес? спрашивает она, грустно улыбнувшись.

Или жить среди одних только чудес. Смотря, что считать чудом. Разумеется, не стоит ждать чародея, который волшебной палочкой будет решать наши проблемы. Но определённая цепь событий, я уверен, может привести к чуду. Другое дело, что с теми, кто сидит, сложа руки, ничего и не произойдёт. А вот если держать нос по ветру, то чудеса только и ждут, пока мы до них доберёмся. Никогда не знаешь, когда это может произойти. Может через мгновение, а может уже происходит прямо сейчас.

Она внимательно и с интересом смотрит на него.

Они доходят до газетного киоска. Юрий покупает афишу, радуясь про себя, что накануне так вовремя получил стипендию. Стоя под фонарём, они изучают буклет. Он показывает ей расписание:

Вот, смотрите. На этой странице расписание Шкатулки. Сегодня там идёт Так Кольцо озёрной феи. Сказка. Как относитесь?

Хорошо отношусь. Давайте пойдём на сказку.

Взглянув на часы, Юрий говорит:

Очередной сеанс начинается через десять минут. На него мы точно не успеем. А следующий только через полтора часа. Может быть, тогда пройдёмся пешком и не будем спешить? Вы не против?

Я только за.

По пути они без умолку говорят обо всём подряд. Юрия переполняют эмоции. Он, как может, старается поднимать Марье Никитичне настроение, и ему это удаётся. Шутя и смеясь, они добираются до кинотеатра, занимающего весь первый этаж большого многоквартирного дома. Красочная, подсвеченная изнутри электрическими лампами вывеска гласит: Театр звукового кино ШКАТУЛКА. Он был открыт всего пару лет назад, но, будучи изначально ориентированным на показ исключительно фонофильмов, быстро снискал популярность среди молодежи, да и не только. Около входа висит большая афиша новой картины. На ней молодая рыжеволосая королева стоит между обнажившими мечи королём и другим рыцарем. А над этой троицей изображена девушка в белых одеждах, похожая на русалку, держащая на ладони кольцо.

Очень красиво. Мне уже нравится, произносит Марья Никитична, взглянув на это изображение.

Они сдают одежду в гардероб и Юрий, купив в кассе два билета, обращается к ней:

Что ж, у нас ещё полчаса. Может, зайдём в кафетерий? Видите, здесь эти зоны разделены, а не так, как в мюзик-холле.

Да, давайте посмотрим, что у них есть.

Они изучают небогатый ассортимент выпечки. Стоя перед витриной, она указывает Юрию рукой и тихо говорит:

Я, с вашего позволения, хотела бы вот этот штрудель.

Отлично! Минутку, отвечает он ей и обращается к буфетчице, полной женщине средних лет, Будьте добры, два чая, один сэндвич и один штрудель.

Та, не слышавшая, как Марья Никитична назвала Юрия на вы, но заметившая блеснувшее на её руке обручальное кольцо, говорит:

Предложите вашей супруге вместо чая какао. Это у нас новинка. Очень вкусное.

От неожиданности Юрий и Марья Никитична смотрят друг на друга и встречаются взглядами. И удивительным образом они видят друг в друге одно и то же смешение чувств: радость, азарт, растерянность и, в то же время, надежду.

Утомившаяся за день работы буфетчица не обращает внимания на их реакцию и занимается своими делами в ожидании ответа: орудуя щипцами, раскладывает заказ по тарелкам.

А Юрий, испытав вновь то волнительное чувство, будто они с Марьей Никитичной двое заговорщиков, и, увидев в её взгляде молчаливую поддержку, решает превратить эту случайную путаницу в своеобразную игру. Он осторожно начинает:

Эм Есть вот какао Не желаешь ли?

Она принимает правила:

Замечательно. Возьми мне, пожалуйста.

Почему-то от этого неожиданного обращения друг к другу на ты, у Юрия перехватывает дыхание. Он расплачивается, забирает напитки и тарелки с едой, относит их к свободному столику, но от волнения не может ни есть, ни взглянуть на Марью Никитичну.

Я Я на минутку. Выйду, покурю, если вы не против.

Конечно, Юра, иди, отвечает она шутливо.

Он быстрым шагом, не забирая из гардероба шинели, выходит на крыльцо, нервно поджигает сигарету и только в этот момент понимает, что всё то время, что провёл с ней, он не курил. Больше часа они шли по городу, и он так сильно был увлечён, что просто забыл об этом. Никогда прежде такого не бывало. Впервые в жизни он испытывает подобные эмоции и совершенно не знает, как себя вести. Теперь ещё и этот конфуз. Юрий проявил сегодня решительность и, по сути, позвал её на свидание. Но такого неожиданного развития событий он не ожидал. Впрочем, никаких особенных событий-то до сих пор не происходило, но это резкое преодоление известного барьера между вы и ты произвело на него сильнейшее впечатление. Больше всего удивляет его то, насколько легко она совершила этот переход.

Немного успокоившись, он всё же решает, что сейчас нечего об этом рассуждать. По большому счёту, всё происходит именно так, как он и хочет. Нужно радоваться и стараться ничего не испортить. Выкурив две сигареты подряд и окончательно взяв себя в руки, он возвращается к ней.

Я уже начала переживать. Что же ты не взял пальто?

Это пустяк Так что ж Будем на ты?

Она лукаво улыбается, глядя ему в глаза, и говорит:

Ну, видишь, так получается, что на этот вечер мы вроде как женаты. Почему бы и нет?

Сердце Юрия снова начинает бешено колотиться, но он, стараясь не показывать волнения, улыбается ей в ответ и восклицает:

Действительно! А почему бы и нет!

Фильм оказывается очень увлекательным. Оба: и Юрий, и в особенности Маша смотрят, затаив дыхание. Но на самом интересном месте происходит казус.

На экране королева, влюблённая в лучшего друга своего мужа, короля, произносит волнительный монолог, заканчивающийся словами: Сердцу не прикажешь, но я так боюсь оступиться!, после чего начинает играть грустная музыка. В этот момент игла на пластинке, с которой считывается звук, соскакивает и оказывается на последнем обрывке фразы. Изображение продолжает идти дальше своим ходом, а из динамиков снова и снова слышны первые аккорды мелодии и последняя секунда монолога, где от слова оступиться остался только самый конец, звучащий как тупица. Пока киномеханик, наконец, останавливает потерявшую синхронность картину, королева, таким образом, успевает несколько раз выругаться, вызвав хохот всего зрительного зала.

Из аппаратной слышно:

Дамы и господа, приносим извинения за технические неполадки. Устранение займёт всего пару минут. Будьте добры обождать!

Маша, утирая выступившие от смеха слёзы, спрашивает Юрия:

А что это такое у них произошло? Ты знаешь, как там всё устроено?

Да, знаю. Пока эта технология, конечно, ещё очень несовершенна. Но такая чепуха, как только что, обычно происходит из-за жадности кинопрокатчиков. Ты же заметила, что каждые десять минут звук ненадолго прекращается, и на экране показывают только общие планы: пейзажи там, или что-то ещё?

Заметила. Но я не обратила внимания, что это происходит каждые десять минут.

Да. Здесь используются специальные большие пластинки, их хватает ровно на десять минут. Они заправлены в такую штуку, похожую на музыкальный автомат. И каждые десять минут новая пластинка сменяет предыдущую. Экранные перебивки нужны для того, чтоб это происходило незаметно. Вот у этой картины длительность примерно полтора часа, значит за один сеанс должно поменяться девять пластинок. Есть ещё нюансы, я тебе про них рассказывать не буду. В общем, там ничего особо сложного, и проблем быть не должно. Но есть одно но. Каждая пластинка рассчитана только на двадцать сеансов. После этого шеллак начинает выкрашиваться и может произойти вот такое, как сейчас. Поэтому с каждой копией картины для показа поставляется тройной комплект пластинок, чтоб хватило примерно на неделю. А эти шельмы, видя, что есть спрос, гоняют старые диски не по двадцать раз, как положено, а до первого срыва иглы. Зарабатывают, таким образом, дополнительные деньги.

Надо же! Как интересно! Слушай, а почему они не могут записывать копии с оригинальных пластинок, чтобы крутить, сколько потребуется.

Вообще, можно было бы. Но без лицензии это незаконно. Лицензия дорогая, а если инспекция поймает их на использовании таких самопалов, штраф будет ещё дороже. Одним словом, бюрократия.

Да Сложно

Ничего, когда-нибудь додумаются писать звуковую дорожку сразу на плёнке, и таких проблем больше не будет.

Она задумывается на некоторое время, а затем, удивлённо взглянув на Юрия, спрашивает:

Подожди! А что ты только что сказал? Про запись на плёнке

А? Ну В общем, ничего же не мешает писать звук на самой ленте с изображением. Сбоку от картинки, например. Игла будет считывать это так же, как и на диске. Просто нужно увеличить количество кадров в секунду. Стальная игла, конечно, будет рвать плёнку, но можно помудрить с другими материалами. Например, попробовать ежовую иглу.

Эм Из ежей?

Ну да. Я, конечно, не разбираюсь в ежах, но вдруг подойдёт.

И что, будет работать?

А почему бы ей не работать? Думаю, вибрации на мембрану она будет передавать не хуже стальной.

Это ты где-то прочитал?

Нет, сам придумал. Да тут, в общем-то, ничего такого, особенного.

Ведь это же был бы прорыв!

Прорыв? Что ты! Нет, конечно! Тут нет никакой революции. Эта идея, можно сказать, напрашивается сама собой.

Но никто же ещё этого не придумал!

Обязательно придумают в ближайшее время. Нечего об этом и рассуждать.

В это время киномеханик, наконец, заменяет испорченный диск и вручную восстанавливает синхронизацию. Показ продолжается.

Остальная часть сеанса проходит без происшествий. Фильм, как и положено сказке, завершается счастливым концом.

Около десяти часов вечера Юрий и Маша покидают кинотеатр. Пока они были внутри, начался снегопад. Ветра нет, и хлопья медленно опускаются на землю, покрывая всё свежим, искрящимся в свете фонарей, белым ковром. Они медленно идут в сторону Севериновых Лугов. Маша берёт Юрия под руку, и от этого ему становится невероятно хорошо и спокойно. Наконец-то никакие лишние мысли не омрачают его светлого настроения.

После того, как они делятся впечатлениями о фильме, она вновь возвращается к старой теме:

Слушай! Я всё-таки не понимаю, почему ты не хочешь довести свою идею до конца и получить патент?

Какую идею?

Да про этих ежей. Про плёнку.

А, про звук? Ну, это же не имеет никакого смысла.

Почему?

Потому что есть люди, которые только тем и заняты, что бьются над проблемой озвучивания фильмов или экспериментируют с цветным изображением. Это, можно сказать, настоящая лихорадка. И крупные кинокомпании, и частные ателье изо всех сил сейчас пытаются друг друга обставить. В этой гонке только меня и не хватало! Для того, чтобы получить патент, мне нужно сформулировать основные принципы, разработать конструкцию новой иглы, химический состав для более долговечной плёнки и много чего ещё. Словом, не так это всё быстро и просто. И пока я буду возиться, тот, у которого давно уже эта идея в разработке, представит свой вариант, который будет, скорее всего, во всех отношениях качественней. А даже если я буду первым, обязательно найдётся кто-то, кто будет это оспаривать. И получится история как с шахтёрской лампой или радиотелеграфом. Ведь что одно, что другое было одновременно изобретено разными людьми совершенно независимо друг от друга. И патент в результате достался тому, кто просто был удачливее или наглее.

Вот видишь, ты же придумал что-то интересное! Но даже не пытаешься извлечь из этого выгоду.

А, вы опять про честолюбие?

Юра, мы же договорились!

Прости. Сложно привыкнуть.

Да, я про это. Ты будто боишься сам себя. Приближаешься вплотную к чему-то новому, а потом не можешь решиться и уходишь.

Мне просто кажется, что нужно заниматься своим делом, и не распыляться на всякие несущественные вещи.

Я имею в виду не только дела.

Он задумывается на время и отвечает:

Да, возможно ты права. Я, если подумать, постоянно в чём-то себя сдерживаю. Но, наверное, это просто дисциплина.

Дисциплина это хорошо. Но иногда нужно к себе прислушиваться и делать так, как подсказывает сердце.

В это время Юрий и Маша уже доходят до реки и поднимаются на мост. Они одни. На другом берегу чуть вдалеке виднеются на фоне ночного неба дома её квартала. Юрию внезапно становится тоскливо оттого, что сейчас придётся прощаться и в одиночестве идти домой. Впервые в жизни ему по-настоящему захотелось остановить время, чтобы весь мир застыл, и он как можно дольше мог оставаться с ней наедине.

Вдруг Юрий неожиданно поскальзывается и падает на спину. Маша, то ли не успевая его отпустить, то ли пытаясь удержать, падает вместе с ним и оказывается сверху, практически лицом к лицу. На мгновение она застывает, глядя на него, но тут же приподнимается и, усевшись рядом в снегу, спрашивает:

Ты цел? Сильно ушибся?

Он тоже медленно садится, со стоном потирая затылок и бормоча:

Как же неловко! Прости, пожалуйста! Я совсем забыл про лёд. Это же всё та чёртова водовозка

Ты что! Даже не вздумай извиняться! Я тоже совсем забыла, что нужно идти по другой стороне. Как твоя голова?

Ох Да нормально. Шапка спасла. А ты? Ничего не подвернула?

Нет, целёхонька. Я же на тебя упала.

Юрий и Маша смотрят друг на друга, затем по сторонам. Оба вдруг замечают, что всё происходящее очень похоже на сказку. Будто двое детей, они сидят в снегу, вокруг падают снежинки, светят фонари и, кроме них, на улице ни души.

Он надевает свалившуюся с головы шапку:

Да, слушай Так мы до низу не дойдём. Нужно перебираться на ту сторону.

Ага.

Юрий встаёт на ноги и помогает подняться Маше. Они осторожно переходят к противоположному парапету, благополучно спускаются с моста на другой берег реки и через несколько минут уже стоят около парадной под фонарём, не зная, как распрощаться.

Маша, спасибо большое, что составила мне компанию.

Тебе спасибо. Всё было замечательно.

Жаль, что в понедельник снова придётся быть на вы

А зачем?

Не знаю. Мы же договаривались только на один вечер.

Улыбнувшись, она спрашивает:

Снова стараешься себя сдерживать?

Наверное. Мне как-то неловко.

Научись слушать своё сердце. Ты слишком много думаешь.

Боюсь наделать глупостей.

А ты не бойся.

Юрий чувствует, что от волнения его сердце готово вот-вот выпрыгнуть из груди. Он смотрит на Машу и не может оторвать от неё взгляд. Ему не верится, что всё это происходит на самом деле. Неужели его чувства взаимны? Неужели она прямо сейчас ждёт от него решительных действий? Всё-таки, выходит, он достоин её! Она согласна переступить эту черту. Несмотря ни на что. Ведь оба понимают, что нельзя. Или можно? Да и, в конце концов, не об этом ли он мечтал с самого начала?

Решившись, наконец, он обнимает её за талию и целует. Она отвечает. Юрия охватывает восторг, который трудно с чем-то сравнить. Он всё крепче сжимает её и понимает, что уже никогда не хочет отпускать.

Ну что, не страшно? спрашивает она с улыбкой, слегка отстраняясь от него.

Не знаю. Всё сразу.

Хочешь зайти?

А как же консьерж? Мимо него не проскочишь.

Это просто статусное пугало. Ночью он запирает парадную на ключ, а сам ложится спать. Поэтому нас никто не увидит. Идём.

Юрий покидает квартиру на Севериновых Лугах только под утро. Он пока не думает о будущем и не имеет ни малейшего представления о том, как будут развиваться события дальше. Но таким окрылённым и счастливым он ещё никогда в жизни себя не чувствовал.

* * *

Подпоручик Ленц приходит в себя. Он понимает, что лежит лицом в снегу.

XIV

Будучи не до конца уверенным, что происходит с ним на самом деле, а что лишь мерещится, первое время Юрий не шевелится и прислушивается, но не слышит ничего, кроме собственного дыхания. Царит полная тишина. Он открывает глаза и приподнимает голову. Вокруг стоит густой туман, через который где-то вверху маленьким тусклым жёлто-оранжевым пятном просвечивает солнце, больше похожее на лампу накаливания. Юрий привстаёт на руках и смотрит по сторонам. Снег хрустит под ладонями. Видимость не более десяти саженей, но, насколько он может судить, кругом один лишь снег. Став на колени, Юрий пытается собраться с мыслями. Он вспоминает про свой пропавший мешок с припасами. У него не осталось ни провизии, ни спичек, ни сигарет. Ощупав карманы, он обнаруживает только свои поломанные часы и вновь всё то же, уже дважды уничтоженное, письмо от матери. Юрий чувствует себя ужасно разбитым. Он убирает со лба слипшиеся волосы, трёт глаза и, наконец, поднимается на ноги.

В тумане не удаётся различить ни единого объекта, за который можно было бы зацепиться взглядом. Даже на снегу, кроме того места, где он только что лежал, нет никаких следов, словно Юрий свалился сюда с неба. Вполне возможно, думает он уже безо всякого удивления, что так оно и есть. Понимая, что нет смысла оставаться здесь и чего-то ждать, он начинает брести, куда глаза глядят.

Глубина снежного покрова не превышает и пяди. Он сухой и рассыпчатый, какой обычно бывает при сильном морозе. Однако Юрий почему-то совершенно не чувствует холода. Кроме страшной усталости он вообще сейчас физически мало что ощущает. В его голове, словно одинокая бусина в пустой шкатулке, бьётся о стенки и перекатывается из угла в угол единственное слово Умерла. Только что они стояли вместе под фонарём, и он держал её в своих объятьях. А теперь её нет. Снова нет. Думать об этом так же больно, как и в первый раз. И виноват в случившемся он сам.

Однако остров задаёт вопросы и требует ответов. До сих пор Юрий был убеждён, что лучше бы им было с Машей не встречаться, и тогда бы с ней ничего не случилось. Но после прошлого видения эта уверенность испарилась, будто её и не было. Вновь взглянув Маше в глаза, впервые с момента их последней встречи, он вдруг понял, что не дать жизнь этим чувствам и этому так и не свершившемуся будущему, это такое же предательство, как и то, какое он совершил, уйдя в армию. Причём, предательство не только по отношению к ней, но и к себе самому.

Только теперь Юрий начинает догадываться, что стоящая перед ним задача не исчерпывается банальным вопросом жизни и смерти. Всё намного глубже. Сам факт физического существования, по сути, не так уж принципиален. Куда важнее то, зачем эта жизнь нужна, и что с ней делать. И вот здесь-то и кроется разгадка. Ответ всё время лежал на поверхности. Ещё тогда, несколько лет назад. Но он всё время проходил мимо, отвлекаясь на что-то, и не замечая самого главного.

Счастье! Вот ответ! Не сама жизнь важна, а то, можешь ли ты подарить кому-то счастье и быть счастливым сам.

Что лежало на весах? Неужели было что-то важнее этого? На распутье каких двух дорог находился тогда Юрий, что он выбрал третью, ведущую, как оказалось, в пустоту?

Позади вдруг слышится звук шагов. Он оборачивается, но никого не видит. Снова шаги, уже с другой стороны. Скрип паркета, стук каблуков. Юрий озирается и видит всё тот же снег и туман. Становятся слышны какие-то голоса, но ничего разобрать не удаётся. Он продолжает двигаться дальше. Через время появляется лёгкий запах лекарств, и Юрий понимает, что уже идёт не по снегу, а по белой ткани. Он не заметил, как это произошло, но теперь под ногами у него огромная белая простыня, которой нет ни конца, ни края. Вскоре она начинает натягиваться и трещать. Боясь потерять равновесие, Юрий присаживается на корточки, и в этот миг будто чья-то невидимая рука рвёт эту ткань напополам. Оторванный кусок исчезает в тумане, а в том месте, где он был, теперь видно кафельную плитку. Юрий опять слышит какие-то голоса, но ничего не может разобрать. Он осторожно выпрямляется и ступает на кафель. Вдруг рядом с громким звуком падает скомканная окровавленная тряпка. Cбоку проскакивает чья-то тень, и сразу же где-то впереди из тумана появляется дверной проём. Юрий не понимает, что именно происходит. То ли его какой-то неведомой силой затягивает в эту дверь, то ли она сама собой несётся прямо на него, но уже через пару мгновений он оказывается по другую её сторону.

Туман рассеивается, и он ясно видит, что находится в больничной палате, тускло освещённой единственной лампой накаливания, в которую действительно превратилось пятно, прежде казавшееся светившим сквозь туман солнцем. Юрий стоит в углу, около жестяного умывальника. В другом углу, у окна, с забинтованными головой и рукой лежит его мать. А рядом с ней на табурете сидит он сам. Они тихо о чём-то разговаривают.

Юрий боится пошевелиться, чтобы не обнаружить себя. Но фантомы не обращают на него никакого внимания. Распахивается дверь, и в палату входит медицинская сестра, низенькая полная женщина в возрасте. Она, так же, не замечая Юрия, направляется к ним со словами:

Да не волнуйтесь вы, молодой человек! Как вас? Я забыла Юра? Юра, дорогой, идите домой, отдыхайте! Придёте завтра, принесёте матушке пирожков. Верно я говорю, Софья Ивановна?

Мать кивает и говорит:

Да, иди, Юра. А то вон уже стемнело.

В этот момент гаснет свет. Становится совсем ничего не видно. Слышно голос сестры:

Вот теперь точно стемнело! Ох, не люблю я все эти штуки!

Свет снова резко включается. Но теперь Юрий у себя дома. Он стоит в дверном проёме прачечной и опять смотрит на самого себя, заколачивающего листом фанеры разбитую створку окна. На улице ветер с дождём. Пол залит водой с кровавыми разводами, в которой лежат осколки стекла и покрывшиеся налётом ржавчины разбросанные детали стиральной машины. На воде переливаются радужными узорами масляные пятна. Юрий-фантом стоит на табурете весь промокший, в прилипшей к телу рубахе с закатанными рукавами и прибивает молотком штапик, прижимая, таким образом, фанеру к оконной раме.

Подпоручик Ленц не знает, что ему делать. Он отходит назад, садится на пол в коридоре, прислоняется спиной к стене и, подперев голову руками, наблюдает.

XV

Шесть лет назад. Октябрь.

Прошло почти четыре месяца с тех пор, как Юрий и Маша, заранее договорившись, тайком провели две недели вдвоём на юге, в её родном городке у моря.

Всё это время Маша продолжает обучать его игре на фортепиано. Разумеется, с февраля, по мере развития их отношений, сами эти уроки перестали иметь для Юрия такое уж серьёзное значение, но причин бросать занятия он тоже не видит. Тем более что Маше действительно удаётся мало-помалу прививать ему настоящую любовь к хорошей музыке. Помимо кино они теперь часто посещают театр и филармонию. Встречи же в квартире на Севериновых Лугах по вполне понятным причинам стали занимать намного больше времени, чем это было прошлой зимой, при том, что сами уроки теперь редко длятся дольше сорока минут. Образ жизни Сергея и его почти безразличное отношение к супруге позволяют Юрию и Маше довольно много времени проводить вдвоём. И Юрий наслаждается каждым таким мгновением.

А между тем работы на заводе идут полным ходом. Сергеем действительно овладел азарт. Он теперь буквально требует постоянного участия племянника во всех делах, шлёт записки и звонит домой, советуясь по любому поводу и рассуждая о дальнейших планах. И как ни тяжело для Юрия общение с дядей, уж слишком хорошо всё складывается, чтобы отказываться от выгод, которые сулит это сотрудничество.

В итоге, несмотря на то, что сейчас он переживает счастливейшее время в своей жизни, Юрий постоянно находится в напряжении из-за необходимости совмещать морально несовместимые вещи. Вдобавок к этому идёт завершающий год учёбы. Близится защита диплома, кульминация последних четырёх лет. Юрий буквально разрывается между Машей, заводом и университетом.

Завод Лучинского. Кабинет начальника производства. За столом сидит сам Павел Семёнович, а перед ним на стуле Юрий. Старик ворчит:

Ну, Юра Заварил ты кашу Поделом мне, дураку старому. И впрямь нужно быть поосторожней со своими желаниями. Производство-то мы разогнали. Да только где теперь складывать всё, что понаделали за полгода? Покупать-то их, я смотрю, больше не стали. Чего-то ты в своём проекте не учёл. Или я, может, не знаю?

Я всё учёл. Только, правда, недооценил темпы, какими пойдёт дело. Как только получится отливать собственные корпуса, запустим две новых модели и будем продвигать рекламу.

Они оба смотрят в окно на достраивающийся посреди двора литейный цех с высокой трубой.

Ты с Сергеем уже это обсуждал?

Ну конечно, всё с ним согласовано.

Так скажи мне, пока до этого дойдёт, куда прикажешь девать непроданные машинки?

Подумав, Юрий отвечает:

Знаете, что! Давайте, пока сократим рабочий день в два раза.

Павел Семёнович качает головой:

Рабочие разбегутся. Долго на полставки они не протянут.

А не будем жалование урезать. Оставим полный оклад. Я поговорю с Сергеем Ивановичем. Думаю, он согласится. Речь идёт всего о паре-тройке месяцев. Это ни на что не повлияет, зато склад разгрузим.

Ну хорошо А что насчёт новых моделей? Ты уже всё придумал?

У меня пока только эскизы. Но, я думаю, через месяц всё сделаю начисто и вам покажу. Первая модель будет уменьшённой копией нашей основной. Такой детский вариант. Они пользуются определённым спросом, но делают их не так много. Можно занять свою нишу на рынке. А вторая простой оверлок. Фактически, опять плагиат. Но я кое-что упростил и изменил, чтоб выходило подешевле, и к нам не было вопросов. Самое сложное будет это изготовить новые кокили для корпусов. Но я сейчас над этим работаю. Думаю, всё должно получиться.

Что ж! В таком случае, не смею задерживать. Держи меня, пожалуйста, в курсе. А то Сергей сам понимаешь. Лучше обо всём рассказывай мне сам.

Они жмут друг другу руки. Юрий покидает кабинет и направляется во двор, где около получаса осматривает цеха, размышляя о дальнейших усовершенствованиях, а затем возвращается в контору. Подойдя к кабинету Сергея, он стучит в дверь и, не дожидаясь ответа, сразу же заходит.

Лучинский в это время стоит около стола и разговаривает по телефону. Вид у него озадаченный. Он кивает Юрию и, прикрывая трубку рукой, говорит:

Одну минутку. Обожди.

Юрий, кивнув в ответ, усаживается на диван, а Сергей продолжает свой разговор:

Ну разумеется! О чём может идти речь! Вы же меня знаете! Я всегда Да-да, я понимаю. Можете быть спокойны! Уверяю вас! До декабря, не позже! Если бы я знал, что не смогу рассчитаться, я бы столько не ставил. Поверьте! Да! Я понимаю, но до этого не дойдёт. Всего доброго! Ещё раз прошу не беспокоиться. До свидания!

Он кладёт трубку, глубоко выдохнув, присаживается на край стола и произносит:

Мда Вот так Что ты, Юра, хотел?

Вы просили зайти, когда я пообщаюсь с Павлом Семёновичем.

Ах, да Действительно. И как вы эм пообщались?

Ну, во-первых, неплохо бы обустроить электрическое освещение не только в токарном цеху, но и в других. Мощности новой машины с головой хватит. Нужен только кабель. Я больше раздобыть не смогу, придётся вам заказывать.

Сергей смотрит в одну точку, думая о чём-то своём. Видя, что он не слушает, Юрий окликает его:

Сергей Иванович!

Что? Ах, да-да Кабель. Я понимаю. Нужен кабель А знаешь! Мы пока не будем заказывать кабель. Повременим. Я думаю, это может подождать. Что-то ещё?

Павел Семёнович говорит, что скоро заполнится склад. Производительность выросла, а спрос - нет. Нужно заняться рекламой. Но я, честно говоря, не вижу смысла что-то рекламировать, пока не пойдут новые модели. А сейчас самое разумное решение на мой взгляд сократить рабочий день вдвое.

На лице Сергея появляется интерес:

Слушай! А это идея! Склад забит, говоришь?

Пока нет. Но, судя по тому

Ну понятно, понятно. Да! Великолепно! Это и есть решение! Только не нужно сокращать рабочий день. Нужно остановить производство. Остановить его, пока не разгрузится склад. А рабочих на месяц-другой за дверь. Очень хорошо получается.

Так они разбегутся. Кто ж будет ждать без работы два месяца?

Ну наберём других! Это же не проблема!

Но ведь эти люди работают на вас уже не первый год. Нельзя же их так просто выгонять!

А я их и не выгоняю. Я отправляю их в отпуск за свой счёт. Отпуск, понимаешь? Пускай займутся домашними делами.

Вы, наверное, очень плохо представляете себе их быт. Им не нужен отпуск, им нужно кормить семьи.

Юра! Ну что ты опять со своей философией! У меня сейчас некоторые проблемы со средствами! Мне нужно время, чтобы всё уладить. А вот и быстрое решение! Сейчас освободятся финансы, я закрою, так сказать, дыру, и всё пойдёт как раньше. Если бы я не брал кредит на всю эту модернизацию, таких проблем не было бы. А так втянул ты меня в авантюру! Что уж теперь? Приходится мне выкручиваться!

Я с таким подходом не согласен.

Ты ещё слишком молод. Многого не понимаешь. Да и задача перед тобой стоит совсем иная. Следи за работами по домне, подготовь как их там кокили. Ну и так далее. А все эти тонкие вещи, оставь мне. Тут нужно чутьё, жизненный опыт! Понимаешь? Ну, ступай-ступай!

Юрий в смятении покидает завод.

Ему совершенно ясно, что такое необдуманное решение Сергея принесёт один вред. Он доходит до плотины, регулирующей уровень воды в реке, подкуривает и, облокотившись на парапет, смотрит, как поток с плавающими на поверхности жёлтыми листьями с грохотом перекатывается через шлюз. Юрий размышляет. Он понимает, что так всё оставлять нельзя. Переубедить Сергея ему, видимо, не удастся, поэтому нужно срочно найти какое-то другое решение. Обиднее всего то, что эту ситуацию спровоцировало его же собственное предложение. Но ведь кто знал, что всё так обернётся! Ему становится совсем тошно оттого, что совершенно не к кому обратиться за поддержкой. По-настоящему надёжных и проверенных друзей, кроме Шуры, у него нет. Но тот сейчас ничем помочь не сможет.

Внезапно накатывает знакомое щемящее чувство: хочется спросить совета у отца. С тех пор, как Олега Григорьевича не стало, Юрий старается избавиться от привычки жить с оглядкой на него. Впрочем, без особого успеха. Хотя Юрий вроде бы и решил, что нужно идти своим путём, но то и дело в его жизни возникают ситуации, когда сам собой в мыслях возникает вопрос: А что сказал бы отец? Из-за появляющегося вместе с этим чувства боли утраты и какой-то детской беспомощности, он ненавидит такие моменты. И сейчас как раз один из них.

Он всё смотрит на реку, и мысли теперь, словно вода, начинают течь сами по себе.

Удивительным всё-таки человеком был его отец. Трудно сказать, чего он хотел от жизни. Да и сам Олег Григорьевич, наверное, не мог дать ответ на этот вопрос. Жил странно, занимался непонятно, чем. Но при этом многие обращались к нему за помощью и советом в самых разных вопросах. Авторитет его был чрезвычайно велик. Он настолько верил в собственные идеи, что зачастую буквально заражал этой уверенностью окружающих. Однако когда дело доходило до реализации, до внедрения, когда начиналась бумажная волокита: получение патентов, участие в промышленных конкурсах, заключение договоров, расчёты прибылей, Олегу Григорьевичу всё быстро надоедало, и он, глазом не моргнув, бросал даже самое перспективное своё начинание и переключался на что-то новое.

И, тем не менее, несмотря на это своеобразное разгильдяйство, он до самой своей смерти пользовался у всех огромным уважением. Даже у птиц очень высокого полёта, таких как Несметов.

Лишь только Юрий успевает додумать эту мысль, его вдруг посещает идея.

Хотя между ним и Александром Осиповичем и нет никаких особенно дружеских отношений, последний всё же достаточно благосклонно относится к Юрию. К тому же сама идея сотрудничества с Сергеем принадлежала ему. Понимая, что Несметов слишком важная персона, Юрий никогда бы не стал беспокоить его с какими-то своими проблемами. Однако ситуация сейчас сложилась довольно специфическая, учитывая то обстоятельство, что Александр Осипович сам имеет к ней некоторое отношение.

Взвесив все за и против, Юрий приходит к выводу, что это единственная возможность получить хоть сколь-нибудь действенный совет, а возможно даже и помощь. Вспомнив слова Маши о том, что нужно вести себя уверенней, он собирается с духом и отправляется в Земельный Банк, соучредителем которого является Несметов.

Через час, добравшись туда и пообщавшись с администратором, Юрий проводит ещё минут сорок, ожидая в вестибюле, пока, наконец, к нему не выходит сам Александр Осипович. Он дружелюбно улыбается и крепко жмёт Юрию руку.

Приветствую, друг мой! Прости, что заставил ждать. Никак не мог, был занят. Мне сказали, у тебя что-то срочное.

Да. Очень неловко вас отвлекать, но дело, действительно, срочное. Это насчёт Сергея. Мы могли бы поговорить наедине?

Александр Осипович хмурится и произносит:

Хм Сергей Что ж, давай пройдём в кабинет.

Они поднимаются на второй этаж и попадают в приёмную. Несметов, бросив на ходу секретарше: Людочка, меня не беспокоить! и первым пропустив Юрия в кабинет, заходит сам и закрывает за ними дверь.

Присаживайся, Юра. Так в чём, собственно, дело?

Помните, в прошлом году вы предложили нам с Сергеем поработать вместе?

Разумеется. Я имел удовольствие навещать Аллу Петровну пару недель тому, и она говорила мне, что, судя по рассказам Сергея, у вас с ним всё идёт прекрасно.

Так и было до сегодняшнего дня. Но, видите ли, Сергей он Как бы так сказать Мне кажется, он слишком легкомысленен в некоторых вопросах.

Это мне известно. Так что случилось?

Если кратко, он сильно проигрался в карты и собирается полностью остановить производство на несколько месяцев, чтоб не платить рабочим. За это время он, я так понимаю, надеется собрать нужную сумму, возможно отыграться. Одним словом это грозит катастрофой. Сейчас самое неподходящее время для таких решений.

Несметов, нахмурившись, внимательно слушает. А затем спрашивает:

Я не совсем понимаю. Раз уж он решил поправить свои дела за счёт рабочих, не логичнее было бы удержать им оплату за эти два месяца? Зачем останавливать завод?

Дело в том, что после внедрённых нами усовершенствований, производительность выросла в полтора раза, а спрос нет. Склад забит, и я предложил сократить рабочий день, не урезая оклада. Но он всё извратил по-своему.

Хм Юра, а ты, выходит, хорошо постарался, на свою голову. Что же он, рекламой вовсе не занимается, что ли?

Честно говоря, мне вообще трудно сказать, чем он занимается.

Да уж

Около минуты оба молчат. Александр Осипович раздумывает, постукивая пальцами по столу и глядя в окно, а затем спрашивает:

Проблема мне понятна. Но чего ты хочешь от меня?

Я не знаю, как быть. Пускать это на самотёк нельзя. Уже слишком много труда вложено, чтобы позволить всему рухнуть на пустом месте. И я подумал, что вы сможете дать совет. Или, может быть, повлияете как-нибудь на Сергея. Вас-то он скорее послушает, чем меня. Вернее, меня он и вовсе слушать не захотел.

Несметов задумчиво говорит:

Что-то тебе посоветовать сложно. Тут ты, пожалуй, бессилен. Упрямство Сергея уступает, разве что, его глупости. Не буду таить, если бы речь шла только о нём, меня бы это мало заботило. Но тебя мне хочется выручить. Он снимает пенсне, трёт переносицу и продолжает. Повлиять на него я, конечно, могу. Одного моего слова хватит, чтобы он передумал увольнять рабочих. Однако, во-первых, это не решит его проблему, а во-вторых даже такой дурак, как он, поймёт, что это ты накляузничал. Уж слишком всё будет очевидно. Получится неудобненько. Так что просто приструнить его это не решение. Хм Скажи, пожалуйста, ты, часом, не знаешь, какую сумму он задолжал?

Нет. Не имею ни малейшего понятия. Знаю только, что срока у него до декабря.

До декабря И он, стало быть, надеется собрать сколько нужно за два-три месяца Так-так Будем думать, что это чем-то обосновано. Надо отдать должное, при всех своих недостатках, деньги-то считать он умеет. Сколько у него людей работает на заводе?

Человек полтораста, наверное.

Ага Значит так

Несметов достаёт из ящика стола чистый листок и, макнув перо в чернильницу, начинает что-то писать и высчитывать, тихо бормоча себе под нос:

Предположим среднее Так Умножить на сто пятьдесят Дальше дом Там девять квартир Значит, это будет Ага И теперь все вместе Минутку, перепроверю. Он пододвигает к себе арифмометр, стоящий рядом на столе, двигает рычажки, вводя данные, и вращает рукоять, получая результат. Да, всё верно! Вот, если хочешь, взгляни. Это примерный доход нашего родственничка за три месяца. С учётом бытовых расходов, надо полагать, от половины до трёх четвертей этой суммы составляет его долг.

Юрий берёт листок с расчётами, смотрит в него и отдаёт обратно Александру Осиповичу со словами:

Ещё я знаю, что он брал кредит на закупку электромоторов.

Ну уж с кредитом своим пусть он как-нибудь сам разбирается. Скорей всего, взял его на несколько лет под минимальный процент. В масштабе двух-трёх месяцев это капля в море. Ты уже понял, к чему я веду? Эту финансовую дыру нужно перекрыть с хорошим запасом. Но, разумеется, просто дарить ему деньги за глупость я не собираюсь. Мы поступим хитро. Ты знаешь, где он сейчас?

Возможно, ещё на заводе.

Какой там телефон? Скажи ка!

Одиннадцать двадцать шесть.

Несметов снимает трубку телефонного аппарата и вращает рукоять индуктора.

Алло! Барышня, добрый день! Милая, соедините, пожалуйста, с одиннадцать двадцать шесть! Алло! Сергей? Здравствуй, дорогой! Это Несметов тебя беспокоит. Уж не знал, куда тебе звонить: домой или на работу. Повезло с первого раза. Есть минутка? Замечательно! Я недавно имел беседу с Аллой Петровной, и она мне по секрету рассказала, что вы с младшим Ленцем вняли моему совету, и что у вас весьма обнадёживающе идут дела. Вот мне стало любопытно, и захотелось получить информацию от тебя. Из первых уст, так сказать Да. Так-так И что же? Да ты что! Прям к каждому станку отдельно? Какие молодцы! И освещение? Надо же! Сергей, слушай! Ну теперь я точно обязан на это посмотреть своими глазами! Что? В процессе? Так и что? Работы, как я понимаю, там ещё много. Что же мне, всё это время изнывать от нетерпения? Нет-нет! Принимай гостя! Завтра в полдень! Мой полы, готовь самовар! Нет самовара? Так что ж, я могу со своим приехать, хе-хе В общем, договорились? Ладно, бывай! До завтра!

Он кладёт трубку и обращается к Юрию:

Вот так!

А что делать мне?

То, что скажет Сергей. Занимайся своими делами, но будь готов, что он тебя завтра выдернет на завод. Скорее всего, без тебя он побоится меня встречать.

Вы думаете, всё получится?

Я практически уверен.

Спасибо, Александр Осипович.

Брось! Пока не за что. Эх Сергей, Сергей Кстати! Как поживает Марья Никитична?

От неожиданности у Юрия перехватывает дыхание, но он быстро берёт себя в руки и настороженно отвечает:

Эм Я не знаю. А почему вы спрашиваете?

Да мне просто думалось, ты видишься с ней иногда, когда посещаешь Сергея.

Пару раз виделся. Но не сказать, чтоб прям общался.

Да это я просто так спросил. Вспомнилась она мне. Подумал, такая милая девушка И такому дураку досталась Обидно за неё. Что ж, ладно! Не смею задерживать! Всего доброго, Юра! Наблюдай за развитием событий. И помни, мы с тобой не виделись, и разговора этого не было.

Ну, разумеется. Ещё раз огромное спасибо!

Через пару часов придя домой, Юрий узнаёт от матери, что уже два раза звонил Сергей и просил обязательно связаться с ним при первой же возможности.

Юрий звонит на завод. Сергей берёт трубку.

Юра! Ну где ты пропадаешь?! Тут такое дело! Будто кто сглазил! Я только собрался уж было дать распоряжение насчёт ну ты понимаешь И тут звонит Несметов! Он собирается завтра приехать к нам в гости!

А что в этом плохого? И потом, чем я могу помочь? Он же не ко мне домой приезжает, а к вам.

Да не домой, Юра! Не домой! На завод! Прямо сюда!

Ах, вот что интересно А зачем?

Да это всё Алла Петровна! Ну что за напасть такая! Все женщины одинаковые! Ничего нельзя рассказывать! Разболтала ему про наши дела. А он такой пройдоха, вечно норовит нос засунуть, куда не просят. Решил, говорит, посмотреть своими глазами. Чувствую, не к добру это всё Одним словом, Юра, ты мне завтра нужен на заводе. Приходи к одиннадцати утра. Нет! К десяти! Приходи к десяти!

Мне бы завтра в университет.

Никуда он не денется, твой университет! Я ещё раз говорю, ты мне нужен здесь!

На следующий день в половине двенадцатого Юрий уже давно на заводе. Он сидит в кабинете Лучинского на диване и, подперев голову рукой, рассматривает висящие на стене пейзажи. Сам же Сергей сидит за столом, постоянно курит и, чтобы успокоиться, раскладывает пасьянс. Внезапно он восклицает:

Юра, а что ты сидишь?

А что я должен делать?

Пройтись по цехам, проконтролировать, так сказать, эм процессы

Я уже прошёлся. Все в норме.

Да? Ну славно, славно

Не волнуйтесь вы так. Я вообще не вижу в этом визите ничего особенного. Ну интересно человеку, пусть посмотрит.

Я уже говорил тебе! Не видишь, потому что ты слишком молод и неопытен. Уж поверь, такие люди, как Несметов, не тратят своё время просто так на что попало.

Ну, в конце концов, это же его идея. Он, хоть и опосредованно, но всё же причастен к тому, что здесь происходит.

Так-то оно так. Но жизненный опыт мне подсказывает, что нужно быть начеку.

Вскоре с проходной сообщают, что Несметов прибыл.

Сергей, взяв с собой Юрия, устремляется ему навстречу.

Александр Осипович! А вот и вы! Проходите, проходите! Приглашаю в свой кабинет! Возможно Если есть желание отведать чего-нибудь Так сказать, согреть душу

Несметов жмёт им руки и отвечает:

Приветствую вас, господа! Покорнейше благодарю, однако душа моя согреется в намного большей мере, когда я, наконец, смогу взглянуть на плоды ваших совместных усилий. Алла Петровна, уж прошу простить за низкий штиль, все уши мне прожужжала, рассказывая, как хорошо здесь идут дела. Она вами обоими очень гордится, между прочим. Прошу, Сергей, не томи! Показывай!

Втроём они идут во двор, осматривают строящуюся доменную печь, затем направляются в токарный цех. Александр Осипович внимательно всё изучает, интересуется некоторыми деталями и, получая ответ, удовлетворённо кивает. Он говорит:

Что ж Действительно, выглядит весьма недурно. В особенности если вспомнить прежнее положение вещей. А что в остальных цехах?

Пока что занимаемся Постепенно движемся, так сказать, не очень уверенно отвечает Сергей.

Хочешь сказать, там особо смотреть не на что? Юра, а ты что скажешь?

Действительно, не на что, Александр Осипович.

В таком случае провожайте меня, что ли.

Они направляются через двор в сторону конторы. Несметов, напевая что-то под нос и играясь тростью, высокий, одетый в кашемировый сюртук, с цилиндром на голове и в позолоченном пенсне, идущий впереди своими огромными шагами, выглядит впечатляюще. Юрий ловит себя на мысли, что они с Сергеем, плетущиеся сзади, кажутся при нём не более чем свитой. Александр Осипович громко спрашивает, бросая через плечо:

А что же, надо думать, при таком размахе, ты, Сергей, выходишь на новые рынки?

Что, простите?

Рынок, говорю. Осваивать нужно новый рынок. Это тонкая вещь. Грамотная реклама может творить чудеса. Давай ка зайдём в кабинет. С твоего позволения, хочу взглянуть на ваши буклеты. Я кое-что в этом понимаю. Могу дать совет.

Ах, да Разумеется

В кабинете Несметов усаживается на диван. Сергей подаёт ему образец рекламной листовки. Александр Осипович нарочито удивлённо смотрит на неё и восклицает:

Нет, это как-то несерьёзно! Я помню эту картинку ещё с тех пор, как впервые общался с Иваном Степановичем на тему производства. Как ты это распространяешь?

Ну, собственно, по проверенному пути. Через галантерейные магазины. Также, ну в универмаге

Это всё хорошо, но совершенно недостаточно. С тех пор, как был создан этот буклет, появилась масса новых возможностей. Можно заказать рекламу на радио, купить страницу в каком-нибудь журнале и разместить её там. Но, разумеется, не в таком виде, как на этой старой брошюре. Это всё тухло и неинтересно. Есть у меня один знакомый. Поговорю с ним насчёт рекламы. Оставлю ему твои контакты, Сергей. Будь готов.

Всё это время Юрий стоит около двери, прислонясь к стене, и молча наблюдает. Александр Осипович встаёт и деловито объявляет:

Ну, что ж! Несмотря на некоторые нюансы, господа, должен признать, что вы меня порадовали. Чертовски приятно осознавать, что я недаром вас свёл! Чувствуется энергия! Всё зашевелилось наконец-то! Люблю я такое! Он потирает руки. Знаешь что, Сергей Иванович!

Что? нервно улыбнувшись, спрашивает Сергей.

Я так впечатлился, что хочу ещё немного вам помочь! Вижу, что работы предстоит немерено. Это, разумеется, всё затраты и ещё раз затраты. Он достаёт из внутреннего кармана чековую книжку, автоматическое перо и, склонившись стоя над столом, размашистым, но чётким почерком выписывает чек и вручает Сергею. Полагаю, это на какое-то время позволит тебе вздохнуть свободней и лучше распределить ресурсы.

Сергей, не зная как себя вести, что-то бормочет в попытке выразить благодарить, но Несметов, не дожидаясь окончания этих любезностей, крепко жмёт ему и Юрию руки.

На этом прощайте, господа! Так держать! Провожать не нужно. До экипажа я и сам дойду. Всего доброго!

Когда дверь за ним закрывается, Сергей кладёт чек на стол и протирает лоб платком. Юрий, всё так же стоя около двери, спрашивает:

Что там? Большая сумма?

Да Весьма Ну надо же

Я ведь говорил, что волноваться не стоит. Видите, как всё хорошо получилось!

Но это что же Просто подарок? Видимо так, да?

Я так понял, что да. Прошу прощения, возможно, это не моё дело, но, может быть, вас эта сумма выручит? Я имею в виду те затруднения, о которых вы вчера говорили.

Да-да Здесь вполне, так сказать Даже несколько больше, чем необходимо

Может быть, в таком случае не стоит распускать рабочих? Посмотрите, какая произошла счастливая случайность. Самому провидению угодно, чтоб мы не сбрасывали темп.

Сергей несколько растерянно смотрит на чек, потом на Юрия и, наконец, произносит:

Пожалуй, не стоит, раз так Нет необходимости. Всё разрешилось. Да Разрешилось.

Так я могу идти?

Да-да, конечно, Юра, иди

Несколько дней спустя. Университет путей сообщения. Механический факультет. Небольшая учебная аудитория, заставленная по периметру стендами с закреплёнными на них макетами и образцами различных узлов и агрегатов.

Занятие подходит к концу. Его проводит дипломный руководитель Юрия и куратор его группы, заместитель заведующего кафедрой Андрей Николаевич Шильман, одетый с иголочки невысокого роста человек лет сорока с небольшим, со старательно зачёсанными на пробор волосами. Он стирает написанные им до этого формулы, затем чертит на доске оси координат с двумя графиками и поворачивается к аудитории с вопросом:

Таким образом, что мы получаем при совпадении этих амплитуд?

Тишина. Кто-то перерисовывает графики себе в конспект, кто-то задумчиво смотрит на доску. Шильман возмущённо восклицает:

Господа студенты, вы меня пугаете! Ну же! Кто ответит? Он подходит к парте, за которой сидят Юрий и Шура и, нависая над приятелями, смотрит в их конспекты. Кроткевич, ну как можно настолько криво рисовать прямые линии на клетчатом листе?! Вот ты и говори!

Шура съёживается, откашливается и, вновь взглянув на доску, переспрашивает:

Так, а какой вопрос?

Что мы получаем при совпадении двух этих амплитуд? Он указывает пальцем на графики. Ты что, меня не слушал?

Нет, в смысле, я просто уточняю Так Ну, значит Мы получаем резонанс.

Ну наконец-то! Конечно, резонанс! Но почему так неуверенно?! Я, как попугай, повторяю вам одно и то же уже который месяц! Это же основа всего! Совпадение амплитуд порождает резонанс, резонанс порождает вибрации, вибрации приводят к разрушению. Как же вы будете защищать свои дипломные проекты, если не понимаете самой сути? Осталось всего полгода. Запомните раз и навсегда! Резонанс! Неужели так сложно?! Он смотрит на Юрия, который сидит со скучающим видом, подперев рукой голову, и обращается уже лично к нему. Ленц! Ну, неужели сложно?

Юрий, не глядя на Шильмана, но соглашаясь с ним, слегка кивает. Андрей Николаевич, не поняв этого жеста, злится ещё больше:

Как? И тебе тоже?! Чем у тебя забита голова, что для тебя это сложно? Расселся тут, как в кабаке!

Юрий не ожидал, что попадёт под раздачу. Встрепенувшись и усевшись ровно, будто в школе, он отвечает:

Вы меня неправильно поняли. Я как раз согласен с вами. Действительно, ничего сложного тут нет.

А что же ты тогда киваешь?

Простите, но я думал, что это вопрос риторический.

Хм Риторический Ишь ты! Шильман понемногу начинает остывать и отходит обратно к доске, продолжая, однако, ворчать. Риторика это тоже наука! Только изучают её не в технических университетах! Вам всем уже третий десяток пошёл. Впору определиться, где вы себя видите в этой жизни. Если на исходе четвёртого года просиживания штанов, наконец, дошло, что это не ваше, бросайте и идите туда, куда больше тянет. И рыбку съесть, и в пруд не лезть не получится. Нужно выбрать что-то одно. Он смотрит на часы и с досадой сообщает: Ладно, на сегодня всё. Можете быть свободны. Ленц, а ты пока не уходи. Я хочу с тобой поговорить.

Юрий чувствует, что ничего хорошего этот разговор не сулит, и сидит с хмурым видом. Шура, зная про его непростые отношения с Шильманом, уходя хлопает его по плечу и шёпотом бросает:

Держись.

Когда Юрий остаётся с Шильманом наедине, Андрей Николаевич подзывает его к себе:

Юра, садись поближе. Что тебя вечно тянет на галёрку?

Юрий пересаживается за первую парту и отвечает:

Не люблю, когда кто-то смотрит мне в спину.

Так что же ты, предпочитаешь сам вечно смотреть в спину кому-то?

Предпочитаю следить за обстановкой. Спиной это плохо получается.

Плохо, что в тебе нет стремления идти впереди и вести за собой людей. Нужно развивать в себе такие качества.

Я думал, нужно просто делать свою работу.

Юра, что с тобой? С чего это ты вдруг начал скатываться?

Разве я начал скатываться? По-моему, я учусь не хуже других студентов.

В том-то и дело! Ты должен учиться лучше других! Должен быть примером для остальных!

Простите Кому должен?

Шильман удивлённо смотрит на Юрия.

Ты что, не чувствуешь ответственность?

Конечно, чувствую. Но я не понимаю, какое это имеет отношение к тому, о чём вы говорите.

Андрей Николаевич озадаченно трёт лоб, пытаясь подобрать правильные слова.

Послушай Ты же знаешь Твой отец, просил меня позаботиться о тебе. Не в смысле опеки, а в том смысле, что я должен приложить все усилия, чтоб ты стал человеком с большой буквы. Я обещал ему. Теперь, когда Олега не стало, лично моя ответственность возросла вдвойне. А вот ты как раз меня подводишь.

А каким образом, собственно, я вас подвожу? Сдаю всё вовремя, хвостов за всё время почти не имел, а если и имел, то пустяковые.

Ты сам себя слышишь? Такого вообще не должно быть!

Всякое бывает. Это же жизнь.

В твоём возрасте слишком рано рассуждать о жизни. Не пожил ещё!

Вы же сами говорили только что, третий десяток пошёл. Серьёзный возраст. Уже мог в это время третий год под ружьём быть.

Шильман снова начинает нервничать.

Что за чушь ты несёшь? Я тебе говорю о том, что ты ведёшь себя безответственно! Почему ты стал пропускать занятия? Мне уже не один преподаватель на тебя жаловался. И это только на нашей кафедре! А что на других? Весь факультет выставляешь в дурном свете!

Я пропускаю только те занятия, которые считаю возможным пропустить. И почти уверен, всем плевать, что какой-то Ленц когда-то там не явился. Другие и чаще меня пропускают. А даже если и так, я не обязан посещать каждое занятие, если в состоянии сдать предмет.

В том-то и дело, что обязан! Вскрикивает Шильман, Обязан, Ленц! Обязан своему отцу и, соответственно, мне! А ты водишься со всяким сбродом! Дружить нужно с людьми из уважаемых фамилий, а не с каким-нибудь Кроткевичем. Ничем хорошим такая дружба не обернётся, уж поверь! Он тебя тянет вниз.

При всём уважении, Андрей Николаевич, но с кем дружить это моё личное дело.

Ты очень ошибаешься! Друзей нужно хорошо выбирать. А раз уж ты сам не в состоянии, настойчиво рекомендую прислушаться к моему совету. Потом Что это у тебя за новые увлечения?

Вы о чём?

Про рояль. Думал, тебе удастся держать это в тайне? Срамота какая!

Никакой тайны из этого я не делал. Я договорился с Зинаидой Павловной. И опять же, это моё личное дело. Ничего позорного в таком хобби я не вижу.

У человека, занимающегося наукой, не должно быть никаких хобби! Ты учишься быть конструктором, учёным! Если хочешь быть скоморохом, не позорь меня, бросай университет и иди, учись на балалаечника!

Вы что, считаете классических композиторов скоморохами?

Во-первых, ты не классический композитор. Композиторов обучают в консерваториях. А во-вторых, да, считаю. Кем ещё мне их считать? Серьёзные люди занимаются серьёзными вещами, а всякие музыки это чепуха!

Вы не любите музыку?

Люблю. Но, сказать по правде, я и в бордель захаживать иногда люблю. Не думаешь же ты, что я позволил бы своей дочери там работать! И хватит мне заговаривать зубы! Повторяю, ты занимаешься чепухой! Где пояснительная записка к твоему проекту?

Я её пишу. Времени ещё много. Все чертежи уже готовы.

Чертежи я видел. Почему записку мне не показывал?

Могу завтра принести черновики.

Так принеси! Юра! Возьмись за ум, пока не поздно! Подумай, что сказал бы отец! Ступай. Жду тебя завтра.

В ближайшую субботу около десяти часов утра Юрий вместе с матерью завтракает дома. Софья Ивановна обращается к сыну:

Вчера стирала. Опять машина заклинила. Демьян пытался наладить. Так ничего и не вышло. Пришлось нам вдвоём с Любой руками достирывать. Посмотри, пожалуйста, что там с ней такое.

А как заклинила? Как это произошло?

Ну, что-то хрустнуло, и звук такой неприятный появился. Не то скрежет, не то писк. Я смотрю, барабан не крутится, а из мотора дым пошёл. Рубильник сразу опустила и больше не включала. Демьян сказал, что там какой-то подшипник Я же ничего в этом не понимаю.

Может и подшипник. Надо разбираться.

Вот и разберись, пока у тебя выходные. А то по будням тебя не изловить.

Меня и сегодня не изловить, улыбается Юрий. Через пару часов у него запланировано свидание с Машей, Давай завтра. Целый день буду дома и займусь машиной.

Ну хорошо. Если думаешь, что всё успеешь.

Не волнуйся. Что бы там ни поломалось, до следующей стирки я точно починю.

Они заканчивают завтрак, и Юрий идёт одеваться. Пока он повязывает галстук, Софья Ивановна подходит к дверному проёму и молча наблюдает за сыном. Глядя в зеркало, он косится на неё и спрашивает:

Ты что-то хотела сказать?

Может быть, ты меня с ней познакомишь?

С кем?

Думаешь, я не заметила, как ты изменился? Всё куда-то убегаешь при любой возможности, ничего мне не рассказываешь

Но ведь я всегда куда-то убегал, поздно приходил. Разве что-то изменилось?

Изменилось. Это чувствуется. Я, конечно, радуюсь за тебя, но мне обидно, что ты не хочешь со мной поделиться.

Юрий задумывается и отвечает:

Я не уверен, что есть, чем делиться. Всё слишком сложно.

Это всегда сложней, чем хочется. Но я же твоя мать. Зачем делать от меня секреты?

Да нет никаких секретов. Просто В общем, я обязательно тебе всё расскажу, когда придёт время.

Он накидывает пиджак, хватает под мышку фуражку и шинель, обнимает на прощание расстроенную Софью Ивановну и уходит из дому.

Шагая по улице, Юрий размышляет.

Подобного разговора он боялся с того момента, как началась их с Машей связь. В общем-то, всё это время он мог бы чувствовать себя вполне счастливым. Но по-настоящему радоваться жизни ему постоянно мешает тревога, связанная с незаконностью и безвыходностью этих отношений. Будучи уверенным, что ни от кого из родных не стоит ждать понимания и, тем более, поддержки, Юрий твёрдо решил до последнего хранить всё в тайне. Не обо всём он говорил и Шуре, всеми силами, несмотря на настойчивость последнего, стараясь оттянуть их с Машей знакомство, и не рассказывая, кем является его возлюбленная. Однако в случае с Шурой причины были иными. В его поддержке и понимании Юрий как раз никогда не сомневался. Но невозможность в полной мере обладать Машей и при этом страх и вовсе её потерять заставляют Юрия суеверно скрывать её от посторонних взглядов и помыслов. Их чувства и близость кажутся ему хрустальным шаром, лежащим на маленькой и неустойчивой опоре. Любое дуновение ветра, любое подрагивание этой опоры приведёт к тому, что шар упадёт и разобьётся вдребезги. И, понимая всю безнадёжность своего положения, никакого выхода, кроме поддержания этого шаткого равновесия Юрий не видит.

В таких невесёлых мыслях часа через полтора он, наконец, доходит до парка, в котором они с Машей договорились встретиться. Стоят последние дни бабьего лета, и она уже ждёт его в условленном месте на скамейке, сняв шляпку и с зажмуренными глазами подставив лицо последним тёплым лучам солнца.

При виде Маши на душе у Юрия сразу становится светлее. Некоторое время он стоит незамеченный и с улыбкой любуется ей, а затем, тихо подкравшись, быстро целует. От неожиданности она ахает:

Это ты! Юра! Ты меня напугал!

Улыбнувшись, он отвечает:

Прости, не удержался.

Она тоже улыбается ему и, похлопывая рядом с собой по дощатому сиденью скамьи, говорит:

Садись. Будем загорать.

Он присаживается и, обняв её за талию, шутливо произносит:

Я не взял купальный костюм.

Это всё отговорки! Давай-давай! Подставляй мордашку солнцу. Тот, кто чаще бывает на солнце, реже болеет. Ты знал?

Что-то такое слыхал.

Вот! Так что не отлынивай. Ты мне нужен здоровый!

А больной, что ли, не нужен?

Она поворачивается к нему, целует и с наигранной строгостью говорит:

Грейся, кому сказала!

Ну, хорошо, хорошо. Будем прямо как два кота.

Ага.

Так они сидят некоторое время и болтают о всяких пустяках. Наконец она спрашивает:

Как там твой диплом?

Юрий сразу начинает хмуриться.

Ох Даже не знаю, что сказать. С дипломом всё в порядке. Но мне от этого не легче. Куратор вздохнуть спокойно не даёт.

А что такое?

Да всё то же. Больше мешает, чем помогает. Хочет протащить меня по высшему баллу, а я всё отбиваюсь.

Он ведь хочет, как лучше.

Знаю. Но чтобы пойти ему навстречу, придётся бросать все дела и целыми днями писать всякие скучные формулы и постоянно носить их ему на проверку. Умнее я от этого точно не стану, только потеряю кучу времени. А я этого совсем не хочу.

Я тоже Но, может, стоит к нему прислушаться? Всё-таки получить сразу одиннадцатый ранг дорогого стоит. Многие об этом мечтают.

Ну будет чуть выше оклад, и что с того? Ты же знаешь, я до денег не жадный. Тем более, уже ясно, что львиную долю моего заработка будет обеспечивать завод нашего общего знакомого. Недавно мы с ним, кстати, это обсуждали Никогда бы не подумал, что буду связан со швейными машинками. Хотя Почему бы и нет. В конце концов, какая разница

Маша, уже собравшаяся было что-то сказать, вдруг отводит глаза и умолкает. Заметив это, Юрий спрашивает:

Что такое? Если хочешь, я не буду об этом говорить.

Да То есть, нет Я как раз хотела Я думала, что нужно с тобой об этом поговорить.

Юрий удивлённо поднимает брови.

И что же?

Ты не думал, что, возможно, лишняя надбавка к окладу всё же будет иметь значение?

Что ты имеешь в виду?

Неужели этот завод для тебя так важен?

Конечно. Я совершенно не думал о нём до прошлого года, но раз уж так складываются обстоятельства, лучшего, наверное, в моём положении и пожелать нельзя.

Помолчав, Маша опускает взгляд и тихо спрашивает:

А как же я?

Юрий озадаченно смотрит на неё.

Ну ты же понимаешь, что я просто не могу позволить себе от этого отказаться. По крайней мере, сейчас.

Потом ты и подавно не откажешься. А ведь ещё год назад даже браться не хотел.

Но ведь ты сама меня подначивала. Говорила про смелость и честолюбие. Разве нет?

А с тех пор разве ничего не изменилось?

Изменилось. Но маховик-то уже запущен.

Ты же к этому маховику верёвкой не привязан!

А что ты предлагаешь?

Я предлагаю тебе очень хорошо подумать, чего ты на самом деле хочешь, и как мы будем дальше жить.

Юрий тяжело выдыхает и кладёт голову на руки. Понимая, что сейчас не в состоянии продолжать этот разговор, он решает отшутиться:

Давай его отравим. Ты унаследуешь завод, и дело в шляпе. А? Хорошо я придумал?

Юра, это дурацкая шутка. Прошу, подумай над тем, что я тебе сказала. Как есть оставлять нельзя. Слишком далеко уже всё зашло.

Я знаю

Прости, я понимаю, что тебе сейчас без нервотрёпки нужно доучиться, но я устала об этом думать.

А ты не думай. Нам же хорошо вдвоём.

Ты так говоришь, будто хочешь просто от меня отмахнуться.

Вовсе нет. Я просто хочу решать вопросы постепенно. Сейчас для меня самое главное диплом.

А потом?

А потом мы к этому вернёмся, хорошо?

Она разочарованно вздыхает:

Хорошо

Юрий обнимает её.

Маша, ну ты чего? Такой хороший денёк! Давай не будем его портить всеми этими разговорами. Пойдём, купим пирожных. Вон там продают, видишь?

Этот денёк мог бы стать ещё лучше, если бы ты меня хоть немного успокоил.

Так я и хочу тебя успокоить. По-моему, пирожные это замечательное успокоительное. Ну же, идём!

Они покупают сладости и ещё какое-то время гуляют по парку. Однако настроение у обоих совсем испорчено. Пытаясь хоть как-то успокоить и развлечь Машу, Юрий предлагает сходить в кино. Она, прежде всегда с охотой соглашавшаяся, в этот раз отказывается:

Я не очень хорошо себя чувствую.

Что такое?

Не знаю. Голова кружится. Наверное, мне лучше поехать домой.

Давай я тебя провожу.

Не нужно. Я сама.

Они смотрят друг на друга. Юрий без слов понимает всё, что хочет этим сказать Маша, но ничего не решается ей ответить. Он нежно обнимает её и целует в щёку.

Тогда до понедельника?

Да, до понедельника

Глядя Маше вслед, пока она идёт с поникшей головой к остановке омнибуса, Юрий ругается сам на себя за неспособность поддержать любимую. Но он и правда совершенно не знает, что ей сказать. Снова все мысли закрутились вокруг тупика, в котором он оказался. Постоянно думать об этом Юрий уже устал. Ещё пару часов назад он планировал провести с Машей весь день до самого вечера, а теперь стоит посреди парка и не знает, что ему делать. В конце концов ему в голову не приходит ничего лучше, чем хорошенько напиться. Пересчитав деньги, которые он хотел потратить сегодня на Машу, Юрий отправляется в Милый Вол.

На следующий день Юрий просыпается с похмельем, поскольку засиделся у Бримсона и пришёл домой только поздно ночью. Протерев глаза, он смотрит на часы и, увидев, что уже далеко за полдень, тяжело вздыхает и идёт в кухню. Там он пьёт порошок от головной боли, заваривает себе крепкий чай, подогревает на керогазе суп и, лишь усевшись, наконец, за стол, обнаруживает записку от матери:

Поехала в универмаг, вернусь часам к четырём. Не забудь про стиральную машину.

Юрий недовольно морщится и, скомкав записку, выбрасывает её в мусорное ведро.

Про машину-то он совсем и забыл. На душе у него паршиво от вчерашнего разговора с Машей, и совсем нет настроения что-то делать. Но времени на ремонт осталось всего ничего, а обещание есть обещание. Он заканчивает свой поздний завтрак, включает радио, чтобы хоть как-то взбодриться, и отправляется осматривать механизм.

Прачечная была обустроена Олегом Григорьевичем в одной из комнат второго этажа в характерной для него манере. К громоздкому устройству, прикрученному болтами прямо к паркету, через небрежно сделанные отверстия в стене тянутся электрические кабели с рубильником и шланги с вентилями для закачки и слива воды.

Юрий открывает одно из двух высоких и узких окон, подкуривает и, закатав рукава рубахи, начинает осмотр машины. Демьян был прав развалился один из подшипников. Из-за этого перекосило и заклинило барабан. Юрий приходит к выводу, что ремонт предстоит, в общем-то, несложный, но, тем не менее, провозиться придётся несколько часов. Он приносит из мастерской ящик с инструментами и принимается за работу.

Через час, наконец, удаётся монтировкой сорвать с места барабан, снять его и добраться до подшипника, который буквально рассыпался на части. Однако внутренняя обойма так прикипела к валу, что для того, чтобы сбить её, Юрию приходится использовать молоток и зубило. Когда это всё-таки удаётся, он снова идёт в мастерскую, находит там подшипник для замены и новый приводной ремень, берёт маслёнку и собирается идти обратно. В это время домой возвращается Софья Ивановна.

Юрий улыбается и, показывая ей запчасти, которые держит в руках, говорит:

Привет! Гляди, вот чиню твою машину. Это, и правда, был подшипник. А дым пошёл оттого, что шкив заклинило, и ремень начал тереться об него и гореть. Уже буду собирать обратно.

Она бросает на него недовольный взгляд и холодно произносит:

Ничего себе Думала, ты целый день будешь спать.

Удивлённый такой репликой, он отвечает:

Я же обещал, что сегодня починю.

Ну что ж Хорошо, раз так.

Они поднимаются по лестнице.

Ты была в универмаге? Что купила?

Новую блузку, отвечает она таким тоном, что у Юрия не появляется желания вдаваться в дальнейшие расспросы. Не понимая, в чём причина недовольства матери, он решает больше не трогать её и сразу направляется продолжать работу. Он зачищает напильником задиры на валу, смазывает движущиеся детали и начинает устанавливать на шкивы новый ремень.

Через несколько минут Софья Ивановна, умывшись и переодевшись в домашнее платье, выключает радио и заходит в прачечную.

Юра, я хочу с тобой серьёзно поговорить. И закрой, пожалуйста, окно. Мне холодно.

Несмотря на то, что Юрий не знает, в чём дело, ему становится не по себе. Он вытирает замасленные руки тряпкой и, закрыв створку, спрашивает:

Что случилось?

Вчера, пока тебя не было, заходил Шильман.

Юрий присаживается на перевёрнутый барабан стиральной машины и тяжело вздыхает. Только этого ему не хватало. Он хмурится.

Зачем заходил?

Он очень тобой обеспокоен. И, честно говоря, я тоже. Меня и раньше настораживала твоя безответственность. А теперь ещё и это!

Что это?

Твои игрушки!

Какие игрушки?

Не делай вид, будто не понимаешь, о чём я! Андрей Николаевич места себе не находит из-за того, что ты не хочешь доводить до ума дипломный проект. А ты вместо этого занимаешься чёрт пойми чем! Что это за выходки с роялем?

Я не понимаю, почему этот рояль так ему поперёк горла встал. И не понимаю, почему это у тебя вызывает такую реакцию.

Да ты что, издеваешься?

Напротив. Я пытаюсь разобраться, в чём дело.

Дело в том, что ты уже взрослый мужчина. Пора бы стать серьёзней!

Ну так может не стоит меня отчитывать, как ребёнка?

Тогда не веди себя, как ребёнок! повышает она тон, Сколько я должна это терпеть?! Шляешься целыми днями непонятно где, приходишь по ночам. Ещё выясняется, что вместо занятий, ты на рояле играешь! И всё в секрете! Ничего мне не говоришь. А потом, как снег на голову, приходит Андрей Николаевич и рассказывает! Оказывается, ты стал злостным прогульщиком! Ты вообще понимаешь, насколько опозоренной я себя чувствовала, пока это слушала? До чего же ты докатился, если сам Шильман приходит это обсудить!

А что такого особенного? Ну Шильман и Шильман. Пришёл и ушёл. Тоже мне птица

Да как ты можешь о нём так отзываться?

На нём свет клином не сошёлся. Я не просил его быть мне нянькой.

Он исполняет обещание, данное твоему отцу. Андрей Николаевич очень благородный человек. И ты должен быть ему благодарен.

Отец просил всего лишь присмотреть за мной, пока я буду учиться. К тому же ни ты, ни я не были свидетелями этого разговора.

Это ты к чему?

К тому, что о самом факте этой просьбы известно только со слов Шильмана. А о чём они там говорили на самом деле, и что конкретно имел в виду отец, никто не знает. И насчёт благородства Я бы не стал Шильмана так характеризовать. Ты уже забыла, что он вытворял, когда они с отцом, бывало, напьются? Благородные люди себя так не ведут.

На себя бы посмотрел! Кто сегодня еле приполз под утро?!

Юрий начинает нервничать. Он встаёт, открывает окно и, подкурив, отвечает:

А я ни на что и не претендую!

В том-то и дело! Ни стыда у тебя нет, ни совести! Позоришь фамилию и в ус не дуешь. Думаешь только о себе!

Что значит только о себе? А кто меня вынудил пойти к этому кретину Сергею и, унижаясь, выклянчивать у него работу? Не ты ли?

Ты совершенно никого не уважаешь!

А за что мне его уважать? Это один из самых мерзких людей, кого я знаю. Ты когда вообще с ним последний раз общалась?

По крайней мере, он хорошо воспитан, и никогда бы не позволил себе говорить с матерью в подобном тебе тоне.

Да плевать я на него хотел! Я тебе о другом! Для кого я это делаю? Не для себя же, а для тебя!

Ты делаешь это ради своего будущего. К тому же, кто ещё должен обо мне заботиться, если не родной сын?

Ага! Значит всё-таки в этом дело! Пускай так! Но неужели у меня не может быть никаких интересов, кроме постоянных мыслей о том, как заработать лишнюю копейку и как вытащить нас из ямы, которую вы сами же с отцом и вырыли? Он выбрасывает окурок в окно и, чтобы чем-то занять беспокойные от волнения руки, принимается дальше натягивать ремень на шкивы.

Юра, закрой окно! сердито говорит Софья Ивановна и, когда он закрывает створку и возвращается к работе, продолжает возмущаться, Во-первых, не тебе нас судить! А во-вторых, ты так говоришь про лишнюю копейку, будто по ночам разгружаешь баржи с зерном, а не шляешься по кабакам со всякими девицами!

Я имею полное право заниматься тем, чем хочу! Это никак не мешает моей учёбе. Проект почти готов. Всё идёт по плану. И мне не нужно, чтоб кто-то вмешивался и указывал, что делать!

А у тебя не появляется желание как-то помочь матери, а? Облегчить жизнь! Чтоб не чинить эту рухлядь, указывает она рукой на стиральную машину, А купить мне новую. И нанять людей, которые будут стирать и готовить. И чтобы я могла съездить в универмаг и купить не только блузку, но ещё и туфли. И платье! Понятное дело, нечего ждать, что Сергей будет хорошо платить, пока ты себя не зарекомендуешь. А ты и не стараешься! Ты должен из кожи вон лезть! Пускай, у твоего отца не всегда всё получалось, но он постоянно пытался чего-то добиться. И был уважаемым человеком! А ты что? Вот подумай, как бы он себя вёл, окажись на твоём месте! Подумай, что бы он делал! И тебе сразу станет стыдно!

Юрий всё-таки натягивает ремень и, отложив в сторону монтировку, трёт руками тяжёлую голову. Он был совершенно не готов к ссоре с матерью. Слишком много неприятных разговоров и гнетущих мыслей было у него в последнее время. Но Софья Ивановна не унимается, и ему не остаётся ничего иного, кроме как отвечать. Юрий тяжело вздыхает, снова подкуривает и, открыв окно, выпускает на улицу облако табачного дыма. Он пытается подобрать правильные слова, но, в конце концов, не выдерживает и срывается:

Мне не станет стыдно! Перед ним точно не станет! Знаешь что! Он бы делал, что хотел! Всегда так и было! Наверное, он просто хотел быть счастливым! И я тоже хочу! А ты постоянно трепала ему нервы своими прихотями. Если бы ты дала ему спокойно работать, а не устраивала скандалы, всё сложилось бы совершенно иначе. И он бы жив остался, и мы бы не сидели с тобой сейчас у разбитого корыта! Но нет! Ты не понимаешь, что повторяешь ту же ошибку! Свела в могилу его, а теперь принялась за меня!

В воздухе повисает тишина. Софья Ивановна от неожиданности замирает с открытым ртом. Юрий тоже понимает, что, возможно, перегнул палку. Сбросив с себя оцепенение, она выкрикивает:

Не смей! Не смей со мной так разговаривать! И закрой, наконец, это чёртово окно!

Плохо контролируя себя от ярости, она хватается за створку и со всей силы захлопывает её. Такого удара огромные стёкла в старой рассохшейся раме не выдерживают. Разбившись на осколки, они высыпаются и падают на Софью Ивановну, раня её. Вскрикнув, она хватается за голову. По лицу и рукам её начинает течь кровь. Юрий, растерявшись на мгновение, быстро приходит в себя. Он устремляется в комнаты, выхватывает из комода два чистых полотенца и, вернувшись, перевязывает ей голову и руку. Софья Ивановна тихо стонет и начинает плакать. Юрий усаживает её на перевёрнутый барабан, а сам бежит в коридор и вызывает по телефону карету скорой помощи.

Через час он уже сидит на скамье в больничном коридоре и ожидает, пока матери в операционной наложат швы.

Всё это время он не отходил от неё ни на шаг, успокаивая и жалея. В суете некогда было думать о случившемся. И вот, когда, наконец, появилась пауза, Юрия начинают мучить угрызения совести. Он даже вообразить не мог, к чему приведёт их ссора. И хотя мнения своего он не поменял и всё так же уверен, что упрёки Софьи Ивановны несправедливы, осознание того, что из-за его неосторожного высказывания мать теперь физически страдает, крайне угнетающе на него действует.

Он думает про завод, про Несметова, про Машу и Сергея, про Шильмана и про мать. Больше прежнего Юрий сейчас ощущает, что находится не в своей тарелке, и впервые ему начинает казаться, что долго он так не выдержит. Несмотря на попытки прагматично и рационально оценивать ситуацию, сердце говорит, что всё это не то и не так, что стараясь ухватиться за всё сразу, он рискует упустить самое важное.

Юрий прислоняется затылком к стене и закрывает глаза. Очень хочется позвонить Маше, чтобы просто услышать её голос. Но звонить в воскресенье нельзя. Он радуется, думая, что завтра увидится с ней, но вспоминает их вчерашний разговор и снова расстраивается. Может быть, стоит рассказать ей про мать, про то, что сегодня случилось. Возможно, она поймёт, как трудно ему сейчас, и не будет обижаться. Юрий пытается придумать, как поднять ей настроение, но в голову ничего не приходит. К тому же теперь нужно как-то заботиться о матери, пока она не поправится. А ещё писать дипломный проект. Чем дольше его мысли крутятся вокруг всего этого, тем мрачнее становится настроение.

Наконец кто-то трогает Юрия за плечо. Он открывает глаза. Это медицинская сестра, низенькая полная женщина в возрасте.

Голубчик, вставайте! Идёмте в палату, матушку сейчас привезут.

Юрий поднимается, и они идут по коридору. Он спрашивает:

Как она?

Всё хорошо. Заживёт, даже ничего заметно не будет. Она сейчас под наркозом. Но скоро придёт в себя. Как же так у вас получилось, я понять не могу.

Она сильно хлопнула окном и выбила стекло.

Ничего себе! Это как же нужно было хлопнуть!

Сестра оставляет Юрия в пустой палате. Он усаживается на табурет и смотрит в окно. Постепенно сгущаются сумерки. Вскоре привозят Софью Ивановну. Придя в себя, она слабо улыбается.

Сынок, ты здесь

Да, мама. Я никуда и не уходил. Он берёт её за здоровую руку. Как ты себя чувствуешь?

Ох, не знаю. Плохо. Голова болит.

Ну потерпи, скоро пройдёт. Мне сказали, что с тобой ничего страшного. Всё заживёт, и следа не останется.

Было бы славно

Они молчат какое-то время. Наконец, Софья Ивановна тихо произносит:

Юра Ты прости меня, хорошо?

Да что ты, мама, брось. Это ты меня прости.

Нет-нет. Я понимаю, что ты молодой, тебе хочется погулять. Просто так обидно Знаешь Хочется жить хорошо А у меня вся надежда только на тебя.

Я знаю Знаю

Поэтому не обижайся, пожалуйста. Но, прошу тебя, будь посерьёзней.

Распахивается дверь, и в палату входит всё та же медицинская сестра. Не слышав, о чём они говорили, она сразу же обращается к Юрию:

Да не волнуйтесь вы, молодой человек! Как вас, я забыла? Юра? Юра, дорогой, идите домой, отдыхайте! Придёте завтра, принесёте матушке пирожков. Верно я говорю, Софья Ивановна?

Мать кивает.

Да, иди, Юра. А то вон уже стемнело.

В этот момент внезапно гаснет свет. Становится совсем ничего не видно. Сестра возмущается:

Вот теперь точно стемнело! Ох, не люблю я все эти штуки! Раньше были свечи, всё было просто и понятно. А теперь лампы сгорают, когда им вздумается! Она наощупь пробирается к выходу и открывает дверь. В палату начинает падать свет из коридора. Сестра поворачивается к Юрию и Софье Ивановне. Дорогая, я сейчас схожу, организую вам новую лампу и специально обученного человека с лестницей. Побудьте пока с открытой дверью. А вас, голубчик, ждём завтра. Нечего вам тут делать.

Юрий выходит на улицу и подкуривает.

От слов матери ему стало совсем грустно. Он понимает, что, несмотря на примирение, они оба остались при своём мнении. Ссора и это происшествие, естественно, ни на что не повлияли. Изменилось лишь то, что накопившиеся проблемы, которые Юрий до последнего старался игнорировать, перестали быть чем-то абстрактным и расплывчатым, не покидающим пределы его собственных мыслей. Теперь они стали превращаться в нечто более чёткое и вполне осязаемое. Сегодняшний день хорошо это показал. Попытка Юрия настоять на чём-то своём, пусть даже в мелочах, тут же привела его мать на больничную койку. И, несмотря на то, что она относительно легко отделалась, всё случившееся здорово его напугало.

Чувствуя усталость от утреннего похмелья, а теперь и от перенесённого стресса, Юрий решает, против своего обыкновения, не идти домой пешком, а поехать на конке. К тому же погода стремительно портится. Бабье лето заканчивается, и впервые за долгое время начинает дуть холодный ветер. Дойдя до остановки и полчаса простояв на сквозняке, Юрий всё-таки дожидается своего зелёного вагончика с цифрой 3. Внутри почти никого нет. Он садится на скамью, поднимает воротник шинели и, съёжившись, мечтает о том, как доберётся домой и ляжет спать.

Однако вскоре начинает идти дождь. К тому моменту, как Юрий доезжает до Карповки, вся дорога, по которой ему теперь предстоит идти, уже превращена в грязь. А ветер, набрав силу, стал настоящим ураганом, ломающим ветви деревьев и ещё сильнее затрудняющим путь.

Придерживая одной рукой фуражку, а другой воротник, Юрий пробирается в темноте домой. Хоть он и старается обходить совсем уж большие лужи, выделяющиеся на чёрном фоне лишь благодаря слабым отблескам света из окон домов, ноги его вскоре совершенно промокают. Почти достигнув цели, Юрий утешает себя мыслью, что вот-вот сейчас он поест, согреется и сможет отдохнуть. Со стиральной машиной можно закончить и завтра. И тут он вспоминает про выпавшие стёкла.

Буквально влетев на второй этаж и заглянув в прачечную, он видит печальную картину. Шквал дует как раз в таком направлении, что потоки воды почти водопадом заливаются через разбитое окно, изуродованная створка которого под ударами ветра беспрестанно бьётся об стену. Детали стиральной машины, которые он не успел поставить обратно, теперь лежат в воде, как и инструмент. Пятна крови на полу и масло из перевёрнутой ветром маслёнки, смешиваясь с дождём, тонкими струйками текут к дверному проёму.

Юрий снимает шинель, закатывает рукава и быстро принимается спасать ситуацию. Он вымеряет размеры окна, находит в мастерской лист фанеры, отрезает нужный кусок и, борясь с холодным ветром и дождём, с трудом приколачивает его вместо стекла и закрывает, наконец, створку. Потом ещё почти час приходится убирать воду с пола. Закончив, наконец, со всем этим, Юрий понимает, что теперь у него остались силы только добраться до кровати.

* * *

Сидя на полу у стены напротив дверного проёма, подпоручик Ленц наблюдает за собой из прошлого. Последние происходившие с ним события, больше похожие на галлюцинации, довели его до такого состояния, что ни удивления, ни волнения больше не осталось. Помня все свои действия в тот вечер, и, следовательно, зная наперёд действия своего фантома, Юрий начинает испытывать странное, и даже забавное чувство. Если раньше все эти видения казались ему чем-то вроде призраков, то теперь уже призраком начинает казаться себе он сам.

Юрий замечает, что странным образом перестаёт ассоциировать себя со временем, проведённым на военной службе. Последние пять лет его жизни тонут в этом ненастном осеннем вечере, переставая иметь хоть какое-то значение, и буквально на глазах превращаясь лишь в далёкие и невесомые образы. Реальность и воспоминания меняются местами, вытесняя друг друга из его сознания, пока наконец не остаётся ничего, кроме того самого момента, о котором говорил Бримсон. Момента, когда впереди целая жизнь. Юрий чувствует, что его теперь ничего не держит и не смущает. Совершенно необъяснимо для самого себя он понимает вдруг, что нет больше острова. И нет никакого подпоручика Ленца. Есть только студент Юра. У него был трудный день, и он хочет спать.

Юрий смотрит, как фантом, в очередной раз пройдя мимо по коридору, выливает последнее ведро воды в канализацию, моет руки и, убедившись, что фанера в окне держится хорошо, выключает свет в прачечной и направляется в свою комнату. Юрий встаёт и делает шаг навстречу ему. В этот момент возникает ощущение какого-то странного толчка. Первые секунды кажется, что фантом просто прошёл насквозь. Но вдруг Юрий понимает, что оказался внутри. Запертый в теле самого себя из прошлого, он может лишь беспомощно наблюдать, как физическая оболочка несёт его в спальню, переодевается в сухую одежду, выключает свет, ложится на кровать и закрывает глаза. Юрий всеми силами пытается вернуть контроль над телом: разбудить его или пошевелить. Однако ничего не удаётся. Поначалу им овладевает тревога от незнания того, как долго ему придётся пребывать в таком состоянии. Но, продолжая находиться под воздействием этих странных чар, сознание Юрия становится всё более помутнённым и, в конце концов, плавно растворяется во сне, наполненном очередными воспоминаниями.

XVI

Пять лет назад. Начало июня. Университет путей сообщения. Механический факультет.

На кафедре паровых машин идёт предзащита дипломных проектов. Преподаватели слушают доклады, неспешно изучают пояснительные записки, задают вопросы и высказывают последние рекомендации. Время тянется долго. Проекты рассматриваются в алфавитном порядке, и студенты, чья очередь должна подойти ещё не скоро, толкутся в коридоре, беседуя между собой, и ходят в уборную курить. Юрий и Шура у распахнутого окна играют на подоконнике в точки, используя вырванный тетрадный лист. Из-за угла подходит один из их однокашников. Запыхавшись после подъёма по лестнице, он усаживается на скамью и потрясает свежим номером газеты со словами:

Вот! Сейчас посмотрим! Так-так

Все присутствующие, включая Юрия и Шуру, отвлекаются от своих дел и разговоров и поворачиваются к нему. Кто-то нетерпеливо спрашивает:

Ну, что там?

Погоди. Сейчас прочитаю и расскажу.

Давай вслух!

Парень с газетой откашливается и читает:

Итоги прошедшего накануне внеочередного заседания совета министров и анализ поднятых в ходе оного вопросов, недвусмысленно дают понять ход мысли Его Величества и вектор развития внешней политики Империи в ближайшем обозримом будущем. Не будет откровением отметить, что Высочайше утверждённый указ о формировании новой эскадры и пересмотр бюджета в пользу ускоренной кораблестроительной программы были бы лишены всяческого смысла при любых других обстоятельствах, кроме как при непосредственной подготовке к ведению боевых действий. Неспокойные события, происходящие за океаном, не оставляют никаких сомнений в том, где именно вышеуказанные действия возымеют быть. С учётом тех трудностей, какие испытывает Республика Одинокой Звезды в своей праведной борьбе, обращение Сеньора Президента к Его Величеству с призывом исполнить договорные обязательства является лишь вопросом времени. А посему есть все основания полагать, что уже очень скоро сей призыв будет произведён, равно как и основания полагать, что Император на него откликнется.

Кто-то задумчиво произносит:

Во каша заваривается

Ему отвечают:

Да какая разница? Эти банановые республики постоянно что-то не могут поделить. Серьёзным силам там дел недели на две. Наши утюги приплывут и быстро наведут порядок.

В разговор вступает третий. Начинается дискуссия:

Не стоит забывать, что они находятся на границе Хуанова Треугольника. А это территория Альянса. Им совсем не понравится вмешательство Империи в их домашние дела.

Послушайте! Обе эти банановые республики, как тут кое-кто выразился, являются суверенными независимыми государствами. Они имеют право заключать любые договора и привлекать себе в союзники любого, кого посчитают нужным. Просто одна из них воспользовалась такой возможностью, а другая пока нет.

Ну почему же нет? Там сидит марионеточное правительство, которое как раз с дозволения своего патрона и начало эту войну. Так мало того, Альянс преспокойно поставляет им вооружение. Это ни для кого не секрет.

Никакие винтовки, сколько бы их ни было, не смогут помешать эскадре броненосных кораблей сделать своё дело. Им будет просто нечего противопоставить. Вот увидите! Десант будет высажен, а любое сопротивление подавлено огнём корабельных пушек.

Боюсь, не всё так просто, как ты думаешь. Ведь это война за никелевые шахты, а не за пару-тройку табачных плантаций. Альянс не даст просто так выдернуть их у него из-под носа.

Они не пойдут на открытое противостояние. Лоб в лоб побоятся.

А если нет?

Тогда это будет надолго. И совсем по-другому.

Я вообще не понимаю, зачем это Императору. Какие интересы у нас могут быть там, за океаном?

Это защита слабого государства от хищнических амбиций Альянса. Очень благородная цель, я считаю.

А мне кажется, что Альянс и Империя наконец-то получили возможность померяться силами на территории третьей стороны. Кто бы ни выиграл, больше всех пострадают креолы.

Кто-то окликает Юрия и Шуру:

Ребята, что думаете?

Шура пожимает плечами и отвечает:

Не знаю. Меня это не касается. Но вообще, любое развитие событий можно обратить себе на пользу. В случае серьёзной войны промышленники смогут хорошо заработать. К тому же война есть главный двигатель прогресса. Мы, инженеры, от этого только выиграем. Ну, а если всё быстро уляжется, что ж тем лучше.

Всё-таки ты очень меркантильно рассуждаешь. Ведь там неизбежно будут гибнуть люди, в том числе твои соотечественники.

Ну, на то ведь она и война. А они солдаты. Работа такая.

Юра, а ты что скажешь?

Юрий задумывается ненадолго, а затем говорит:

Думаю, что даже самая благородная война это большая трагедия. Понятно, что иногда она бывает необходима. Наверное, бывают вопросы и противоречия, которые по-другому разрешить невозможно. Но я бы очень не хотел, чтобы мне пришлось иметь к ней хоть какое-то отношение.

Предзащита проходит на удивление спокойно, и Юрий, не получив никаких особых нареканий, кроме дежурных придирок Шильмана, которые при благосклонности заведующего кафедрой Проценко вполне можно проигнорировать, располагает теперь почти двумя неделями свободного времени, не считая последних приготовлений к защите. Осталось только сделать на чистовую два чертежа и сшить пояснительную записку.

Через несколько дней они с Машей встречаются, чтобы пойти в художественный музей. Знаменитый путешественник вернулся из очередной экспедиции в горах и теперь ездит по миру с выставкой сделанных им за это время пейзажей.

Они шагают под руку по тротуару в тени каштанов.

Я так рада, что ты согласился пойти!

О чём речь! Я, конечно, не сильно разбираюсь, но видел открытки с его картинами. С удовольствием взгляну вживую. Очень даже мило. Достаточно простенько нарисовано, но смотреть приятно.

В этом как раз всё дело! Никто больше так не умеет. У него всё такое мощное, уверенное, сделанное широкими мазками, и в то же время нежное. Я читала, что он рисует почти на каждом привале, то есть, по сути, впопыхах и на коленке. Но при этом ни один пейзаж не похож на другой. Каждая гора будто портрет человека.

Ты не расстроена, что мы самого его не увидим? Может быть, всё же стоило прийти на открытие?

Тогда мы бы не смогли как следует рассмотреть картины. Ты представляешь, сколько там было народу? Ещё и журналисты.

Будь у нас иная ситуация, я бы специально повёл тебя к журналистам, чтобы вроде как случайно попасть в кадр. А потом ходил бы с этой газетой и всем показывал.

А что не так с нашей ситуацией? спрашивает Маша с лёгкой ухмылкой.

Ну Эта фотография могла бы попасться на глаз кому-то нежелательному.

Она чуть крепче сжимает его руку и вкрадчиво говорит:

Я очень надеюсь, что скоро это не будет иметь значения. Надоело бояться посторонних глаз.

Желая уйти поскорее от этой темы, которую сам же по неосторожности и затронул, Юрий отвечает:

И я надеюсь. Ну да ладно. С фотографией всё понятно. Но можно было бы попытаться взять у него автограф.

И что, думаешь, я бы повесила его в рамочку и любовалась? Нет, Юра, автограф это чепуха. Вот если бы он мне подарил картину, тогда другое дело. А поскольку так не бывает, нечего там было делать в первый день.

Почему же не бывает? Если б я был художником, и ты пришла ко мне на выставку, очень может быть, что я бы не устоял. Влюбился бы и подарил.

Маша смеётся:

Это тебе так кажется. Если всем подряд раздаривать свои работы, продавать нечего будет.

Он же академик. Что-то мне подсказывает, что у академика средств к существованию должно быть предостаточно и без этого. К тому же я и не говорю, что нужно раздаривать работы кому попало. Только самым красивым и необыкновенным посетительницам выставки.

Что это ты сегодня такой щедрый на комплименты?

Соскучился.

Лукаво взглянув на него, она спрашивает:

Неужели?

Ну конечно! отвечает он, на ходу целуя её.

К этому моменту они уже оказываются около музея и, поднявшись по невысоким ступеням, попадают внутрь.

Выставка проходит в специально предназначенном для этого большом зале, сообщающемся с двумя другими. Посетителей, действительно, совсем немного. Ажиотаж уже схлынул. Юрий и Маша не спеша переходят от одного этюда к другому, вдумчиво рассматривая их и полушёпотом обмениваясь комментариями.

Вначале Юрий с интересом всматривается в пейзажи, раздумывая о свете, цвете и прочих художественных особенностях. Однако в тот момент, когда они доходят до конца очередного стенда и поворачиваются к другой части экспозиции, он бросает взгляд через открытый дверной проём, ведущий в соседний зал, и неожиданно его внимание приковывает к себе одно из старых полотен, висящих там, в дальнем углу. Юрий ещё делает несколько шагов вслед за Машей, но, глядя на очередную заснеженную гору в свете акварельного заката, он ловит себя на том, что перед глазами его продолжает стоять та картина из соседнего зала.

Маша долго любуется изображением старинного монастыря на скалистом утёсе, а затем, не поворачивая головы и продолжая его рассматривать, обращается к Юрию:

Слушай, а забавно Я вот только что подумала: за стенами этого монастыря люди даже не подозревали, что кто-то на другой стороне ущелья сидит с этюдником и их рисует. И получается, что все они есть на этой картине, только их не видно. Интересно, правда? Или это глупая мысль, как считаешь? В этот момент она, наконец, поворачивается и обнаруживает, что Юрия рядом нет. Юра! Маша испуганно озирается по сторонам. Она стоит так в растерянности пару мгновений, а затем интуитивно решает подойти к дверному проёму, мимо которого они только что проследовали. Взглянув в соседний зал, она, наконец, видит его.

Он стоит в дальнем углу около старого потемневшего полотна размером примерно два на четыре аршина и, не отрываясь, смотрит на него. Там изображён древний всадник с понурой головой, стоящий на перекрёстке дорог посреди степи и смотрящий на лежащий перед ним валун с надписями.

Маша подходит к Юрию и тихо окликает его:

Я здесь.

Он оглядывается, словно спохватившись, и говорит:

Ох! Прости. Я хотел только взглянуть поближе. Но что-то задержался.

А я тебя потеряла и даже успела немного испугаться.

Он берёт её за руку и улыбается:

Чтобы загладить вину, я куплю тебе пломбир.

Договорились, улыбается она в ответ, А что тебя здесь так заинтересовало?

Он снова переводит взгляд на картину и, несколько замявшись, объясняет, указывая рукой:

Она случайно попалась мне на глаза, и я вспомнил, что лет десять назад был здесь с родителями. Я тогда обратил внимание, что была на этом камне странная надпись. И сейчас она почему-то всплыла в памяти.

Маша читает вслух:

Как пряму ехати живу не бывати нет пути ни проезжему, ни прохожему, ни пролётному. Направу ехати женату быти. Налеву ехати богату быти.

Юрий кивает и произносит:

Очень напоминает меня, правда?

Маша обнимает его и говорит:

Но нельзя же вечно стоять перед камнем. Придётся куда-то свернуть.

Он вздыхает:

Иногда мне хочется хорошенько разогнаться и расшибить, наконец, об него себе голову.

Двумя неделями позже в университете проходит защита дипломных проектов. Стоит такая жара, что во всём здании нараспашку открыты окна.

Промучившись сорок минут в полном студенческом обмундировании, застёгнутом на все пуговицы, пока отвечал на вопросы комиссии, Юрий, наконец, выходит из амфитеатра в коридор и снимает тужурку. Он хлопает по плечу однокашника, которому предстоит идти после него, перекидывается парой слов с остальными товарищами и направляется в уборную.

Шесть человек, включая Шуру, уже собрались здесь. Один из них принёс в тубусе для ватмана бутылку коньяка и рюмки.

Завидев Юрия, кто-то кричит:

Наши поздравления, коллега! Добро пожаловать в клуб! Господа специалисты, налейте кто-нибудь Ленцу!

Долго же над тобой издевались! восклицает Шура, Сколько поставили?

Юрий молча вешает на дверцу одной из кабинок тужурку, расстёгивает воротник, закатывает рукава сорочки и умывается холодной водой, обтирая шею. Затем он так же молча берёт с подоконника уже наполненную рюмку, выпивает её, подкуривает и, только выпустив облако дыма в окно, наконец, отвечает:

Отлично. Этот старый хмырь из политехнического прицепился ко мне с тепловым режимом. Не понравилась ему толщина стенок. А расчёты, говорит, выполнены на пределе. Пытался всем доказать, что это будет работать только на стенде, а иначе обязательно выйдет из строя. Начал рассказывать про основы термодинамики, будто я второкурсник. Но Проценко за меня заступился. Сказал, что это он настоял так сделать.

А это правда?

Нет, конечно. Он с первого дня мне говорил, что это самое спорное место во всём проекте.

Какой молодчина!

Да уж Столько крови моей выпил за четыре года! Но сейчас спас.

А Шильман?

Ой, да ну его

Все дружно смеются. В это время с улицы слышится голос мальчишки-разносчика газет:

Срочные новости! Срочные новости! Государь издал манифест! Война! Эскадра отправляется в поход! Покупайте Правительственный вестник! Срочные новости!

Студенты высовываются в окно, чтобы посмотреть вниз, на мальчишку. Заняв своё рабочее место на тротуаре, он постоянно вертится, прохаживается туда-сюда, и его то и дело заслоняют прохожие. Тем не менее, на плакате, что висит у него на плече рядом с газетной сумкой, отчётливо видна надпись:

ИМПЕРИЯ ВСТУПАЕТ В ВОЙНУ

Кто-то из товарищей Юрия говорит:

Ну вот. Всё-таки началось. Спуститься что ли, купить? Почитать, что там.

Можешь не суетиться. И так всё понятно, отвечают ему.

Кто-то добавляет:

Да и честное слово, ну какая нам с вами разница? О всеобщей мобилизации даже речи не идёт.

Но кто знает, во что всё это выльется!

Юрий отходит от окна и тушит свой окурок под краном умывальника со словами:

Я думаю, действительно, нет смысла забивать себе этим голову. Уж как-нибудь без нас разберутся. Скверно, конечно, но, видимо, так нужно. А чтобы помочь стране нужно просто делать своё дело. И делать, по возможности, хорошо.

Да, тут не поспоришь. Но следить за тем, что творится в мире, не помешает.

Шура ухмыляется:

В мире всё время будет что-то твориться, хоть следи, хоть не следи.

Кто-то всё-таки идёт на улицу и покупает у паренька газету. Они ещё некоторое время обсуждают новости, а затем, когда коньяк заканчивается, возвращаются ближе к аудитории, дожидаясь окончания защиты.

Неделю спустя, когда до торжественного вручения дипломов остаются считанные дни, на завод Лучинского приезжает Несметов. Он не был здесь с того дня, как выписал Сергею чек для покрытия дополнительных расходов, и вот теперь решил пожаловать с инспекцией. В назначенное время Юрий и Сергей встречают его у проходной.

Александр Осипович подъезжает в своём неизменно отполированном самоходном экипаже, на котором теперь вместо жёсткого верха установлен лёгкий тент от солнца. Он ступает на тротуар, щурясь от июньского солнца, одетый в белый полотняный костюм с галстуком-бабочкой и, широко улыбаясь, приподнимает над головой канотье для приветствия:

Здравствуйте, мои дорогие! Хотите верьте, хотите нет, но я рад вас видеть!

Они жмут друг другу руки. Несметов обращается к Юрию:

Ну что, молодой человек? Могу я вас поздравить с чином специалиста четвёртой категории?

Никак нет! Получил третью. Сдал на отлично! весело отвечает тот.

Вот это да! Сразу одиннадцатый ранг! Сергей, ты только глянь, какой ценный сотрудник! Это на него так практика на твоём заводе повлияла, не иначе. Растишь таланты, можно сказать! Александр Осипович с театральным видом хитро подмигивает Юрию. Все трое смеются. А Несметов продолжает, обращаясь к Лучинскому: Но ты учти, что и оклад специалисту третьего класса полагается соответствующий!

Сергей отвечает:

За это можете не беспокоиться! Вот пусть только получит диплом, и мы его хоть в тот же день оформим по всем, так сказать, правилам.

Ну, славно, славно Что ж, друзья, теперь ведите, хвастайтесь!

Экскурсия длится довольно долго. Как и в прошлый раз, Александр Осипович с неподдельным интересом осматривает предприятие, не скрывая своего удовольствия от всех изменений, произошедших здесь за последнее время. С любопытством и даже каким-то озорством он бродит по новому литейному цеху, рискуя запачкать в сажу белый костюм и бесстрашно тыча раскалённые отливки стальным наконечником своей трости. Он просит оператора, обслуживающего коловратную машину, продемонстрировать её знаменитое свойство практически мгновенно изменять обороты, что тот и исполняет с дозволения Юрия.

Великолепно! восклицает Несметов, Вот теперь я доволен! Но самое интересное ждёт впереди! Господа, у меня есть, что с вами обсудить. Наверное, будет лучше пройти в кабинет. Сергей, веди!

Сняв шляпу, оставив трость у двери и, наконец, усевшись на диван с бокалом виски, Александр Осипович задорно спрашивает:

Что же вы, газеты читаете, радио слушаете?

Вы про войну? спрашивает Юрий.

Да. Я про войну. Точнее, про всё, кроме нее. Перед тобой, Сергей, открываются невиданные доселе возможности.

Признаюсь, я не очень понимаю, о чём речь, отвечает Лучинский.

Я тоже, добавляет Юрий.

Не удивлён. Хотя мне кажется, что тут всё очевидно. Видите ли, те военные корабли, что со дня на день готовятся к отплытию это только начало. Как только наши более-менее там освоятся, наступит черёд коммерции. Банановые республики не слишком-то избалованы разнообразием товаров. Но теперь, когда между нами отменены любые пошлины, было бы преступлением не ворваться туда в первых рядах со своей продукцией. В составе эскадры пойдут два парохода Красного Креста. На одном из них отправятся мои агенты. Они выяснят всё, что касается возможности открытия там филиала нашего банка. Заодно можно закинуть удочку насчёт ваших машинок. Я уже дал им пачку новых буклетов. Хоть кто-то да заинтересуется. С первым же почтовым пароходом вы сможете отправить товар. Дальше станет проще благодаря сарафанному радио. Тем более, после появления у вас собственной домны, я считаю, нужно расширять ассортимент всё, что можно быстро и дёшево отливать. Утюги, молотки, гири, пресс-папье, что угодно. Юра, тебе стоит этим заняться.

Юрий с Сергеем переглядываются, а Несметов продолжает:

Не теряйте времени! Ковать железо нужно, пока горячо. Капитализм благословение для тех, кто умеет приспосабливаться к этому изменчивому миру и быстро принимать решения.

Они ещё долго говорят о политике, о делах. Хорошо зная особенности характера Сергея, Александр Осипович умело ведёт разговор в нужном русле. Ему удаётся заинтересовать Лучинского и убедить его в своей правоте. Тот начинает всё больше волноваться в предвкушении открывающихся перспектив. Несмотря на лень и инертность, разговоры о прибыли, всегда пробуждают в нём живейший интерес. За свою жизнь Сергей привык, что всё, что ему нужно, само идёт в руки, и для этого не нужно прикладывать никаких особых усилий. И, в общем, так оно и было. Привлекательная внешность помогала при общении с женщинами, ссора Ивана Степановича с зятем позволила стать владельцем завода, потом было наследство в виде доходного дома и, наконец, Несметов, который с недавнего времени довольно активно и, по сути, безвозмездно участвует в организационных вопросах, став идейным вдохновителем модернизации и даже спонсором.

Теперь, слушая Александра Осиповича, Сергей представляет себе плывущие через океан корабли и жаркие страны, где, укрывшись от полуденного зноя, то здесь, то там на верандах сидят за шитьём смуглые женщины. И перед каждой стоит швейная машинка с клеймом Luchinsky. Такая по-детски утрированная картина, похожая на изображение в рекламном проспекте и возникшая в воображении Сергея под влиянием слов Несметова, невероятно льстит его чрезмерному самолюбию и затмевает собой все другие мысли и образы. Очень скоро Лучинский оказывается буквально влюблён в эту идею.

По окончании разговора Александр Осипович, несколько расчувствовавшись от выпитого, горячо прощается с шурином и племянником, обнимает их напоследок и с чувством глубокого удовлетворения уезжает.

Сергей, потирая руки в приятном волнении, обращается к Юрию:

Во как! Слыхал? Серьёзные дела намечаются! Я всегда знал, что хватку ослаблять нельзя! Нужно всё время следить за обстановкой и при первой же возможности: Раз! Он бьёт кулаком в ладонь. Такой случай! Ну! Кто бы мог подумать! Казалось бы! Ох и шельмец этот Несметов! Всё у него схвачено Но и я не промах! Вот увидишь! Мы всё организуем как надо! Ты, главное, следи за производством. Подумай насчёт этих, как их там Утюгов, ну и так далее А я уж займусь! Новые рынки! Новые горизонты! Будем плавать туда, как к себе домой!

Юрий кивает и вежливо улыбается. Будучи не жадным до денег, он не испытывает такого щенячьего восторга, как Сергей, понимая, к тому же, что для осуществления этих планов придётся преодолеть ещё множество трудностей, о которых они пока даже не подозревают. Однако он соглашается, что идея, действительно, хороша.

Лучинский тем временем садится на край стола и, замолчав на время, мечтательно смотрит в окно. Затем, хлопнув себя по колену, будто вспомнив что-то важное, он вновь обращается к племяннику:

Прекрасный денёк! Сегодня мне улыбается удача. Нахально так высунулась из-за угла и улыбается. Думаю, нужно не упускать такую возможность, пока везёт! А, как считаешь?

Юрий сразу понимает, о чём идёт речь. Конечно, он не любит, когда Сергей посещает игорный дом, памятуя про возникшие из-за этого прошлогодние проблемы. Но, с другой стороны, это ему на руку. В такие дни он засиживается за игральным столом допоздна, и Маша будет одна дома.

Главное, сильно не рискуйте, Сергей Иванович, дружелюбно отвечает он дяде.

Ты же меня знаешь! Я всегда тонко чувствую. Сейчас нужно действовать, пока фортуна не ускользнула. Он снимает телефонную трубку и вызывает себе экипаж, а затем опять обращается к Юрию: Тебе, случайно, не нужно никуда в сторону Роз Таше? Могу подвезти.

Нет, благодарю. Я хотел зайти к Павлу Семёновичу. Хочу проконсультироваться насчёт наших новых планов. Интересно, что он скажет.

Ох! Ну что ж Обмен мнениями, значит Это правильно, да. Это я поддерживаю. Перенимай опыт, но знаешь, сильно его не слушай. А то он ворчит постоянно. Всё ему не так. Не угодишь старому чёрту. Лучинский надевает шляпу, берёт трость и, уходя, бросает: Что ж! Успехов! Когда закончишь, не забудь запереть кабинет.

С недавнего времени Юрий стал пользоваться у него большим доверием и получил собственный ключ. Доступ к сейфу, разумеется, всё равно остался только у Сергея. Однако Юрию он и не нужен. Проводив Лучинского, он минут сорок обсуждает с начальником производства перечень и объёмы новой продукции, которую можно было бы в кратчайшие сроки начать производить для отправки за океан, а затем возвращается в кабинет и звонит в квартиру Лучинских. Юрий слышит в трубке тихий голос Маши:

Алло.

Привет!

Юра! Привет! заметно, что она обрадовалась.

Чем занимаешься?

Пересаживаю герань в новый горшок. А то она совсем зачахла. Прямо, как я.

А я как раз собирался приехать и всячески поднимать тебе настроение.

Я не уверена, что сегодня у нас есть время.

Только что наш общий знакомый с моего благословения поехал кутить. Так что, надо полагать, вернётся он нескоро.

Ну смотри сам. Мне, в общем, особо терять нечего.

Так ты хочешь, чтобы я приехал?

Ну, конечно, хочу!

Тогда жди! Целую.

Целую.

Проходит несколько часов. Жаркое летнее солнце давно уже перевалило за зенит и медленно движется к горизонту.

Утомлённые и довольные, они лежат, обнявшись, на стоящем около клавира диване, покрытом небрежно наброшенной и уже наполовину сползшей на пол простынёй.

Ты придумала, что будешь делать летом?

Тут и думать нечего. Как обычно, сбегу от мужа к родителям. Честно говоря, я надеялась, что ты поедешь со мной, Маша ласково, но пристально смотрит на Юрия.

Ухмыльнувшись, он отвечает:

Целое лето жить в гостинице это для меня непозволительная роскошь. Тем более в разгар курортного сезона.

А давай ты будешь жить у меня дома.

Это как?

Ну вот так.

А родители?

Родители очень меня любят. Они всё поймут.

Как-то это странно. Неловко, что ли

Что неловко?

Ты ведь замужем. И приведёшь меня домой знакомиться с родителями, будто я твой жених. И даже ещё хуже Ну, я имею в виду, что для них это всё, наверное, будет сильным потрясением. К тому же я могу им не понравиться. И даже, скорее всего, не понравлюсь.

Уж поверь, они настолько терпеть не могут Сергея, что будут только рады.

А если он приедет? Да и вообще, как ты себе это представляешь? И как жить потом, когда мы вернёмся сюда?

А если мы не вернёмся? Ты же сможешь найти работу и там.

Мне кажется, что это всё как-то очень не вовремя.

Она садится и, недовольно глядя на него, спрашивает:

А когда будет вовремя?

Слушай, сегодня на завод приезжал Александр Осипович. Он собирается отправлять в тропики своих людей. Будет открывать там филиал Земельного Банка.

И что?

Он предлагает нам с Сергеем тоже наладить торговлю с креолами.

Она изумлённо поднимает брови:

Вам с Сергеем?

Ну да. Разумеется, бесконечно машинки никто не будет покупать, но это выход на новый рынок. Отличное начало.

Маша совсем меняется в лице. Она молча встаёт и начинает раздражённо и одновременно как-то рассеянно одеваться и поправлять растрёпанную причёску. Юрию становится очень неуютно. Он тоже быстро одевается и подходит к Маше, пока та стоит перед зеркалом, приводя себя в порядок.

Маша, ну ты чего?

Ничего! Вот именно, что ничего! отвечает она резко и швыряет в сторону расчёску.

Никогда прежде не видя её в таком состоянии, Юрий от неожиданности даже делает шаг назад. Он совсем не знает, как себя вести. Маша тем временем складывает и уносит простыню, а потом садится на диван, закрывает на мгновение руками лицо, собравшись было, видимо, заплакать, но берёт себя в руки и, глубоко вздохнув, спрашивает:

Скажи мне, наконец, чего ты ждёшь?

Он растерянно, как бы оправдываясь, отвечает:

Я просто хочу встать на ноги, поправить дела. Всё слишком хорошо складывается, чтобы просто так взять и бросить.

Что значит просто так? Для тебя это просто так?

Не придирайся к словам. Ты же понимаешь, о чём я говорю. Нужно ещё какое-то время подождать. И тогда можно будет

Она эмоционально перебивает его:

Да я прекрасно понимаю, о чём ты говоришь. Но, видно, ты совсем не понимаешь меня! У меня нет времени!

Юрий испуганно смотрит на неё.

Ты это о чём?

Маша снова тяжело вздыхает:

Юра, мне тридцать три года. Из них одиннадцать лет я потратила на человека, который ни во что меня не ставит. Первые годы я думала, что А, впрочем, неважно Я просто Ты думаешь, я не знаю, что про меня говорит Алла Петровна? Что я меркантильная и эгоистичная! У меня несколько раз был с ней не самый приятный разговор. Ей невозможно объяснить, что дело вовсе не во мне, а в её ненаглядном сынке! Но никакие мои доводы не действуют. Или ещё хуже действуют, но имеют совершенно обратный эффект. Какие бы я не предоставляла доказательства того, как он отвратительно себя ведёт, и вообще всей его гадкой натуры, в ответ всегда одно и то же: или такого не может быть, или я сама виновата. Сколько было истрёпано мне нервов вопросами и упрёками насчёт детей! А между тем это ведь он заявил, что даже и слышать об этом не желает! Я-то хотела. Давно, правда. К счастью мне хватило ума не заниматься самодеятельностью и не пытаться заставить его изменить своё мнение, поставив перед фактом. Ничем хорошим это всё равно не закончилось бы. И тем те менее!

Что же ты от него раньше не ушла? робко спрашивает Юрий.

Сначала из-за наивности. Я была влюблена, и мне казалось, что этого вполне достаточно. Потом была надежда, что лаской и заботой удастся его изменить, заставить относиться и к жизни, и ко мне иначе. А когда, наконец, стало понятно, что я стучусь в закрытые двери, оказалось, что незаметно прошло уже почти семь лет.

Юрий молча слушает. До сих пор они ни разу не говорили на эту тему, стараясь вообще поменьше упоминать Сергея. Маша продолжает:

Я тогда почувствовала себя так, будто оправилась от тяжёлой болезни. Не осталось ни любви, и никаких других чувств, кроме разочарования и обиды. Жила как-то по инерции и не знала, что делать дальше А потом появился ты. И теперь я точно знаю, что больше так жить не хочу. В конце концов, я Голос её срывается. Она всё-таки не выдерживает и начинает плакать. Юрий подсаживается рядом и обнимает её. Сквозь слёзы она продолжает говорить: Я просто хочу быть счастливой! Понимаешь? Начать, наконец, жить по-настоящему. Хочу нормальную семью, детей, хочу знать, что меня любят. Я больше так не могу! Юра, пожалуйста, давай уедем! Давай бросим это всё, умоляю тебя! Или Или ты не хочешь связываться со старухой?

Да что ты такое говоришь?! Какая же ты старуха?

Скажи мне честно! Может быть, для тебя это всё забавное приключение, а я придумала себе что-то опять, как дура!

Машенька, я очень тебя люблю!

Так спаси меня! Ах! Зачем я только в это ввязалась! Конечно, ты не хочешь со мной жить! Я скоро начну стареть, и ты всё равно уйдёшь! Но я надеялась, что хотя бы какое-то время мы сможем счастливо прожить вместе, пока этот момент не настанет! Хотя бы несколько лет Маша рыдает всё сильней и сильней. А Юрий настолько шокирован её словами, что даже не знает, что ответить. Она говорит: Прости меня, я вовсе не хочу ломать тебе жизнь! Просто скажи честно, чтобы я не мучилась! Ты бы хотел стать моим мужем?

Я хочу. Но семья ждёт от меня совсем другого. Никто этого не поймёт и не поддержит.

Для тебя так важно их мнение?

Но ведь это же мой долг

Она ещё какое-то время плачет у него на руках, потом всё-таки немного успокаивается, вытирает лицо, выпрямляет спину и уже более спокойно говорит:

Знаешь, мои папа и мама всегда говорили, что главная задача родителей сделать так, чтобы их дети были счастливы. Всё остальное неважно.

Но ведь нельзя же жить без оглядки на мнение родителей.

Жить с оглядкой и беспрекословно подчиняться это совсем разные вещи. Как учительница я убеждена, что родители должны действовать в интересах своих детей, а не наоборот.

Это очень тяжело для меня

Трусишь?

Он тяжело вздыхает:

Да. Боюсь остаться ни с чем.

А я? Я не считаюсь?

Я хочу смотреть в будущее с уверенностью. Сейчас у меня в руках гарантированная кормушка, которая решает почти все мои проблемы.

Разве твои?

Не знаю

Ты же сам говорил про чудеса. А в твоём нежелании распрощаться с этим проклятым заводом нет ничего чудесного.

Завод это деньги. Нет никаких гарантий, что мне удастся устроиться на хорошую работу, уйди я сейчас от Сергея. Если семья встанет на дыбы и отвергнет меня, а это обязательно случится, когда всё откроется, то никто и никогда мне уже не поможет. Ни Несметов, и ни кто-то ещё. Ты сама хоть понимаешь, что, возможно, нам придётся жить совсем не в таких условиях, к которым ты привыкла. Не будет у тебя ни лифта, ни керогаза, ни горячей воды из крана.

А мне это всё и не нужно.

Ты так говоришь, пока у тебя всё это есть.

Неправда. И ты это знаешь. К тому же почему ты так уверен, что этого не будет? На Сергее свет клином не сошёлся. Есть и другие предприятия. Ты же умный, сможешь себя показать и в другом месте. Не держись ты за этого дурака! Неужели тебе мало моей поддержки?

Юрий обхватывает голову руками и говорит:

Я не знаю, что делать.

Знаешь.

Давай я пойду домой и хорошо подумаю. Может Может быть

Звучит как-то не очень, Юра

Сейчас я не могу тебе ничего ответить.

Тогда иди, тихо произносит Маша, не глядя на него.

Подавленный и растерянный, Юрий выходит из парадной, подкуривает и медленно начинает брести в сторону Карповки. Через полчаса на одной из улиц ещё издали он замечает окружённую толпой людей медленно движущуюся навстречу ему запряжённую клячей повозку, из которой, поворачиваясь в разные стороны, что-то вещает в рупор человек во фраке и цилиндре. Юрий подходит всё ближе.

Сама повозка украшена множеством маленьких национальных флагов Империи и заморской Республики. Рядом с ней идут сёстры милосердия с красными крестами на фартуках и с корзинами в руках, двое армейских унтер-офицеров в парадно-выходной форме, раздающих всем встречающимся мужчинам какие-то листовки, и позади двое конных жандармов, со скучающим видом следящих за порядком.

Юрий отходит к стене здания, чтобы пропустить процессию. Вблизи ему хорошо видно, что у стоящего в повозке мужчины фрак изрядно обшарпан и изъеден молью, а на цилиндр повязана белая лента с таким же красным крестом, как на фартуках у сестёр. Поднося ко рту рупор, он кричит:

Дамы и господа! Не оставайтесь безразличными! Государь всем нам показал пример благородства и готовность прийти на выручку нуждающемуся! Последуем же его примеру! Делайте пожертвования! Кто сколько сможет! Каждая монета пойдёт на помощь мирным жителям, пострадавшим в нынешней войне! Так же, господа, не забывайте, что вы всегда можете внести свой вклад в победу справедливости, поступив на службу в войска Его Императорского Величества! Хороший оклад, пенсии и льготы для отпрысков при получении образования! Чего ещё может желать мужчина в своей жизни?!

Кое-кто из прохожих кладёт деньги сёстрам в корзины, некоторые молодые люди сами подходят и берут листовки из рук солдат.

Юрий хмуро наблюдает за мероприятием, ожидая, когда все они, наконец, освободят тротуар, чтобы можно было двинуться дальше. Проходя мимо, один из унтеров протягивает ему листовку, сложенную наподобие конверта. Не испытывая особого интереса, Юрий всё же берёт её и бегло рассматривает.

На лицевой стороне картинка, изображающая имперского и республиканского солдат, которые жмут друг другу руки на фоне развевающихся флагов обеих стран. Внутри напечатано: Дело для настоящих мужчин! Записывайся в экспедиционный корпус! Борись за правое дело! Сзади указан адрес, куда следует обращаться желающим поступить на службу.

Собравшись было выбросить ненужную ему бумажку, но, не увидев поблизости урны, он кладёт конверт в карман пиджака и мгновенно про него забывает.

Процессия тем временем уже прошла мимо, и Юрий, погружённый в свои мысли, продолжает путь домой.

Через несколько дней в университете, наконец, наступает день торжественного вручения дипломов.

Стоя вместе со своей группой в новенькой чиновничьей тужурке с чёрными инженерными петлицами на сцене актового зала и сжимая в руках заветную красную книжку, пока проректор произносит поздравительную речь, Юрий смотрит в зал. Все места заняты родственниками и друзьями выпускников. К кому-то пришли родители, братья и сёстры. К кому-то невесты. С нескрываемым чувством гордости смотрит на Шуру Анна. Среди гостей есть и Софья Ивановна сидит рядом с Шильманом. Поймав на себе взгляд сына, она машет ему рукой.

Юрия это не радует. Напротив, становится как-то неприятно и досадно. Больше всего ему сейчас хотелось бы, чтобы здесь оказалась Маша. Чтобы в этот торжественный и такой важный для него момент именно она была рядом. В последнее время, а особенно после прошлого их разговора, его не покидает чувство тревоги. Подобно зверю в клетке, бродящему из угла в угол без возможности выбраться наружу, мысли Юрия будто бы бьются об одни и те же стены, перепутываются друг с другом и без какого-либо результата снова начинают это почти что хаотичное движение. Ничто не может поднять Юрию настроение. Ему не хочется общаться ни с товарищами, ни с матерью, ни с кем-либо ещё. В этот праздничный день он ловит себя на мысли, что его просто тошнит от всего происходящего.

Когда группа Юрия, наконец, спускается в зал, уступая место на сцене другим, он подходит к матери и Шильману. Софья Ивановна обнимает его и целует в щёку со словами:

Поздравляю, сынок! Отец бы очень тобой гордился. На глазах её выступают слёзы, но она быстро их вытирает.

Шильман жмёт Юрию руку и говорит:

Что ж, Юра! Рад, что ты всё-таки осилил. Много же я на тебя нервов извёл! Но всё не зря, не зря.

Что касается потраченных нервов, то здесь у нас с вами паритет, Андрей Николаевич, вежливо улыбаясь, отвечает Юрий.

Шильману его ответ явно приходится не по душе. Он недовольно хмыкает.

После того, как всем выпускникам были вручены дипломы, приходит время праздничного концерта, подготовленного университетской самодеятельностью под руководством Зинаиды Павловны. Софья Ивановна и Шильман в приподнятом настроении. Они о чём-то тихо беседуют. Юрий сидит рядом, мрачно глядя в одну точку. Через полтора часа, по окончании мероприятия, когда все уже собираются уходить, Шильман спрашивает нарочито громко:

А что же ты, Юра, не участвовал в представлении? Сыграл бы нам что-нибудь на рояле. Хоть какая-то польза была бы от твоего так называемого хобби!

В ответ Юрий молча смотрит таким взглядом, что Андрею Николаевичу вдруг становится не по себе. Непонятно, то ли молодой Ленц не расслышал колкости, то ли собирается прямо сейчас наброситься на своего бывшего куратора с кулаками. Шильман поспешно прощается, целует руку Софье Ивановне и удаляется.

Этим же вечером выпускники кафедры паровых механизмов, следуя традиции, собираются в ресторане Старый Город, чтобы отметить окончание учёбы. Это мероприятие планировалось давно и считалось чем-то, что не подлежит обсуждению. Целый зал был заказан на этот день, и студенты знали, что придётся прокутить кругленькую сумму. Однако традиция того требовала, и никто не спорил, даже те, кто был из небогатых семей и жил на одну стипендию, еле сводя концы с концами, хоть им и приходилось откладывать для этого деньги ещё с Нового Года.

Настроение у Юрия прескверное. И хоть он, как и все, ещё давно сделал свой взнос, необходимость сегодня посещать ресторан его тяготит. Он, конечно, мог бы и отказаться, но, всё же надеясь, что в шумной и весёлой компании удастся хоть немного развеяться и отвлечься от своих мыслей, решает пойти.

Идёт время. Играет гитарный ансамбль, пустеют штофы, сквозь табачный дым звучат тосты и анекдоты. Среди всеобщего веселья Юрий сидит с таким чувством, будто его здесь попросту и быть не должно. Выпил он уже достаточно много, но то ли из-за плотной закуски, то ли из-за своего состояния, остался почти трезв. Шура же, напротив, пьян, весел и ужасно словоохотлив. В его жизни всё складывается, будто в сказке, и за собственным счастьем он в последнее время не сильно обращал внимания на то, что в душе у друга происходит какой-то разлад. Юрий и сам не очень-то стремился делиться своими переживаниями. И теперь он только кивает да изредка ухмыляется на реплики Шуры. Делает он это больше из вежливости, даже особо не вслушиваясь.

Наконец, Юрий приходит к выводу, что его пребывание здесь не имеет никакого смысла. Он смотрит на лица людей, бок о бок с которыми провёл предыдущие четыре года своей жизни, и его неожиданно охватывает чувство отвращения. Всё вокруг кажется каким-то бессмысленным и неправильным. Не выдержав, он хлопает Шуру по плечу и говорит ему на ухо:

Что-то устал я. В сон клонит. Пойду домой.

Да ты что! Мы же только начали!

Вот и гуляйте. А я, правда, сейчас усну.

Не желая ни с кем разговаривать и прощаться, он уходит в уборную, а затем, тихо забрав из гардероба плащ и фуражку, покидает ресторан.

Разумеется, домой Юрий идти не собирается. Он отчётливо понимает, что с завтрашнего дня начнётся совсем другая жизнь. И начать её хочется как надо. Не тянуть с собой дальше неразрешённые вопросы, сомнения, обиды. Проснуться завтра и сразу начать поступать правильно, без колебаний, не оглядываясь назад. Но как именно поступить, Юрий решить не может. Он бесцельно бродит по вечернему городу, заходит в Шкатулку, начинает смотреть там какую-то ленту и, не досмотрев сеанс, уходит. Потом покупает бутылку вина, но, не выпив и половины, отдаёт её встретившемуся по пути попрошайке.

Таким образом, к полуночи ноги сами приводят его на Севериновы Луга.

Юрий долго сидит на скамье в аллее между домами, курит и смотрит в чёрные окна на пятом этаже. В какой-то момент он решает, что нужно дождаться утра и, как только откроется парадная, заявиться к Лучинским, раскрыть все карты перед Сергеем и расставить, наконец, все точки над i. Уж будь что будет.

Но до утра ещё долго. Время идёт, и чем дольше Юрий думает об этом и старается настроить себя на правильный лад, тем страшней ему становится. Он представляет себе реакцию Сергея, истерику матери, возмущение Несметова. Юрию кажется, что это будет поистине чудовищный скандал. Вся жизнь перевернётся с ног на голову и покатится неизвестно куда. А Маша? Будет ли она честна с ним? Не отступится ли в последний момент? Вдруг она передумает и решит остаться с Сергеем? В таком случае Юрий только зря себя погубит. А если нет? Если оставить всё как есть? Сможет ли он сам продолжать дурачить Сергея, зная, что Маша уже этого не выдерживает? Ведь своей нерешительностью Юрий делает её всё более несчастной. И она права так больше продолжаться не может.

Настолько противоречивый выбор, да ещё и с такими далеко идущими последствиями, перед Юрием никогда прежде не стоял.

Оказавшись неспособным ни на что решиться, он отправляется домой и, добравшись туда почти под утро, засыпает.

Он просыпается почти в полдень. На улице ярко светит солнце, и стоит жара. Но старый дом хорошо сохраняет прохладу. Юрий долго лежит неподвижно, как бы, не решаясь начать этот первый день новой жизни. В конце концов, он садится на кровати и смотрит в распахнутое окно, завешенное полупрозрачным тюлем. Мимо по дороге пробегают дети, играющие в догонялки. Чуть позже, уже в другом направлении, ведомая под уздцы лошадь неспешно тянет за собой поломанный самоходный экипаж. Юрий тоскливо и в то же время тревожно продолжает глядеть на улицу. Его занимают всё те же вчерашние мысли, будто он и не спал. Дома тихо. Шагов матери не слышно, радио молчит. Софья Ивановна говорила, что собирается сегодня пойти в гости к подруге. Судя по всему, её нет дома. Юрий думает об этом с некоторым облегчением ему не хочется ни с кем разговаривать. Вот он видит, как к его дому подходит почтальон. Слышно скрип и слабый стук наружной дверцы почтового ящика, и вот уже письмоносец отправляется дальше.

Юрий в одних кальсонах спускается проверить почту. В полумраке первого этажа он не глядя извлекает из ящика содержимое, возвращается наверх и, усевшись в своей комнате за стол, начинает рассматривать корреспонденцию. Газеты и журналы Юрия сейчас не интересуют, их он сразу откладывает в сторону. И теперь в руках у него остаются два конверта. Оба адресованы ему. Один от Лучинского, второй анонимный.

Вместо телефонного звонка Сергей решил поздравить племянника с получением диплома в характерной для него пафосной манере. В письме, написанном излишне витиеватым почерком и перегруженном речевыми оборотами, он сообщает, что рад, наконец, назвать Юрия компаньоном и приглашает его посетить завод с документами на руках для того, чтобы официально оформить договор о найме в качестве заместителя директора.

Для Юрия такая постановка вопроса оказывается полной неожиданностью. Уже год он, по сути, и является вторым человеком на заводе, получая при этом всего лишь половину ставки технолога. Он думал, что, официально устроившись, сможет рассчитывать уже на полную ставку, но даже и помыслить не мог о назначении на должность заместителя директора. Очевидно, сделать Юрию такой подарок Сергея надоумил Несметов.

Ему впору было бы плясать от радости, но он лишь кладёт поздравительное письмо обратно в конверт и с тревогой смотрит на анонимку. Внимательно присмотревшись, он замечает, что адрес получателя написан знакомым женским почерком. Маша много раз писала ему в тетради домашние задания, и он запомнил. Юрий трёт переносицу и тяжело вздыхает. Не ожидая от этого письма ничего хорошего, он вскрывает конверт.

Юра, я уезжаю к родителям. С Сергеем больше жить не могу и никогда к нему не вернусь. Из гимназии я уволилась ещё две недели назад. Прекрасно понимаю, что неправильно с тобой так поступать, но не вижу другого выхода. Если ты, действительно, любишь меня и готов связать со мной жизнь, тебе придётся пойти против интересов своей семьи. Знаю, будет трудно, но верю, что вместе мы сможем справиться с любой бедой.

Прошу: решайся, или мы больше никогда не увидимся. Можешь не отвечать на это письмо. Если ты не приедешь до конца лета, я буду считать, что всё кончено.

Твоя Маша.

Внутри у Юрия всё сжимается. Он несколько раз перечитывает письмо, потом машинально складывает его обратно в конверт, встаёт из-за стола и, сложив руки за спиной, глядит в одну точку. Вот и всё! Маша не выдержала. Последняя надежда, что всё утрясётся само собой, исчезла. Теперь третьего не дано. Он почувствовал себя зажатым в ловушке между этих двух писем. Захотелось курить.

В плаще, в котором Юрий пришёл сегодня домой, он обнаруживает лишь пустую пачку. За ночь он выкурил всё. Он начинает проверять тужурку, затем пиджак. В одном из его карманов вместе с заветными сигаретами, Юрий нащупывает ещё один конверт. Это та самая брошюра, которую он взял из рук солдата во время агитационного шествия. Он небрежно бросает её на стол рядом с письмами, отодвигает занавеску и уже собирается подкурить, как вдруг в его памяти всплывает какой-то знакомый образ. Он внимательно смотрит на конверты, садится за стол и медленно раскладывает их в ряд, тихо проговаривая:

Пряму ехати живу не бывати Направу ехати женату быти. Налеву ехати богату быти.

Юрий читает адрес явки на агитационной листовке, а затем ещё долго сидит, глядя то в окно, то в стену или курит, стоя у окна. В итоге он принимает неожиданное для самого себя решение. Открыв в стене дверцу печи, он сжигает все три конверта и, убедившись, что от них остался только пепел, одевается, берёт документы, деньги, сигареты со спичками и покидает дом.

* * *

Юрий просыпается в своей комнате. На улице ярко светит солнце, и стоит жара. Но в доме прохладно. Он долго лежит неподвижно, пытаясь понять, явь ли это, или всё же очередной фокус острова. Помня, что и оказаться на кровати, и заснуть ему пришлось против своей воли, он осторожно пробует пошевелиться и с облегчением обнаруживает, что тело ему повинуется. Юрий медленно садится и осматривает себя. Он в одних кальсонах, а на теле нет всех тех ссадин и мозолей, что он получил за время, проведённое на острове. И самое главное нет шрама на предплечье, который остался после того, как год назад во время внештатного ремонта на Княгине Хельге, проводимого при сильном шторме, он налетел на торчащую шпильку и распорол руку от запястья до локтя. Юрий обводит взглядом комнату. Часы на стене показывают почти полдень. Через распахнутое окно, занавешенное полупрозрачным тюлем, видно, как мимо по дороге пробегают играющие в догонялки дети. Вскоре появляется лошадь, тянущая за собой поломанный самоходный экипаж.

Всё в точности как тогда.

А вот и почтальон переходит улицу и, опустив корреспонденцию в почтовый ящик на двери, направляется дальше. Юрий встаёт и, почти по пояс высунувшись в окно, провожает его взглядом, а затем настороженно оглядывается по сторонам, всё ожидая какого-то подвоха. Но ничего не напоминает об острове. Улица и люди, небо и тёплые солнечные лучи всё это такое же, как тогда, в день, когда он последний раз был дома.

Юрий начинает понимать, что новых видений уже не будет. Остров привёл его к точке назначения и оставил. Будто не было ни этого странного приключения, ни предшествующих ему бессмысленно прожитых пяти лет. И впереди теперь снова целая жизнь.

Он идёт вниз, забирает почту и направляется обратно, но, проходя мимо зеркала, вдруг останавливается. В отражении он видит совсем не того человека, каким стал за последние годы. На него глядит молодой парень со взъерошенной пышной причёской, румяный и гладко выбритый. Можно было бы сказать, что Юрий совершенно вернулся к своему прежнему облику пятилетней давности, если бы не глаза. Его посещает мысль, что, видимо, этот уставший взгляд останется с ним теперь навсегда.

Вернувшись в свою комнату, он просматривает письма. Прекрасно помня их содержание, он лишь хочет удостовериться, что всё действительно происходит так, как и должно. В этот раз он не собирается повторять своей ошибки. Нет ничего важнее счастья. Теперь он точно в этом уверен.

Юрий собирает чемодан, запаковывая в него только самые необходимые вещи, одевается, берёт документы, деньги, сигареты со спичками, кладёт во внутренний карман Машино письмо и покидает дом.

1. Да, сеньор. (исп.)

2. Пожарный (исп.)

3. Кто там? (исп.)

4. Disculpe! Estoy buscando al comandante Sipaev.

   Прошу прощения! Я ищу майора Сипаева. (исп.)

5. Ну ладно (исп.)

6. Adis!

   До свидания! (исп.)